В тысячный раз она стала вспоминать.
Как только она открыла глаза, то ужаснулась. Вокруг были страшные уродливые рожи. Обладатели гнусных физиономий обливали ее потоком не менее гнусных ругательств, больно дергали ее за крылья, вырывали перья, царапали кожу, пытались выцарапать глаза. Кричать Аланка не могла, сопротивляться тоже, в голове гудело, руки и ноги отказывались повиноваться.
— А, ну, разойтись всем, — властно сказал кто-то.
Аланку оставили в покое. Она смотрела слезящимися глазами куда-то, откуда должен был прийти новый, неизвестный спаситель, а может быть и новый мучитель. Невысокий, хромой и косой горбун подошел к ней. Рывком поднял ее и поставил на ноги. На секунду она потеряла сознание, но собрала силы и открыла глаза. Перед нею была небольшая деревянная доска, на которую ее и швырнули, привязали, сунули кляп в рот и понесли куда-то. Впереди мутно маячило какое-то страшное деревянное строение. Аланку внесли в это строение и подняли на какую-то башню, где отвязали, и усадили на топчан.
Горбун пал перед нею ниц, потом встал, отвесил земной поклон и сказал:
— Вы, вероятно, устали, мадам.
Аланка вздрогнула, так неожиданно было слышать от человека такие речи.
— Я велю подать вам воды, умойтесь и ложитесь спать, вам сейчас это нужнее. Я приду после.
Горбун еще раз поклонился и вышел. Принесли воду. Дрожа, Аланка кое-как привела себя в порядок и легла на жесткое ложе, укрывшись какими-то шкурами, и так проспала без малого сутки. Когда она проснулась, пришли люди, которые заковали ее крылья. Приходили женщины, которые давали ей специальное зелье, после него Аланка долго спала, но каждый раз просыпалась и чувствовала себя гораздо лучше прежнего.
Горбун явился к ней, когда Аланка была уже совсем здорова. С ним пришли слуги и принесли деревянное кресло. Горбун уселся на него напротив Аланки и учтиво поклонившись, начал:
— Имею честь представиться, Влад — староста этой деревни, последний хранитель знаний. Ваше имя, мадам?
— Аланка. Я бывшая горничная его величества Короля Лирании Павлеса Теорга.
— Приношу извинения за неудобства, мадам.
— На наш корабль напали, мессир Влад.
— Я знаю. Я лично отдал приказ стрелять по вашему кораблю.
— Но зачем?
— Я не знаю, что тогда на меня нашло. Это очень запутанная история. Скорее всего, я разозлился на Лиранию, когда увидел ваш корабль, мадам, прошу прощения, но кажется, меня обманули ваши вожди. Однажды, к нам пришел Лираниец, он сказал, что занимает очень высокий пост в государстве, и хотел бы, чтобы люди, вновь стали неотъемлемой частью Лирании, но пока не знает, как это сделать. Он предложил на время одолжить нам пушки, всего три штуки, но это, на мой взгляд, много. Он обучил моих людей пользоваться орудиями, когда привез пушки, а потом исчез, насовсем. Я уже долгие годы жду этого человека, а тут я увидел ваш корабль. Меня охватила злоба. Я отдал приказ, и мои люди выстрелили из пушек. Потом, когда нашли вас, я понял, что произошло, и теперь прошу у вас помощи.
— Чем я могу помочь?
— Вот уже не одно тысячелетие, мы — люди, находимся под гнетом страшного проклятия. Нам необходимо снять его, тогда мы можем надеяться хоть на что-то. Вы наверняка знаете, что надеяться это глупо, но нам людям надежда так нужна. А еще нам нужна птица-дева, которая правила бы нами, пока не найдется удачный способ снять проклятие. Само ваше правление, это уже надежда на избавление. У нас ничего нет, так дайте нам хоть что-то.
— Странно слышать от моих стражей, от людей в чьем плену я нахожусь, такие речи. У меня нет выбора. Значит, нам надо обменяться тем, чего у нас с вами нет. Я даю вам надежду, а вы мне выбор.
Влад молчал, исподтишка разглядывая будущую правительницу хитрющим здоровым глазом.
— Хорошо, — наконец сказал он.
Влад куда-то вышел и вскоре привел с собой несколько служанок, те несли в руках какое-то подобие доспехов. Полуржавые железки одели на Аланку.
Через некоторое время после импровизированного воцарения, в деревню людей привели партию пленников. Среди них Аланка опознала своего мужа.
Ее размышления прервало появление Влада.
— Мадемуазель! Его привели!
— Где он!?
Аланка вскочила со своего места, цепи весело зазвенели.
— Он пока в казармах!
— Слава Богу, вам достало ума, не посадить его в яму.
— Мадмуазель, кстати о яме. Занка желала видеть вас.
— Перебьется! Как поживает виконт?
— Мессир плох, но вполне вменяем. Он сможет, как вы думаете?
— Под руководством его величества Джуриусса, сможет.
— Значит, все идет по плану. Я хочу видеть его!
— Это невозможно, мадмуазель. Сначала ритуал.
— Так начинайте быстрее этот ваш ритуал.
— Я позову ваших служанок, мадемуазель, и вашего мужа.
Влад поклонился и вышел.
Через несколько минут пришли служанки с доспехами и туфлями. Они стали наряжать Аланку. Когда все железные части были на месте, а кожаные ремни привычно впились в кожу, пришел черед мантии тяжелого грубого сукна. Выцветшая алая мантия, отороченная облезлыми беличьими хвостами, легла на плечи Аланки. Она покорно опустилась на стул и выставила вперед ноги. За то время, что бывшая горничная пребывала там, ее ноги потеряли всякий возможный облик, превратившись в месиво из кожи и мяса. Больно уже не было, боль стала привычным спутником, но одевать и снимать эти церемониальные "испанские сапожки" было невыносимо тягостно. Сапожки снаружи были сделаны из какой-то твердой, почти одеревеневшей кожи. А изнутри были устланы мехом зверя Тору, шерсть его была мягкой и пушистой на вид, но каждая шерстинка была зазубрена, а на конце имела крючок, на манер рыболовного.
Сапожки были одеты, Аланка смахнула слезы с глаз и велела послать за своим мужем.
Через несколько минут в ее комнату вошел Джуриусс.
— Как твои дела? — спросил он с порога.
— Уже знаешь?
Аланка провела рукой по лицу, отгоняя наваждение, Джуриусса теперь было бы трудно отличить от Сорокамоса, только цвет крыльев был чуть более светлым.
— Знаю, Влад сказал мне.
— Волосы и крылья уже пора красить, Ури, и форму я немного подправлю.
Бычьей кровью, оставшейся после вчерашнего жертвоприношения, смешанной со свеклой и мукой Аланка выкрасила перья и волосы Джуриусса, подобием ножниц подравняла отросшие перья. Теперь бывший капитан "Грегорины" стал похож на плохого двойника герцога Эолисского.
— Алли.
— Я.
— Скажи, зачем ты все это делаешь?
— Чтобы ты был похож на Сорокамоса.
