— Локхарт? — глаза ведьмы широко распахнулись. — Вы кем ему приходитесь?
— Я муж его старшей сестры.
— Разве у мистера Локхарта есть сестра? — скорее удивилась, чем не поверила привет-ведьма.
— Мы живём во Франции, мисс. Гилдерой не любит распространять личные сведения о своей семье. Лишь недавно до меня дошла старая пресса, откуда я с изумлением узнал, что Гилдерой находится в плачевном состоянии. Я бросил все дела и тут же помчался в Британию. Я могу его увидеть, мисс?
— Он находится на пятом этаже в «Недугах от проклятий». Обратитесь к целителю Янусу Тики — он занимается лечением больных с потерей памяти.
— Спасибо, мисс.
Найти целителя Тики оказалось просто. Первая же девица в салатовой мантии указала на его кабинет. Им оказался обаятельный мужчина с крючковатым носом, чёрными кучерявыми волосами и смуглой кожей.
— Сэр, вы целитель Тики?
— Да-да, что вас беспокоит, голубчик?
— Я муж сестры Гилдероя Локхарта. Могу я проведать родственника?
— Конечно, пройдёмте.
Целитель повёл Хоггарта к палате. Никаких проверок и подтверждающих документов. Это удивило Дункана, хотя он был наслышан о доверчивости большинства волшебников.
— Целитель Тики, я только недавно узнал о проблемах Гилдероя. Вы можете рассказать, что с ним произошло?
— О! Тяжёлый случай полной амнезии в результате могучих чар Обливейт, которые усилились из-за использования сломанной волшебной палочки.
— Как это произошло, сэр?
— Мистер Локхарт работал в Хогвартсе преподавателем Защиты от Тёмных искусств. Говорят, что он сразился с монстром, который нападал на студентов, но в процессе сражения неудачно сломал палочку и она отразила на него его же чары. Никогда не колдуйте сломанной палочкой, если не желаете пополнить список моих пациентов!
— Конечно, сэр. Есть ли шансы на возвращение воспоминаний? Есть ли хоть какой-то прогресс?
— Прогресс, несомненно, есть, — с важным видом покивал целитель. — Мы наблюдаем положительную динамику. Пациент вспомнил как писать и читать. Проявляет социальную активность, что для моих пациентов редкость.
— Почему?
— Зачастую они больше напоминают овощи, лежат и пускают слюни, — жизнерадостная улыбка не сходилась с тем, что говорил целитель. Словно речь шла не о людях, а о бананах. Банан, похожий на картошку, наверняка может позабавить.
Дункан этому не удивился. Он привык к тому, что все врачи циничны, особенно полевые военные хирурги. На медиков их работа накладывает отпечаток в виде цинизма и склонности к чёрному юмору.
В палате кровати были отделены ширмами. За одну из них целитель привел посетителя.
— Мистер Локхарт, к вам родственник.
— Родственник?
Гилдерой растерял весь свой лоск. Золотистые кудри потускнели, кожа бледная. В больничной пижаме он ничуть не напоминал того самовлюблённого франта, с которым повстречался Хоггарт.
— Оставлю вас наедине.
Целитель удалился.
Гилдерой с любопытством разглядывал посетителя.
— Вы мой родственник?
— Здравствуй, Гилдерой. Я Дункан. Ты помнишь своих сестёр Донну и Саманту?
— Нет, прости. Я ничего не помню. Обычно ко мне приходят какие-то женщины, просят расписаться. Я не знаю, зачем им это. Они говорят, что я восхитительный волшебник.
— Меня ты тоже не помнишь? Я женат на твоей сестре. Мы с тобой в последний раз виделись несколько лет назад.
Локхарт наморщил лоб.
— Нет, не помню.
— Да уж, изрядно тебя потрепало, — Дункан искренне жалел Гилдероя. Хоть он и испытывал к нему неприязнь, передавшуюся от Донны, но такой участи не желал. — Как тебя угораздило?
Локхарт смущённо улыбнулся, но это была лишь тень его прежней ослепительной улыбки.
— Говорят, я сражался с каким-то монстром.
Дункан заметил на прикроватной тумбочке небрежно лежащую волшебную палочку Локхарта.
— Гилдерой, тебе не надоело томиться в четырёх стенах больницы?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Сколько себя помню, я всё время тут.
— Нет, так не пойдет! У тебя есть дом, есть семья. Неужели тебя не навещала мать? Она тобой так гордилась — любимый сын.
— Однажды приходила женщина, — оживился Локхарт. — Она называла себя моей мамой. Но она заплакала и сказала доктору, чтобы меня лечили, после чего больше тут не появлялась.
— Прелестно! — голос Дункана сочился сарказмом. — Просто прелестно! Узнаю тёщу. Слава богу, мне не довелось общаться с этой «милой» леди… Короче, Гилдерой, предлагаю тебе пойти со мной. Я поговорю с целителем насчёт амбулаторного лечения. Сидя в палате, ты никогда не станешь нормальным человеком. Тебе не лечиться нужно, а заново учиться жить. Конечно, и лечение необходимо, но для этого необязательно лежать в больнице. Ты как, готов отправиться со мной?
— Честно говоря, мне тут скучно, — Локхарт от радости вскочил с кровати и продемонстрировал свою фирменную улыбку. — Что угодно, лишь бы не торчать тут. Где мы будем жить?
— Пока у меня, потом переедем к тебе домой. Я знаю адрес. Надеюсь, с твоим домом за несколько лет ничего фатального не произошло.
— Мне никто не говорил, что у меня есть дом… — Локхарт выглядел задумчивым.
— Я поговорю с целителем…
Когда надо — Дункан умеет быть убедительным. Он пообщался с Янусом Тики и договорился с ним о переводе Локхарта на амбулаторное лечение. Целитель настоял на том, чтобы пациент посещал больницу пару раз в неделю.
По требованию Януса Гилдерою вернули его одежду, в которой он поступил в больницу. Ярко-голубая мантия и светло-синий костюм у Дункана вызвали лишь раздражение, которое он ничем не выдал.
Оказавшись на улице Лондона, Гилдерой крутил головой и поражался всему вокруг. Он подобно непоседливому ребенку задавал десять вопросов в минуту. Дункан, имея опыт воспитания детей, развёрнуто и спокойно отвечал на все вопросы и давал пояснения, словно для пятилетнего карапуза. Что такое автомобиль, почему следует переходить дорогу на пешеходном переходе и на зелёный сигнал светофора, что такое светофор и так далее до бесконечности.
Поездка на автомобиле привела Локхарта в ещё больший восторг.
Квартиру он исследовал с живым интересом, заглянув в каждый угол и шкафчик.
— Гилдерой, ты душем и санузлом пользоваться умеешь?
— Да, Дункан. В больнице мне целитель показал, как ими пользоваться.
— Сходи, смой больничный дух.
— Хорошо.
Пока Локхарт плескался в душе, Хоггарт позвонил приятелю.
— У аппарата, — настороженно ответил ему глухой мужской голос.
— Шалом, Керней. Это Дункан.
— Маклауд! — осторожность сменилась радостью. — Куда ты пропал, дружище?
— Торчал во Франции в гостях у Шона.
— Боже! Ты нашёл Шона? Как он?
— Сейчас в него всё супер. Сам понимаешь, я не мог его бросить.
— Точно?
— Точнее не бывает. Шон по мутным схемам обзавёлся домиком во французской глуши, шокирует соседей, перегоняя весь виноград на самогон. Живёт лучше многих.
— Я бы хотел с ним встретиться.
— Плохая идея, Керней. Я сам наткнулся на него случайно. Шон решил стать отшельником. Я выколупал его из скорлупы, но он не хочет видеть никого из старых знакомых. Сам понимаешь…
— Понимаю. Я б на его месте… К-хм… Даже не знаю. Наверное, пулю в висок пустил бы. А он молодец. И ты тоже. Как ты его встретил?
— Поехал на переговоры с местным авторитетом и чуть не подорвал их богадельню поясом смертника, когда они начали на меня наезжать. Когда на всех парах сваливал оттуда — буквально на улице встретил Шона.
— Хе-хе-хе! Культурно отдыхать умеешь…
— Керн, я тебе по другому поводу звоню.
— Слушаю, Мак.
— У меня родственнику всю память отшибло. Мужику за тридцать, а по социализации на уровне пятилетки. Я его из психушки вытащил, где его обещали «вылечить».
— На да, там бы «вылечили», — фыркнул Керней. — Что надо? Новые документы?
— Пока нет. Ещё не знаю, что у него с бумагами, но из психушки я его не похищал. С его врачом с глазу на глаз договорился, что он будет пару раз в неделю в больничке отмечаться. Но родич мальца не в себе из-за того места, где два года проторчал. Это как если бы ребёнка вместо обучения жизни запихнули в дурдом.