пройти по бездорожью. До рыночной площади он добрался к ночи. Чтобы не привлекать внимания, оставил девушку по ту сторону ограды, сам поднялся и встретился с сердитым торговцем, который задержал отправление каравана из-за Мечтателя.
— Дай мне двух человек, подберёте нас у самого спуска в пещеры, вот тебе за простой, — Мечтатель отсчитал три золотых и протянул их торговцу, от чего тот смягчился и отдал приказ выполнить распоряжения Мечтателя.
Помощники торговца донесли алую к каравану, усадили Мечтателя с его спутницей в одну из повозок, встали в очередь покидающих Мракгород путешественников. Вскоре они беспрепятственно спустились в подземелья, оставив Мракгород за спиной.
Два года назад
Церемония посвящения в студенты Высшей Школы проходила в огромном полуподземном замке, располагавшемся в центре территории, отведённой под университет. Помещение было двухъярусным, потолки достигали высоты пятнадцати метров, что всегда шокировало жителей подземелий, привыкших к низким сводам пещер. Поскольку практически все поступавшие были из подземелий, студенты пребывали в благоговейном восторге до конца церемонии, чего от них и требовалось.
Сам потолок был изрисован искуснейшими художниками, окна украшены мозаикой, а всё внутреннее помещение заставлено стройными рядами деревянных кресел и витиеватыми подлокотниками.
Хмурый Храбр разглядывал всё это великолепие, стоя в гордом одиночестве. Все знали, кто он такой, поэтому каждый раз, когда он пытался занять свободное место, остальные высокородные студенты быстро расходились, садиться же рядом с простолюдинами ему не позволяла гордость. Поэтому он решил устроиться в углу помещения.
Пока народ толпился и рассаживался, всё было неплохо, но когда студенты заняли свои места, Храбр стал ощущать себя белой вороной. То и дело некоторые оборачивались в его сторону и принимались шушукаться между собой. Старый противный преподаватель, следивший за порядком, подошёл к нему и строго сказал:
— Высокородным особам не позволительно стоять во время выступления ректора. Если вы не хотите опозориться, займите место, юноша.
Храбр скривился и посмотрел в сторону лавок, стоявших в дальнем конце зала, где расселись простолюдины, сделал вид, что идёт туда, а сам незаметно выскользнул и убежал подальше, с трудом сдерживая слёзы. Как же мерзко было на душе. Он не хотел ехать учиться сюда, но Истислав заставил. Во владениях приёмного отца — Белопещерье — к Храбру относились как к родному. Он никогда не чувствовал и тени презрения или отторжения со стороны семьи Истислава и прислуги. Он гулял где хотел, делал, что хотел, мечтал, о чём хотел. Приходилось Храбру бывать и на поверхности, большую часть детства он прожил в башне, из которой прекрасно было видно университет. Но опять же, всё своё время он проводил с прислугой или с друзьями Истислава и их детьми. Других высокородных особ никогда и не встречал вовсе.
Поэтому когда здесь никто из княжичей и не подумал с ним подружиться, все дружно демонстрировали отстранённость и нежелание общаться, Храбр почувствовал себя подавленным. Он и без того не желал возвращаться на поверхность, а теперь и вовсе боялся, что все предстоящие годы ему придётся пройти в гордом одиночестве, потому что все будут сторониться его.
Нет, его не оскорбят грубым словом — слава о его умении фехтовать уже успела расползтись по поверхности — но избегать его будут. Не то чтобы он брезговал общества простолюдинов, просто не знал, как с ними вести себя вне башен княжеских владений. Нужно ли обращаться с покровительственным тоном, подчеркивать их неравное положение? Но тогда какие же это друзья? Нет, это просто слуги. А ничего другого Храбру в голову не приходило.
Он привык к одиночеству, привык погружаться в свои мысли и быть наедине с собой, но в глубине души он надеялся встретить родственную душу. Понятное дело, что жены у него никогда не будет: ни одна из княгинь не согласится выйти за него замуж, о браке с простолюдинкой и думать не хотелось: дети должны будут взять фамилию матери, лишиться родового имени и владений.
Поэтому он и не ждал, что когда-нибудь повстречает женщину, которая разделит его долю, готовился к тому, что станет последним в роду. Но друга, который бы помог ему пройти весь этот путь длинною в жизнь, он повстречать надеялся. И сегодня, кажется, его надежда рухнула.
Глаза защипало, он вспомнил отца, своё родовое княжество, которое у него забрали, готов был уже разреветься, но усилием воли переборол позыв и зашёл в первое попавшееся заведение. По случайному совпадению это оказалась харчевня Жирослава.
…
— Почему ты ещё здесь, Тихон? — с лёгким укором и насмешливой искоркой в глазах спросил отец Градимир, когда увидел, что его воспитанник возится в лазарете с больным мужчиной. — У тебя же церемония посвящения в студенты!
— Да? — Тихон притворился, что не понимает, о чём речь. Идти туда ему не хотелось. Он никогда не ладил со сверстниками. Ему приходилось помногу и долго работать, но труд, зачастую, был не физическим. Дети же других бедных родителей сильно уступали ему интеллектуально, при этом и мечтать не могли стать помощником лекаря в главном храме Церкви Первопламени. Как ни странно, он гораздо лучше ладил с девушками, чем с юношами. Видимо потому, что рос с мамой, с детства помогал ей с уборкой княжеских имений и общался в основном с женщинами. Он робел в разговоре с мужчинами, зато отличался бойкостью по женской части и если бы не был так увлечён геометрией и искусством врачевания, мог бы похвастаться не одним десятком разбитых сердец. Его же больше привлекали романтические отношения с девушкой, которой он мог доверять. Но такую он пока не встретил, а те две любовницы, которые уже у него были, остались хорошими подругами. Одна из них, буфетчица Мирослава из корчмы Жирослава, много раз прикрывала его, когда нужно было улизнуть от навязчивых обязательств. Вот и сегодня обещала прикрыть.
— Да. Иди скорее, такое событие нельзя пропускать. Служка разберётся с твоим больным, — настаивал отец Градимир.
Тихон обречённо вздохнул, попрощался с мужчиной, рану которого обрабатывал облегчающей боль и смягчающей отёк смесью, покинул лазарет и отправился в свою келью, где переоделся, а после отправился наружу.
Он был бесконечно рад, что сумел поступить в Высшую Школу, но на церемонию посвящения в студенты идти не собирался ни в коем случае. Тихон решил, что будет адаптироваться к мужскому коллективу высокородных особ на занятиях, а не на церемонии, где совершенно никого не знает. Пройдя по каменной дороге до самой корчмы, он вошёл внутрь, снял шубу и поприветствовал хорошенькую Мирославу, которая вытирала со столов.
— Я же тебе говорила, что во
