— Добрые путники, уважьте нас своим присутствием на великом празднике. Боги были милостивы, подарили Залесью хороший урожай и плодородную почву. Они и к вам проявят благосклонность, коль отпразднуете с нами. К тому же, — закончил он без былой высокопарности, — наша кухарка тоже отправилась праздновать, потому мне нечем вас кормить.
— Дарго, ты иди, а я откажусь, — покачала головой, втайне мечтая о теплой постели и приятном забытье, в которое, если повезет, вторгнется Трауш.
— Нет, не откажешься. — Наемник надулся. — Мрачная леди, прекращай быть букой! Быстрее мы не приедем, даже если ты будешь целыми днями хмуро пялиться вдаль. Отвлекись на часик — другой.
Он потянул меня за собой с таким задором, что я не смогла воспротивиться.
Центральная площадь Залесья сверкала магическими фонариками. Заезжий маг огня развлекал ребятню, бросаясь разноцветными искрами. Запахи свежей выпечки и вишни, спелых яблок и поздней малины дурманили сознание, вызывали спазмы в животе. Дарго купил две кружки медовухи, передал одну мне и приказал выпить до дна.
— Наслаждайся моментом! — потребовал, чокаясь. — Сегодня особая ночь, деревенские не лягут спать до рассвета и тебе не дадут.
Пьянящая сладость опалила горло. Люди, от мала до велика, плясали под дудочку, шутили, заливисто хохотали, и наемник увлек нас в центр толпы. Даже не знаю, кого он пытался развеселить: меня или себя, переживающего о долгожданной встрече с родной сестрой. Можно сказать, мы помогали друг другу отвлечься. И вскоре даже туманы посветлели и растворились во всеобщем веселье. А я в какой- то миг поняла, что улыбаюсь, а на щеках пылает румянец.
— Нет в городах счастья, — хохотал Дарго, когда нас закружил хоровод. — Там всё уныло и размерено, а тут… Будь собой, и никто тебя не осудит!
Стемнело. Маг пускал снопы искр в небо под восклицания сельчан. Я отсчитывала огненные брызги, склонив голову на плечо наемника. Тот не двигался, но рассказывал на ухо какие-то безумно смешные байки, которые забывались сразу же, как заканчивались. Мы досыта наелись сдобными плетенками с черникой и напились медовухой. Сельский староста поджег чучело непогоды, чтобы осень была теплая, а зима — мягкая. Оно горело, потрескивая, а народ, рассевшись вокруг него, горланил песни (непристойные, потому как все изрядно охмелели).
— Сходишь к сестре? — разрушила я очарование вечера, когда у чучела отвалилась рука.
Дарго разом потемнел, склонил голову.
— Как скажешь.
Повезло. Дверь отворилась после первого же стука, и на пороге застыла худощавая девушка с тусклым взглядом и туго затянутыми в хвост волосами. Чем-то она напоминала Дарго, но отдаленно, наметками. Затянулась пауза, в которой я ощущала себя лишней. Будто присутствую при чем-то крайне интимном.
— Брат! — Светловолосая кинулась в объятия и повисла на шее Дарго. — Ты живой!
— Как и ты! — Наемник расцеловал Ильду в обе щеки.
Стена между ними пала. Меня они, казалось, не замечали, а я не стремилась напомнить о своем присутствии. Первые минуты после долгой разлуки нельзя рушить, иначе драгоценная сладость смажется, превращаясь в обыденность.
— Как ты поживаешь?
— А ты?
— Ты первый!
Но не успел Дарго войти и начать свой рассказ, как в проходе показалось тонкое тельце. Ребенок, девочка, с двумя косичками, сжимающая в ручонке краюху хлеба, пучеглазая и смешливая. Она, щурясь, всматривалась в ночной сумрак.
— Мама, кто это?
Ильда опустилась на колени и, обняв малютку, представила её:
— Знакомьтесь, Лидда, моя дочурка.
Дарго неуверенно подошел к девчушке и пожал ей ладошку. Я тоже шагнула, улыбнулась хозяйкам.
— Сольд. Безумно рада познакомиться с вами.
Вскоре мы сидели за грубо стесанным столом, освещаемые пламенем огарка свечи. Вновь обретшие друг друга родственники задыхались, делясь новостями. Дарго сразу оговорился, что о рабстве вспоминать не будет, но рассказал о наемничьей жизни и о том, куда мы держим путь. Я согласно поддакивала, а в диалог не лезла — не до меня им. Сестра слушала, кивая и ахая, прижимала натруженные ладони к груди.
А мы деревню отстраивали год или два, жалко было глянуть. Ни домов, ни дворов, ни людей — одни тени, — Ильда запнулась, осознав, что для меня тени имеют другое значение. — Отца с матушкой я схоронила, покажу тебе, где именно, за могилками ухаживаю. Да вот твоего плеча все эти годы мне недоставало. Разбойники сразу увезли тебя на Острова Надежды?
Так вот, значит, когда его продали в рабство. Стоило догадаться раньше.
Дарго криво усмехнулся:
— Не будем о грустном. Я жив — здоров, не переживай о былом. Главное — мы встретились. Ильда, но где же отец твоей дочери? Мечтаю познакомиться с тем, кто украл твоё сердце!
Она свела брови на переносице, сцепила пальцы в замок.
— А ты не понимаешь? — и обратилась к Лидде: — Малышка, иди, дай взрослым поговорить.
Девочка, помотав косичками, убежала.
— Что не понимаю? — Дарго подался вперед.
— Дурья ты башка, подумай. Лидде девять, напали на нас десять лет назад. Ну, понял?..
Даже я поняла и не знала, жалеть Ильду или славить её. Она не только родила, но воспитала нежеланного ребенка, и, если судить по малютке, стала для неё настоящей любящей матерью.
А вот Дарго перекосило как от удара бичом.
— Что?! — Он вскочил. — Ты воспитываешь выродка от… от этих…
Он закончил грубо и сплюнул на дощатый пол. Ильда поджала губы.
— Дочка ни в чем не виновата.
— Виновата! В том, что зачата от твари.
— Думаю, вам лучше поговорить наедине. — С этими словами я выскользнула во Двор.
Очаровательная малышка копошилась в земле. И как в ней углядеть черты захватчика, насильника, возможно, убийцы? Разве можно обвинять ребенка в рождении? Я присела рядом и улыбнулась:
— Что строишь?
— Крепость, — серьезно ответила Лидда, пальцем протаптывая вокруг импровизированного земляного домика не то канаву, не то ров. — Чтобы защитить нас с мамой.
— А почему вас нужно защищать?
Девочка встряхнула волосами.
— Нас не жалуют — так мама говорит.
— Теперь вам нечего опасаться, мамин брат, твой дядя, вернулся, он непременно разберется со…
Договорить я не успела. Входная дверь распахнулась, ударившись о стену, и наружу вылетел взбешенный Дарго. Вслед за ним бежала заплаканная Ильда, тянущая дрожащие руки к наемнику.
— Брат! Заклинаю, не будь как все!
— Они уничтожили нашу семью, мать, отца, продали меня как собачонку, обесчестили тебя, а ты преспокойненько воспитываешь их семя?! Да ты не дура, ты хуже! Разбойничья подстилка!
