Продолжалось это недолго, а потом мы все, как по команде, ринулись к выгребной яме, на ходу срывая пояса. Чуть позднее почувствовали, что сегодня на редкость морозно во дворе. «А навоз не унимался и сквозь пальцы пробивался», — трясущимися губами продекламировал Олли.
Оценив результаты, наши наставники всем нам, обгадившимся, но не изблевавшимся, тайно и торжественно выделили для запоминания слова. Каждому свои, строго-настрого предупредив, чтобы их знали только мы, причем каждый по отдельности. Делиться друг с другом было запрещено. Мне достались «работа — не волк». Предстояло накрепко запомнить их, и в случае, когда это словосочетание вдруг касалось моих ушей, прекратить всякое активное наступательное действие. То есть, замереть на месте, или медленно отступать, в зависимости от ситуации. Но ни в коем случае не нападать, не атаковать.
— А что делать, если по жизни мне их скажут? — спросил я.
— Не боись, не скажут! Ну, а услышишь откуда-то — так все равно в это время ты же не будешь никого резать — по жизни-то! — ответили мне.
На следующий день после активного трепыхания в снегу нас разделили. Меня сотоварищи увели в лес на полянку, завязали каждому глаза и заставили махать деревянными мечами, типа мы сражаемся. А потом кто-то из викингов начал выкрикивать:
— Баран и ворота!
— С козла молоко!
— Седло на корове!
— Свинья на заборе!
— Работа не волк!
Я, махая палкой, даже вздрогнул: слова для меня! Но не сразу сориентировался прекратить двигать рукой. Подобные фразы еще звучали недолго, потом прекратились. Зато сразу же, словно с небес, грянул оглушительный вопль одного из наставников:
— Бараны! Вам же ясно было сказано: отставить нападение! Что непонятно? Так уж трудно запомнить каждому по два слова?
Судя по интонации, не один я промедлил. Зато в следующий раз, едва только услышал про «работу», замер, как вкопанный. Благо моя фраза оказалась первой. Вместе со мной, как выяснилось из дальнейших объяснений, замерли и все остальные.
Научиться играть «замри — разомри» оказалось не столь уж и просто. Но ежедневные тренировки сделали свое дело. Слова прочно засели в наших головах. Честно говоря, даже если мы и случайно догадывались, у кого какая фраза, то это сразу вылетало из памяти за ненадобностью. Поэтому позднее уединенные тренировки мы проводили уже без повязок на глазах. И если кто и получал сначала палкой по башке, превратившись в соляной столб, услышав свои слова в поединке, то потом и с этим справились: нельзя атаковать, обороняться — можно.
Словом, дни были насыщены до предела. По мере того, как света прибывало, наш предел растягивался. С Риссой видеться не удавалось. Впрочем, с кем-либо другим из деревни — тоже.
Мухоморы нам добавляли в еду изредка. Об этом мы только догадывались, не зная наверняка. Не всем, конечно, только избранным. Тем, кто памятным днем морозил задницы на заднем дворе. Но, как ни странно, бить фонтаном в снег больше из нас никто не бегал. Близился день нашего посвящения.
Когда проталины своей массой задавили большую часть снега, довольных малолеток разогнали по домам. Мы, тоже довольные, постреляли перед суровыми наблюдателями из луков, попрыгали, побегали — показали себя во всей возможной красе. Никто из испытателей не хмыкнул, что «мельчают потомки», покрутили головами, похлопали глазами и разошлись. Для них мы были точно такими же парнями, что и в прошлом году. Назавтра намечалась основная потеха, а именно — наши действия против викингов, изобретательно бьющих нас. Синяки и кровопускание приветствовались. Стоны, сопли, слезы, внезапная смерть — нет.
Нас выводили на ристалище поодиночке, так что мы не знали судьбы предыдущих соискателей. Также мы не знали, что нам уготовано. Поэтому волновались, кто как мог.
Когда наставник положил мне на плечо широкую, как весло, руку, в горле у меня моментально пересохло.
— Готов? — спросил он.
— А что, у меня есть выбор? — ответил я.
— Шутник, — ухмыльнулся викинг. — Сейчас ты всех повеселишь.
Я посмотрел на оставшихся парней, точно так же, как и те, кого вывели раньше: немного тоскливо, немного просяще. Сочувствия в ответ я не углядел: все мы там будем.
— Погоди, погоди! — попридержал меня наставник, когда я намеревался скорым шагом дойти от нашего жилища до группы зрелых мужчин, отстоящих шагов за сто.
— На-ко, выкуси! — сказал он и протянул мне в плошке совершеннейшую бурду.
— Мухоморы? — хмыкнул я.
— Они, родимые.
— Может, обойдусь без них? — зачем-то спросил я.
— Давай, давай, не рассусоливай!
Когда я приблизился к викингам, то обратил внимание, что некоторые из них держат в руках копья. Среди них мне свирепо усмехался Бэсан собственной персоной. Наверно, мне стоило ему радоваться. Близкий знакомый, как-никак! Тут мой взгляд натолкнулся на Охвена, и тот ободряюще подмигнул глазом. Я тоже хотел ему подмигнуть, но меня грубо прервали и выволокли на середину поляны.
Через мгновение я оказался в центре с деревянным мечом в руке, а вокруг расположились викинги с копьями наперевес. И то хорошо, что обращены были эти копья тупыми концами, а не остриями внутрь круга.
— Выбирайся из окружения! — крикнули мне.
И тут же кто-то ткнул меня довольно болезненно древком в спину. Я резко обернулся, подняв меч. Ну, конечно же, Бэсан.
Сбоку наметилось движение, я, не оборачиваясь, отмахнулся. Вполне успешно. Викинги начали жалить меня, стараясь не действовать одновременно. Я чувствовал, кто собирается пихать меня копьем, мухоморы, поглощенные перед выходом на арену, действовали. Воины не пытались покалечить меня, они просто не выпускали меня из кольца, как бы я ни пытался метаться. Лишь только Бэсан норовил ударить побольнее, не делая пауз между выпадами. Его удары были нацелены или в лицо, или в живот. Я уворачивался, как мог, махал своим мечом, но даже действие мухоморов не превратили меня в неуязвимого волшебника: по лицу текла кровь, на теле саднили места, где оно, мое нежное, безжалостно било по тупым концам копей. Ситуация требовала перелома. И очень хотелось, чтоб не моей руки, ноги, или, не дай боги, головы.
Я повернулся к Бэсану спиной и, невзирая на тычок откуда-то сбоку, перехватил свою деревяшку за ощетинившееся занозами лезвие. Одновременно с этим я глубоко присел: копье Бэсана только чиркнуло по волосам, а сам он чуть подался вперед. Как следует оттолкнувшись ногами, я прыгнул вверх, разворачиваясь в воздухе. Чье-то древко царапнуло меня по животу, но тоже вскользь. Вместе с выдохом я бросил свой меч прямо в голову Бэсана, не сдерживая силу. Ручка моей деревяшки с глухим стуком встретилась со лбом моего «друга». Тот возмущенно крякнул и, отпустив копье, потянул руки к своему лицу. Но я не стал созерцать, как поведет себя звероящер, перехватил копье и хлестнул им по ногам ближайшего викинга. Тот удивленно завалился вбок, а я прыгнул в образовавшуюся от двух тел брешь, кувырнулся по земле и поднялся, повернув копье тупым концом к смешавшимся воинам. По какому наитию я не стал нападать на своих земляков с острием наперевес — загадка. Ведь в тот момент для меня они были отнюдь не друзьями. Я кинулся в атаку.
