— О чём ты, парень? — произнёс мастер Лухан, подавшись вперёд. — Меня больше волнует, что следующего дня вообще может не быть.
Перрин взглянул на него, нахмурившись.
— Если когда-то и нужно выжать из себя всё, то именно сейчас, — продолжил мастер Лухан. — Мы выиграли один бой, но если Дракон Возрождённый не выиграет свой… Свет, я вовсе не думаю, что ты в чём-то ошибся. Это наш последний шанс у горна. Этим утром настало время сдавать большой заказ. Сегодня нужно просто продолжать работать, пока дело не будет сделано.
— Но что, если я свалюсь…
— Значит, ты отдал себя всего.
— Я могу потерпеть неудачу, потому что растратил все силы.
— По крайней мере, тогда причиной твоей неудачи не станет то, что ты берёг себя. Знаю, звучит скверно, и, возможно, я ошибаюсь. Но… как бы это сказать? Всё, о чём ты говоришь, верно в обычное время. Но сейчас не обычное время. Во имя Света, далеко не обычное.
Мастер Лухан взял его за руку:
— Возможно, ты представляешь себя человеком порывистым, но я считаю тебя другим. Пожалуй, я вижу в тебе человека, который научился контролировать себя. Я видел, как бережно ты держишь чашку в руке, словно боишься её раздавить. Я видел, с какой осторожностью ты пожимаешь руки, стараясь не стискивать слишком сильно. Я видел как аккуратно и предусмотрительно ты двигаешься, стараясь никого не толкнуть и ничего не опрокинуть.
Хорошо, что ты этому научился, сынок. Тебе нужен был контроль. Но ещё я вижу в тебе мальчика, ставшего мужчиной, который не знает, как преодолеть эти барьеры. Который боится того, что может произойти, если он немного ослабит контроль. Я понимаю, ты делаешь это из опасения нанести вред людям. Но Перрин… пора перестать сдерживаться.
— Я больше не сдерживаюсь, мастер Лухан, — возразил Перрин. — Честное слово.
— Вот значит как? Ну, возможно ты прав, — мастер Лухан внезапно смутился, о чём поведал его запах. — Что это я? Говорю так, будто имею на это право. Прости, Перрин, но я не твой отец.
— Нет, — согласился Перрин, когда мастер Лухан встал, собираясь уйти. — У меня больше нет отца.
Мастер Лухан посмотрел не него с болью во взгляде:
— Вот что натворили эти троллоки.
— Мою семью убили не троллоки, — тихо ответил Перрин. — Это сделал Падан Фейн.
— Что? Ты в этом уверен?
— Один из Белоплащников рассказал мне об этом, — ответил Перрин. — Он не лгал.
— Тогда, что ж, — сказал мастер Лухан. — Фейн… он до сих пор где-то бродит, верно?
— Да, — согласился Перрин. — И он ненавидит Ранда. И есть ещё один человек. Лорд Люк. Помните его? Ему приказали убить Ранда. Думаю… Думаю, они оба попытаются до него добраться, прежде чем всё закончится.
— Значит, тебе нужно позаботиться, чтобы у них ничего не вышло, верно?
Перрин улыбнулся и повернулся на звук шагов, донёсшийся из коридора. Мгновением позже вошла Чиад, и он почувствовал её досаду от того, что он услышал, как она двигается. Следом вошла Байн — ещё одна фигура, облачённая в белое. А за ними…
Масури. Одна из тех Айз Седай, к кому он сам ни за что бы не обратился. Перрин почувствовал, как сжались его губы.
— Я тебе не нравлюсь, — произнесла Масури. — Мне это известно.
— Я никогда ничего подобного не говорил, — откликнулся Перрин. — Ты очень помогла мне во время наших странствий.
— И всё же, ты мне не доверяешь, но сейчас это не важно. Ты хочешь восстановить силы, и, возможно, я единственная, кто изъявляет желание тебе помочь. Хранительницы Мудрости вместе с Жёлтыми просто отшлёпают тебя как несмышлёное дитя за твоё желание уйти.
— Я знаю, — сказал Перрин, садясь на кровать. Он колебался. — Мне нужно знать, почему ты встречалась с Масимой за моей спиной.
— Я пришла сюда для того, чтобы выполнить просьбу, — ответила Масури, которую, судя по её запаху, развеселил этот вопрос, — а ты заявляешь, что не позволишь оказать тебе услугу, пока я не отвечу на вопросы?
— Так почему ты это делала, Масури? — сказал Перрин. — Выкладывай.
— Я собиралась его использовать, — ответила стройная Айз Седай.
— Использовать его?
— Иметь возможность влиять на того, кто называет себя Пророком лорда Дракона, могло оказаться полезным, — её запах выдал смятение. — Это было ещё до того, лорд Айбара, как я лучше узнала тебя. Как все мы тебя узнали.
Перрин хмыкнул.
— Я сделала глупость, — продолжила Масури. — Это ты хотел услышать? Я была глупа, но с тех пор многому научилась.
Перрин взглянул на неё, вздохнул и протянул руку. Ответ был в духе Айз Седай, хотя и наиболее откровенный из всех, что ему доводилось слышать.
— Приступай, — произнёс он. — И спасибо за помощь.
Она взяла его руку. Он почувствовал, как его усталость проходит, отступает, словно старое одеяло запихивают в крохотный ящик. Перрин почувствовал прилив сил. Почувствовал, как они возвращаются к нему, и энергично вскочил на ноги.
Масури тяжело опустилась на его кровать. Перрин сжал кулак. Он чувствовал, что ему по силам справиться с кем угодно, даже с самим Тёмным.
— Чувствую себя прекрасно.
— Говорят, мне нет равных именно в этом плетении, — сказала Масури. — Но будь осторожен, это…
— Да-да, — перебил Перрин. — Я знаю. Тело всё равно устало. Я просто этого не чувствую. — И сосредоточившись, он понял, что это не совсем так. Он чувствовал усталость: она, словно затаившаяся в норе змея, выжидала своего часа. Придёт время, и она поглотит его вновь.
Это означало, что прежде ему нужно справиться со своим делом. Он глубоко вздохнул и призвал свой молот. Он не шевельнулся.
«Всё верно, — подумал Перрин. — Мы же в реальном мире, а не в волчьем сне». Он подошёл и вложил молот в петлю на поясе — это был новый пояс, специально сшитый для более увесистого молота. Перрин повернулся к стоявшей у дверей Чиад и одновременно почуял Байн, которая ждала снаружи.
— Я его найду, — пообещал Перрин. — Если он ранен, я доставлю его сюда.
— Выполни обещание, — ответила Чиад. — Но нас ты здесь уже не найдёшь.
— Вы собираетесь в Меррилор? — удивился Перрин.
Чиад ответила:
— Кому-то нужно доставлять раненых для Исцеления. В прошлом гай’шайн не занимались ничем подобным, но, вероятно, сейчас это возможно.
Перрин кивнул и закрыл глаза. Он представил себя засыпающим, погружающимся в дремоту. За время, проведённое в волчьем сне, его разум здорово натренировался. Если постараться, он мог одурачить самого себя. Это не меняло окружающий мир, зато меняло его восприятие.
Да… он дремал на грани сна… и вдруг увидел проход. Он выбрал путь, ведущий в волчий сон во плоти, и, переносясь между мирами, уловил, как у Масури перехватило дыхание.
