— Привет, — сказал он. Они тут же воззрились в противоположную сторону.
Голоса стали громче, но слова оставались неразборчивыми. Уоррен сначала уговаривал, потом потерял терпение.
— …все, чему я научил тебя, все, что я тебе дал…
— Ты дал?! — закричала Джулия. — Не наоборот ли?
Мама с папой ссорятся. Квентин кашлянул; ему становилось смешно — верный признак потери связи с реальностью. Дверь открылась, и они оба вышли — Уоррен багровый, Джулия бледная.
— Уходи отсюда, — сказал он. — Получила, что хотела, и убирайся.
— Я не получила то, что хотела, — выпалила она. — Ты дал мне только то, что имел.
Он на это лишь руками развел — что, мол, тут скажешь.
— Поставь врата, больше мне ничего не надо.
— Это не в моих силах, — процедил он.
— Господи, да ты просто жалок.
Джулия направилась туда, откуда они пришли, Уоррен за ней. Квентин догнал их в комнате с зеркалом. Джулия со злостью записывала что-то в дорожную книгу, с Уорреном творилось неладное: сквозь рукав его рубашки торчал прут, будто приклеенный к локтю.
Как во сне, от которого никак не проснешься. Ладно, пусть его — они, кажется, все равно отсюда уходят.
— Видишь, что ты со мной сделала? — Уоррен пытался оторвать побег, но зеленый прут только гнулся. Другой такой же пророс из ребер. — Одно твое присутствие здесь… — Он все-таки оторвал прут и замахнулся на Джулию.
— Но-но, ты это брось, — заслонил ее Квентин.
Джулия, покончив с писаниной, уставилась в зеркало.
— Сейчас уйду. Жду не дождусь, когда этот миг настанет.
Перепуганная милая девушка — тоже ученица чародея, конечно — забилась в свой уголок.
— Пошли, Квентин.
Он снова испытал леденящий шок, но на этот раз они застряли где-то в промежуточном пространстве, на узком каменном мостике без перил. Позади светился яркий овал зеркала отправления, впереди, футах в двадцати, виднелось зеркало назначения, внизу и по бокам затаилась густая тьма.
— Иногда они разбегаются, — сказала Джулия. — Смотри только вниз не сыграй.
— А что там под мостом?
— Тролли.
Он не понял, шутит она или нет.
Темная станция была заставлена штабелями коробок, им еле хватило места выйти из зеркала. Здесь приятно пахло кофейными зернами, и никто их не встречал.
Запах усилился, когда Квентин открыл дверь в тесную ресторанную кухню. Повар по-итальянски приказал им проходить поскорее. Они протиснулись мимо, стараясь ни обо что не обжечься, и через зал кафе вышли на площадь — красивую, окруженную каменными домами неопределенного возраста.
— Можно прямо-таки подумать, что это Филлори, — сказал Квентин. — Или Нигделандия.
— Это Венеция.
— Их кофейку я бы выпил. А на кой нам Венеция?
— Сначала кофе.
На плитах лежало яркое солнце. Обалдевшие от скуки и впечатлений туристы листали путеводители и делали снимки. Здания, кроме двух выходящих на площадь церквей, представляли собой венецианскую смесь старого камня, старого дерева и разнокалиберных окон. Квентин и Джулия перешли к ярко-желтым зонтикам другого кафе, не имеющего волшебной кладовки.
Квентину казалось, что он плывет над землей. Он никогда еще не проходил столько порталов за одни сутки и был малость сбит с толку. Уже сделав заказ, они вспомнили, что у них нет евро.
— Тьфу ты. Этим утром — или вчерашним? — я был еще в Филлори. В любом случае без маккьято не обойтись. Так зачем нам Венеция?
— Уоррен дал мне адрес одного полезного чувака. Может достать все что хочешь, вдруг и пуговицу достанет.
— Вот, значит, какой у нас план? Ладно. — Квентин был готов на все, лишь бы его напоили кофе.
— Не получится — попробуем твой. Если он есть.
Кофе они пили молча. Пенку здесь в маккьято не клали, в отличие от Америки. Голуби, постукивая розовыми лапками, расхаживали между столами и клевали грязные крошки. Солнце светило на всю катушку прямо как в Филлори.
Прежний мир, четко поделенный на волшебный и неволшебный, уступил место чему-то среднему, анархическому и неопрятному. Квентин не знал его правил и не находил его привлекательным. Джулии он, возможно, тоже не нравился, но ей ведь не предоставили выбирать, как ему.
Что ж делать. Раз его мир им ничем не помог, придется какое-то время пожить в ее мире.
— Кто этот твой Уоррен? Похоже, у вас с ним есть прошлое.
— Да никто. Он владеет кое-какими азами магии, приманивает этим девчонок из колледжа и трахает их.
— Вон оно что.
— Да уж.
— А с чего это он вдруг пророс?
— Уоррен не человек. Что-то вроде лешего. Обычно он маскируется, но при сильном волнении истинная натура берет свое.
— Он и тебя тоже трахнул?
В нем, откуда ни возьмись, взбурлила ревность, горячая и едкая, как кислота. Квентин, переживший за один день — или ночь — слишком много и в слишком ускоренном темпе, просто не сумел ее скрыть.
Джулия, перегнувшись через стол, закатила ему пощечину — очень увесистую.
— Ты понятия не имеешь, на что мне пришлось пойти. Тебе-то это все на блюдечке подавали. Случались вещи и похуже, чем секс с Уорреном.
Гнев шел от нее волнами, как бензиновые пары.
— Извини, — сказал Квентин, потрогав щеку.
— По-твоему, этого достаточно?
На них смотрели, но не так чтобы очень. Италия как-никак — может, для них это дело привычное.
Прошло полтора года, прежде чем Джулия снова увиделась с Квентином.
Найти его стало непросто: ни сотового телефона, ни домашнего, ни электронного адреса. Его родители отделывались общими фразами и, кажется, тоже не знали, где искать сына. Ладно. Они, по крайней мере, на месте, а сынок рано или поздно вернется домой, как пес на блевотину Квентин не особо близок с родителями, но и порвать с ними окончательно не способен — кишка тонка.
Не то что у Джулии, оборвавшей все свои связи. Услышав, что Колдуотеры продали дом и переехали в Массачусетс, она тут же двинула следом. Даже в пригородном отстойнике вроде Честертона — в нем особенно — существует Интернет и агентства по найму, а ей больше ничего и не надо. Она сняла комнату над гаражом у пенсионера с усами (подозревая, что он спрятал в ванной веб-камеру) и купила побитую, скрепленную проволокой «Хонду Сивик».
Ненависти она к Квентину не питала, просто чувствовала, что он ей мешает. Ему все далось легко только потому, что он сдал этот несчастный экзамен. Ее жизнь из-за этого превратилась в сплошной кошмар, а он получил все что хотел. Ей надо вернуть себе присвоенную им мечту, вот и все.
