— Да люблю я морских тварей… в соленом, в вареном, копченом виде, — отмахнулся Рус. — А посмотри-ка на стол: не полностью контрабанду эндогорцы перекрыли, Домлар.
— Нет, почти полностью. Это местные рыбаки вдоль берега — что могут, то и ловят. Остальное — из старых запасов… я так думаю, — философ все-таки сгладил твердость утверждения.
— Ага, значит, рыбацкие лодки в море выходят…
— Недалеко…
— Надо подумать… скажи, ордены долго будут терпеть неуплату?
— Это ты, князь, вывеску вспомнил? «Богатый Текущий»?
— Да, — ответил Рус и не соврал. Именно это название включило цепочку ассоциаций, среди которых промелькнул и незабвенный стандор месхитопольского ордена Текущих, ужасно жадный Карпос.
— Для нас, этрусков, согласись, это даже смешно звучит. Какая-то плата или неуплата от царя! Но про варварские страны ты хорошо подметил… не знаю. Все, наверное, индивидуально. Хм, — Домлар позволил себе улыбнуться, — а ведь ты об их взаимоотношениях лучше меня знаешь. Я только в академии, в самых общих чертах этот вопрос проходил… А что ты думаешь о рыбацких лодках? Это наверняка будет надежнее…
Месхитополь «подметал ушами мостовую». Очереди в меняльные конторы «Три Толстяка» выстраивались невиданные, каждый нес туда только золото и внимательно прислушивался к слухам. Это до чего дошло! «Толстяки» перестали принимать серебро — немыслимо! Видите ли, золото у них в подвалах не помещается — какое тогда серебро может быть?! Люди и верили, и не верили — им было все равно. Главное, что по «акциям» исправно платили в годовом выражении долю-в-долю, то есть принесешь, допустим, десять гект, через год получишь двадцать. Можешь ежемесячно по гекте забирать или каждые полторы декады по семигекте. Чем не доход? Немного, конечно, теряешь, по сравнению с тем, если подождать целый год, но кто дотерпит?! А покупали «акции» все. Начиная от матрон — домохозяек и заканчивая богатейшими Торговыми домами, которые, судя по многочисленным слухам, прикрывали вложения в «акции» самой царской казны, надеявшейся таким образом поправить свое шаткое положение. Но особое доверие среднему «акционеру» — так стали называть владельцев акций, — внушало то, что в «Толстяки» вложились некоторые ордены: «Они точно своего не упустят и обмана не потерпят!», — в это люди верили свято, сильнее чем в новенькие золотые монеты-гекты Сильвалифирийской чеканки, ради которых, точнее, ради разработки глубочайших золотоносных шахт в центре кафарского пятна и выпускались «Толстяками» те векселя, именуемые «акциями».
Прошло всего два месяца блокады тирских портов, а Пиренгул неистовал:
— Рус! Ты обещал сам, без помощи войск снять блокаду!
— Сниму, Пиренгул, не загорайся. Всего два месяца прошло! Народ, хвала богам, в Тире не голодает. Часть даже вернулась к исконному образу жизни, а не только штаны в столице просиживает, подачек ждет…
— Да я сам до отката себя довожу! Отиг устает, все склонные к Силе только «ямами» в Эолгул занимаются!.. Идет ворчание. По секрету тебе скажу, особенно от магов — подданных Гелингин…
— Разумеется! Пиренгул, давай честно. Неужели ты серьезно думаешь, что никто не понимает того, что вся эта помощь Тиру нужна только лично тебе — чтобы ты сохранил свой титул. Маги прекрасно видят, что за это время проще было бы раз десять нагрузить каналы и перекинуть всех жителей сюда. От силы — полторы декады понадобилось бы, если взяться так же, как сейчас — всем вместе…
— Рус! — Пиренгул сделал строгое лицо. — Замолчи! Думаешь, управы на тебя нет?! — Но его взор выдавал, что беспокоился он сейчас вовсе не о словах Руса, которые и без него, появляющегося в Альвадисе не чаще раза в месяц, произносили все, кому не лень, а именно о нехватке продуктов.
Князя Тира не интересовало то, что подумают о нем другие, пусть даже и склонные к Силе, его гораздо сильнее беспокоила реальная потеря официальной власти. Без Тира он никто. Станет практически «снявшим венец», почти Асманом… да не «почти», а точно таким же «бывшим правителем».
— Ну когда же, родной ты мой зять, сработает твоя «пирамида»? — Увидев, в ответ на собственную угрозу, нахмурившиеся брови Руса, искусный правитель мгновенно сменил «гнев на милость».
А в саму «пирамиду», в массовую близорукость опытнейших месхитинских купцов — не верил. Но в то, что зять выполнит обещание, снимет блокаду, — не сомневался. Хотя и не представлял каким образом он это сделает. Единственная приходившая ему в голову мысль, которую можно назвать «реалистичной», была: «Неужели Этрусия объявит войну Месхитии?», — она же была совершенно невероятной.
— Скоро, родной ты мой тесть, — усмехнулся Рус. — Ежедневные выплаты растут и подходят к ежедневным вложениям, которые, увы, потихоньку падают. Скоро вхолостую работать начнем… через декаду, думаю, закроем лавочки… а вот через сколько уйдет флот — не ведаю… очень надеюсь, что скоро. Потому что в столице такое начнется… — выделив слово «такое», Рус сменил тему, заговорив неподдельно тепло. — Как там мой Игнатий? Внука давно видел? — и лица обоих: отца и деда расплылись в улыбках…
В отличие от Аригелия, царя Сильвалифирии, лицо которого — по мере наполнения «временной сокровищницы» месхитопольским золотом, — становилось все смурнее. Он знал, что ему достанется только треть (с условием обязательной чеканки собственных монет!) и теперь сильно жалел, что не поторговался до половины!
Рус выбрал Кафарское пятно потому, что хотел помочь молодому царству золотом — единственным ценным ресурсом, которого не хватало в альганских пятнах. И место под «временный клад» было удобное — пещера под крайним северным холмом, в которую вел лабиринт с ловушками. Ранее, в глубокой древности там и была сокровищница. Только она опустела еще до Сумрака, до «нового обретения» столицы клана «Заря-в-утренней-росе-на-Юном-Листочке».
Хвала богам, все ловушки давно деактивировались и Рус, воспользовавшись чьей-то памятью, легко прошел по лабиринту. Шел вместе с Аригелием и когда они вдвоем очутились в большом округлом помещении, хлопнул в ладоши и зажегся свет. Если честно, то Рус и сам удивился: думал, что за тысячи лет Сила в простых узорах развеялась окончательно — ан нет! В «светляках» — сохранилась. Теперь будут гореть «вечно» — посылать команду «выключения» Рус не собирался. Не хотел, а получились «понты», колотить которыми, находясь в альганских пятнах, где иных магов «днем с огнем не разыщешь», выходило само собой.
Аригелий был склонным к Силе Эледриаса. Он внимательно рассмотрел, насколько успел, конечно, узор «включения», оторвавшийся от ладоней Руса. Спросил, однако, не о нем:
