Неподвижная, будто статуя, тетка уставилась на мяч остановившимся взглядом. Ее глаза выкатились так, что густо накрашенные накладные ресницы отклеились. Напомаженный рот приоткрылся – и из него сиреной вырвался непрерывный вопль.
Космы длинных бровей дрогнули раз… другой… приподнялись. Вопль соседки захлебнулся… Лихим броском, словно настоящий баскетболист, она отшвырнула странный мяч в сторону.
Он с грохотом рухнул в мусорный бачок и тут же взлетел над ним. Ребята охнули – им, всем троим сразу, почудилось, что посреди волосатого мяча… открылись глаза. Пара маленьких, черных, раскосых глазок коротко зыркнула на «дворовой» столик и держащуюся за сердце соседку…
Земля раскрылась, словно кто-то распахнул ее, как целлофановый пакет. Столик с сидящей за ним женщиной в мгновение ока рухнул в открывшуюся яму. Пронзительный вопль вырвался из нее. Следом послышался рокот бурлящей воды. Трое мальчишек бегом кинулись к яме и застыли, балансируя на краю. Прямо из-под их ног, точно вырезанный в земле, уходил глубокий провал, стремительно заполняющийся водой. Круто вскипающие буруны плескались вокруг быстро погружающегося столика. На уходящей под воду столешнице, отчаянно визжа, билась соседка. С каждым ее движением тяжелый стол погружался все глубже. Вот он уже камнем ухнул в глубину. Вскипевший водоворот мгновенно втянул тетку за собой. Еще через секунду ребята увидели всплывающее пестрое пятно. Отплевывающаяся соседка вынырнула на поверхность. Ее руки колотили по воде, но тяжелая куртка и намокший махровый халат тянули вниз. Ребята видели только полное ужаса лицо с черными полосами поплывшей косметики.
– Делать-то что? – взвыл один из мальчишек.
Старший дернулся – его что-то шмякнуло по затылку. Тряхнул головой – к его ногам свалилась длинная бельевая веревка.
– Ребята, хватайся! – закричал он, швыряя конец веревки друзьям и сам падая животом на край ямы.
Захлебываясь в прибывающей воде, соседка еще держалась на поверхности. Но силы уже начали изменять ей, намокшая одежда безжалостно волокла вниз. Ее голова медленно погрузилась. Широко распахнутые глаза глядели сквозь толщу воды, и только руки еще судорожно били по поверхности… С громким всплеском у самых ее пальцев в воду свалилась веревка. Соседка что было силы вцепилась в мокрый конец.
– Тяни! Ребята, тяни! – страшным усилием дергая веревку на себя, прохрипел старший.
Голова тетки вынырнула над водой. Отползая на животе и чувствуя, как отчаянно тянут друзья позади него, старший мальчишка попытался подтащить соседку повыше. До пояса выдернутая из воды женщина повисла неподъемной тяжестью.
– Куртку скиньте. И халат! – просипел мальчишка.
– Вот еще! Они денег стоят! – гулко донеслось из провала. – Так тяните!
Старший застонал, чувствуя, как неумолимо выскальзывает из рук веревка.
– А ну быстро сделала, как тебе парни говорят! Не то мы сейчас эту веревку на тебя скинем! – рявкнул новый голос, и рядом с тонкой мальчишеской рукой в веревку вцепилась крепкая мужская лапища.
С трудом повернув голову, старший мальчишка узнал в лежащем на животе мужчине учителя физкультуры из своей школы. Внизу, кряхтя и жалуясь, соседка высвобождалась из мокрых тряпок. Умелым движением перехватывая веревку, физкультурник начал подтягивать бабищу к поверхности. Наконец над ямой показалась голова с мокрыми раскрученными бигуди. Ловя воздух ртом, как вытащенная на берег рыба, тетка выползла на землю. Оказавшаяся у нее под халатом насквозь мокрая ночная рубашка облепила жирные телеса. Покачивающиеся от усталости пацаны и учитель тяжело привалились друг к другу.
– Пойдем… к нам… куртки… отмывать… – прохрипел один из мальчишек. – Только вы бабушке… скажете… что мы не хулиганили…
Физкультурник судорожно кивнул.
На втором этаже громко хлопнула балконная дверь.
– Все, Петровна, закончилась серия, я спускаюсь… – выскочившая на балкон второго этажа женщина осеклась. Над двором повисло молчание… сменившееся воплем. Физкультурник и мальчишки задрали головы, в полной уверенности, что обитательница второго этажа орет, заприметив пропажу столика, полную воды пропасть посреди двора и валяющуюся рядом мокрую Петровну. Но они ошибались. Яростным взглядом окинув собственный балкон, разгневанная женщина кричала:
– Кто бельевую веревку спер?
Физкультурник перевел взгляд на обмотанную вокруг его кулака веревку и изумленно спросил:
– А правда, парни, как вы умудрились ее со второго этажа срезать?
Двое мальчишек недоуменно пожали плечами. Третий промолчал. В цепочке вытягивающих неподъемную соседку он стоял последним и потому успел увидеть, как страшный волосатый мяч с глазами, виляя зигзагами и то и дело подскакивая, мчался прочь со двора, уворачиваясь от стремительного вихря, в глубине которого сверкал серебряный меч!
Но рассказывать об увиденном мальчишка не собирался – все равно не поверят.
Глава 24
Милиция приходит на помощь
– Говорят, одна голова – хорошо, а две – лучше… Но три – это уже явный перебор, – глядя на опустевшее инвалидное кресло, нервно пробормотала Танька. На лице ее вдруг отразилось бесконечное облегчение, и она длинно выдохнула. – Фу-ух! А я уже боялась, что ошиблась! Вырод сейчас как рванет – и все вокруг Чумой заделает… Не-ет, все верно я читала: что вырод проглотил, того в нашем мире больше не видать. Никто, правда, не обещал, что это будут полезные для его здоровья, экологически чистые продукты. А ты еще спрашивала, зачем нам флакончики с чумой! – она успокаивающе погладила жмущуюся к ее боку громадную черную собаку и прошептала ей на ухо: – Пошли отсюда! Надо еще Богдана забрать, я его у входа приткнула!
Хортица наклонилась, опуская на грязный пол остро воняющий кислой капустой пакет. Медленно расступающиеся люди старательно обходили брошенную «инвалидку» и делали вид, что не замечают, как девочка и огромная собака потихоньку двигаются к выходу. Объяснить случившееся было невозможно, поэтому самое лучшее… попросту сделать вид, что ничего не случилось. Ну урод, ну трехголовой, ну лопнул… Зачем народ (то есть себя) зря баламутить? Да и рынок – такое место, за день кого только не встретишь, чего только не случится, всего и не упомнишь. Вот, пожалуйста! Опять фигня какая-то творится…
Темная фигура возникла в освещенном проеме входных дверей… Заморгала, вглядываясь в полумрак крытого рынка… И вдруг, издав восторженный вопль, рухнула прямо на спину черной псине, так что лапы у той подломились, и она присела, едва не касаясь брюхом пола. Коротко недоуменно взлаяв, она крутанулась на месте, волоча за собой женщину в железнодорожной форме, стиснувшую руки на шее у собаки, будто у давно потерянного и вновь обретенного ребенка.
