Приор поклонилась.
— Ох уж эта моя забывчивость! Только ты, пожалуйста, Викария, особо не распространяйся. — Верховная снова стала прежней, не от мира сего. Вот и пойми ее!
— Да как я посмею! — с глубокой искренностью и уважением в голосе ответила приор.
— Приглашаю тебя на ужин, сестра, дорасскажу тебе о варварах. Там есть такие увлекательные моменты, обхохочешься!
— Непременно приду, с радостью!
— Я буду ждать. А пока не задерживаю, иди служи Пресветлой.
«Как так совпало! Я чувствовала печать, потянула. Он был живой, и надо же! Наверное, сражался, а я его отвлекла. Ничего, он сполна расплатился за „куклу“! Но почему он так подумал? Эх, надо было раньше выяснить. Нельзя быть такой страстной, нельзя. Все из головы вылетает! А эта соплячка интрижки на меня строит, с Томилой связалась. Ничего, я им не по зубам. Пусть развлекаются… пока».
У Чика вдруг загорелась печать. Во лбу зажгло неимоверно сильно. В голове возник образ Флорины, и она его позвала. Беззвучно, одной волей, и он понял, что надо бежать к ней немедленно! Потянулся к поверхности, где стал разливаться невесть откуда взявшийся яркий белый свет. Потянулся не вздохнуть, а чтобы войти в свет, и знал, что это дорога к… богине? А как же Грация? Мысли заметались, голову словно разорвало на куски, но отказаться от входа в «световую дорогу» не мог, воля Верховной была сильней. Тогда Чик просто заорал. Поднял голову над водой и закричал что есть мочи: «А-а-а… а!» Умные цветные вороны, поначалу испугавшись светового круга над водой, бросились на нагло высунувшегося грязного чужака. От него пахло наиболее противно.
Одна блестянка ударила клювом в темя и отлетела, присматриваясь к чужому. Он продолжал кричать. Вторая подлетела к лицу, намереваясь с ходу клюнуть в глаз, но в самый последний момент человек чуть приподнял голову, отклонил и схватил притормозившую птицу зубами. Хрясь! Сломалась шея, и уже мертвая птица на еще живых рефлексах засучила ногами, царапая коготками лицо, которое тут же скрылось под водой, утягивая за собой неловкую блестянку. Это длилось всего два мгновения, поэтому остальные птицы не успели наброситься на обнаглевшую жертву.
Чик почти не помнил, как схватил противную птицу. Он боролся за самого себя, и вдруг какая-то ворона вознамерилась клюнуть в глаз. Руками не успевал, а зубами — пожалуйста, наказал. Если бы не внутренняя борьба, он бы просто нырнул, но там не поорешь. Пришлось кусать. Рот сразу забился перьями, а через секунду туда же брызнула теплая соленая ржавая кровь. Совсем как когда-то в Афгане: и перья, и кровь во рту…
Преграда перед Вовчиком рухнула практически сама. Мутная стенка куба рассыпалась мелкими осколками после несильного удара рукой, миллионного или двухмиллионного. Вслед за стенкой рассыпался весь куб, засыпав героя мелким стеклом, но он не обратил на это внимания. Вскинул руки и заревел то ли звериным, то ли человеческим голосом: «Свободен!!!» Плевать, что до смерти, возможно, считаные мгновения, главное — свободен! В этом реве было все: и счастье, и душевная боль, и радость, и ненависть, и сладость, и горечь — вся гамма острейших чувств. Не только человеческих, но и звериных. Вовчик дико захохотал, и хохот из уст человека с голыми костями вместо суставов звучал зловеще. Мог себе позволить это секундное торжество: голыми руками, по сути одной, только волей к свободе сломать заклинание магистра — дорогого стоит.
Почувствовав вкус перьев во рту, Чик вспомнил все, а проглотив кровь, стал зверем. Вот так легко и просто. Не так, не легко и не просто.
Он осознал воспоминания, а вместе с ними и себя такого, каким был всегда и каким стал тогда, в Афгане. И осознал себя заточенным в стеклянной клетке. Вспомнил, как дико стремился к свободе, как бился с собой и как свободолюбие переросло в дикую злость, причем больше на себя. Но и не только на себя. Флорина с Грацией низвергнулись туда же, куда в свое время и Джулия — в полузабытье, отложились «на потом». Сначала надо выжить.
Выпустив птицу, Чик чуть не захлебнулся. Еле-еле сдержал рвоту. Тошнило от всего: от перьев, от крови, от… безысходности. «Ну нет, не дождетесь!» Кто именно, осталось неясным. С трудом сдерживая звериный рык, бывший раб щупал рукой илистое дно. В голове давно стучало, желание вдохнуть становилось все невыносимей… Есть! Лук привычно лег в руку, тетива не порвалась. Ничего ему не сделалось за секунды в воде. Осталось зацепиться ногой, нащупать стрелу (слава богу, одна нашлась), зарядить, подняться в рост и за мгновение выстрелить. Разумеется, попасть, другого шанса не будет.
Цель определилась легко, она светилась опасностью. Вожак открыто сидел на прибрежном кусте всего в двадцати шагах. «Что могут сделать глупые чужаки из-под воды?» Он был умной птицей.
Чик, зацепившись ногами за подгнившие корни, приставил стрелу к тетиве. Из-под воды точное расстояние определить невозможно, придется все успеть за доли секунды. Как они галдят! Звук физически давит в уши. Пару раз слышались возгласы друзей. «Друзей? — удивился Чик. — К черту! Все потом!» Грудь почти разорвало желание вдохнуть, и он резко вскочил на ноги.
Мир застыл. Цветные вороны, сияя странными радугами, замерли в воздухе. Вожак спокойно смотрел на реку левым глазом. «Что ж она так медленно летит, эта долбаная стрела!» — успел возмутиться Чик, прежде чем она проткнула тело сверкающего ворона. Убедившись в удачном попадании, нырнул обратно.
Показалось или мир в самом деле замирал? Он не был в этом уверен. Помнил, что отодвинул одну птицу в сторону — загораживала прицел. «Да ну, ерунда все это!» А сделал ли вдох — не помнил, хоть убей.
Под водой снова навалился галдеж, который из злобно-веселого постепенно становился растерянным. Через несколько секунд раздался последний «карк», и небо как-то разом очистилось. Чик с шумом поднялся и наконец жадно втянул в себя воздух. Боже, как хорошо жить! Шатаясь, побрел к берегу. Боролся с несильным течением, но штормило, будто Ниагарский водопад пересекал. Облегченно упал на берег, совсем забыв про стоящий в опасной близости куст. Вторым вышел Ермил, потом Саргил с Архипом, держащимся за глаз. Все попадали. Удивляться сил не было.
— Где Кастор? — безразлично спросил Чик.
Молчание. Один Ермил нашел в себе силы крикнуть, позвать. В ответ тишина.
— Парни, — растерянно проговорил самый сильный, но не очень умный Ермил, — это как же…
Лежали почти статер, недопустимо долго, но усталость свалила даже выносливого Чика. Нехорошая усталость, не только от физической измотанности, но и от… не мог определить.
— Подъем, пацаны! — скомандовал он. — Проверить оружие, и выдвигаемся вниз по течению. Пойдем берегом.
