Как видим, кабинет его величества Юлейна был украшен особого рода изображениями, и в этом смысле ничуть не отличался от покоев его кассарийского кузена, с той лишь разницей, что Зелгу они достались в наследство от целого отряда предков со специфическими взглядами на красоту, а декор для королевского кабинета подбирала его любящая супруга под неусыпным наблюдением заботливой маменьки.
— Это гениально, — сказал маркиз Гизонга. — Попросим Мадарьягу или Гампакорту, или, скажем, князя Намору высказать свое авторитетное мнение насчет фонтана, и вопрос отпадет сам собой.
— Полностью с вами согласен, господа, — наконец заговорил король. — Есть только один нюанс. Я бы не хотел отправлять с этим поручением простого курьера. В конце концов, дело наше сугубо личное, семейное и крайне деликатное. Полагаю, будет разумно самим отправиться в Кассарию, дабы там окончательно определиться с выбором провозвестника нашей воли, ну и вздохнуть, наконец, полной грудью.
С этими словами торжествующий монарх обратил взор к единственному полотну, которое ему удалось протащить в кабинет по собственному выбору. То была довольно большая картина «Король Элильс Второй Гахагун пересекает границу покоренного Харцуцуя во главе победоносных войск на своем любимом древнеступе». Судя по всему, художнику никогда не приходилось видеть древнеступа, зато он отлично представлял себе короля, поэтому, заявленный в названии картины древнеступ собственно на самой картине изображен не был. Зрители могли вволю любоваться погрудным изображением его величества Элильса и большим скоплением облаков над горной вершиной. В остальном же произведение искусства давало тот самый простор воображению, коего так не хватало в изображениях наяд. Юлейн нежно любил это полотно и, глядя на него, частенько воображал себя на месте Элильса. Сейчас он в матовых, украшенных красной эмалью доспехах, начисто игнорируя Харцуцуй, ехал к своему кузену.
Никто не хотел в Кассарию больше короля, но его вельможи хотели туда не меньше. Это положение дел давало возможность злопыхателям позлопыхать в очередной раз, дескать, скоро столица переедет из Булли-Толли в Кассарийский замок, а там и до смены правителя рукой подать.
Но их недалекая и безнравственная позиция объясняется до смешного просто: они ни разу не ели булочек Гописсы, не слышали хора пучеглазых бестий, не вкушали фусикряки, созданной под руководством Гвалтезия, и не видели, как огромный малиновый диск солнца опускается в воды пролива, окрасив пурпуром Лисалийские холмы и очертив огненный контур острова Нуфа.
* * *
Слово понимает каждый, но ему нужно объяснить
Михаил Жванецкий
Покои Зелга решительно напоминали филиал замковой библиотеки. Книги, рукописи, свитки, дощечки, таблички, рулоны плотной материи с вышитыми буквами, связки раковин и что-то похожее на занавеску из разноцветных шнурков с узелками и бантиками громоздились всюду, где отыскалась хоть пядь свободного места. Зеркальный двойник, слегка ошалев от такой внезапной смены интерьера, отвоевывал себе место за столом, сгружая книги куда-то в недра бездонного шкафа. За дверцами шкафа клубился сиреневый туман. Зелг с надеждой заглянул в свой — никакого тумана. Там уместилось бы всего ничего десятка три толстых фолиантов. Он с завистью уставился в зеркало, но двойник стоял к нему спиной, руководя запыхавшимися домовыми, и на прожигающие взгляды разной степени интенсивности не реагировал.
Если молодой герцог полагал, что ему не хватит информации про Тудасюдамный мостик, то он ошибался. Теперь он думал, хватит ли ему времени, чтобы всю эту информацию изучить и усвоить.
Но своими слугами он мог гордиться. Они не нуждались ни в понукании, ни в дополнительном поощрении, ни в просьбах. Пока суд да дело, его покои заполонили переводчики, переписчики, архивариусы, библиографы и переплетчики и уже принялись переводить, переписывать и тут же переплетать в книжечки тексты, явно недоступные его пониманию.
Какой-то из библиотекарей, похожий на стручок с шестью руками, с невероятной скоростью перебирал четырьмя руками бантики и узелки на «занавеске», а нижней парой строчил перевод в пухлую книжку с листами приятного зеленоватого оттенка. Двое футачиков крохотными кисточками смахивали пыль из едва заметных трещинок в глиняных табличках. Зелг безоговорочно принял бы эти трещинки за естественные письмена времени, но оказалось, что они наделены не только этим философским смыслом, но и содержат интересующее его сообщение. Эльфы-архивариусы, уложив в ногах стопки закладок самых разных форм, цветов и размеров, перелистывали гигантские инкунабулы и отмечали нужные страницы. Им помогал призрак, записывая в особой тетрадке, какой закладкой и по какой причине выделен данный фрагмент. Существо, больше всего похожее на демона (демоном оно и было), стучало костяными палочками по связкам деревянных трубочек и дудело в дырочки через неравные промежутки времени. Затем переводило полученные звуки в текст. Это зрелище оказалось настолько завораживающим, что Зелг неприлично долго глазел на переводчика, пока тот несколько раз не сбился с такта и не был вынужден от начала до конца простучать и продудеть довольно большой отрывок.
Все вместе это напоминало густонаселенный аквариум с необычными, забавными и очень яркими обитателями, за которыми можно бесконечно наблюдать, утратив счет времени и позабыв о делах.
Спустя час или полтора молодой некромант понял, что он тут пока лишний, и его добрые подданные справятся со своими обязанностями гораздо лучше и быстрее, если не нависать у них над душой. Поэтому он прихватил с собой найденную в библиотеке книгу и удалился в спальню. Зеркальный двойник уже сидел на кровати, морща лоб и шевеля губами. В руках он держал пухлый томик в переплете цвета муф с бронзовым тиснением, однако его название показалось Зелгу незнакомым.
Молодой некромант повалился на постель и с наслаждением вытянулся. Настроение у него было определенно хорошее, даже беззаботное. Но Зелг уже пожил в своей вотчине достаточно, чтобы понимать, что это ненадолго. Пользуясь временным затишьем, он открыл роман и приступил к чтению. Но если ты живешь в Кассарии, нельзя рассчитывать на то, что всякий раз приступая к чтению, ты приступишь к чтению и прочтешь именно то, что собирался. Зелг поморгал, всматриваясь. На первой странице обнаружились следующие строки:
А-зун ауробигао гухурунда варантуки
Фэ-нань шэтэтэк нагангрнга
Герцог не удивился. Казалось, он и ожидал увидеть нечто подобное. Его раздосадовало другое — он не понял ни слова, хотя был уверен, что должен понимать. Странные покалывания в висках и ладонях отвлекали и рассеивали внимание. У него слегка закружилась голова, и он даже чуточку рассердился: он чувствовал себя так, будто не сумел сложить два и два, а это, согласитесь, выбьет из колеи любого здравомыслящего человека. Герцог снова пробежал глазами строки, написанные красивой синей вязью. Он не сказал бы, что это за язык, однако же, с легкостью складывал буквы в слова. Зелг ничуть не сомневался, что знает, о чем идет речь, просто по непонятной причине смысл знакомых слов от него ускользает. Но стоит только немного напрячься, и все сразу встанет на свои места. Именно это соображение не позволило ему сразу отбросить странный томик и заставляло его читать и перечитывать строки, которые отзывались в сердце и памяти сладкой тоскливой нотой. Прошло еще около получаса, прежде чем он заметил, что уже говорит вслух. Строчки привязались к нему, как, бывает, привяжется незатейливая песенка, и порой даже не замечаешь, что мурлычешь ее, а на самом деле повторяешь без умолку. Так что он скорее обрадовался, чем огорчился, что был потревожен в своем уединении.
