— У меня нет силы, чтобы хватило на всех вас, но все, что я имею, я отдам вашим сенелям. Даете мне разрешение на это?
Воины уставились на него, силясь понять его слова. У Вадина было преимущество: он уже видел однажды, что может сделать Мирейн.
— Магия, — громко произнес он, заставляя их очнуться, — Божья сила. Принц просит разрешения наложить чары выносливости на ваших коней.
Один за другим, нерешительно, они наконец согласились. Теперь они принадлежали Мирейну и телом и душой. Воины смотрели на него с благоговением и несомненно с любовью, когда он прикасался рукой к крепким лбам жеребцов, в основном к их рогам, или клал ладонь между глаз кобыл. В измученные тела возвратилась жизнь. Свет зажегся в потухших глазах, ноздри стали раздуваться, пробуя на вкус ветер. В последнюю очередь Мирейн подошел к Бешеному. Тот едва ли нуждался в его прикосновении, чтобы воспрять и начать пританцовывать, топая копытами, однако Мирейн долго стоял, положив обе руки на холку и прижавшись щекой к его спутанной гриве. Внезапно, почти конвульсивно, он обернулся. И не у одного Вадина захватило дух. За такое короткое время лицо Мирейна состарилось на многие годы. Но он взлетел в седло, стройный и прямой как никогда, и Бешеный рванулся вперед.
— За мной! — скомандовал Мирейн.
Они не скрываясь выехали на гребень холма, спустились по склону и оказались прямо перед вражеской армией. То ли потому, что таково было действие силы Мирейна, то ли бунтовщики считали, что их невозможно застигнуть врасплох, но они не двинулись навстречу. Вероятно, солнце било им в глаза и клубы пыли застилали им взор, и они решили, что эти только что прибывшие незнакомцы — новое подкрепление. Не было ни стягов, чтобы заставить их думать по-другому, ни настораживающего блеска оружия. Грязные, в лохмотьях, верхом на покрытых пеной всхрапывающих сенелях, эти чужаки вполне могли оказаться беглецами, ищущими спасения.
С левого фланга между рядами армии и скалой оставался узкий проход, и Мирейн устремился туда, увлекая за собой весь отряд. Вадин услышал окрик, прозвучавший как вопрос или как повеление. Он пригнулся к шее Рами.
— Скачи, — взмолился он. — Длинноухая моя умница, любовь моей жизни, скачи.
Его ослепил блеск оружия. Спина напряглась в судорожной мольбе избежать смертельного удара. Все его существо сконцентрировалось на развевающемся перед ним хвосте Бешеного. Он обязательно вынесет их всех из этого тупика. Он обязательно выведет их к безопасности и дому.
Голосу вторило эхо, рожденное не только воздухом и горными стенами.
— Стоять, я сказал! Под чьим именем вы едете?
— Под своим собственным, — проревел через плечо Мирейн. — А позади вас, на расстоянии дня пути, Моранден из Дола.
Бешеный изменил направление. Рука Мирейна взметнулась, повелевая остальным следовать в прежнем направлении, но его жеребец остановился на расстоянии полета стрелы от командира бунтовщиков, окликнувшего его. Вадин смертельно устал, но все-таки он был еще жив; он понял, что пытается сделать Мирейн, и так испугался, что силы оставили его. Он натянул поводья. Но Рами с ее бархатной мордой, Рами, послушание которой всегда было безупречным, закусила удила и не пожелала свернуть в сторону. Он услышал голос Мирейна, не вполне отчетливый на таком расстоянии. Этот ненормальный рассказывал врагам, где находится Моранден, и сколько у него людей, и что сказали его шпионы; он только не сказал ничего о самом себе. И армия замедлила свой ход, чтобы послушать все это. Ряды смешались. Послышались одобрительные выкрики.
— А ты, — спросил капитан с металлом в голосе, — откуда ты все это знаешь? И почему твои люди… — Он осекся, пришпорил сенеля и подъехал ближе к Бешеному, который отпрыгнул в сторону, опустив рога. — Кто ты такой?
Мирейн рассмеялся, показал ожерелье на своей шее и развернул своего жеребца.
— Я — Мирейн! — выкрикнул он через плечо. — Мирейн, принц Янона!
Казалось, порыв ветра подхватил Бешеного — таким быстрым был его бег. Позади него в беспорядке метались воины. Но некоторые из них оказались быстры и мудры. Что-то пропело в воздухе, нежно, пронзительно, смертельно. Бешеный поравнялся с Рами.
Заржал сенель. И упал перед ними со стрелой в сердце. Рами отклонилась в сторону. Бешеный перепрыгнул через бьющееся тело.
Только теперь бунтовщики пришли в движение. И тут Вадина осенила потрясающая мысль. Если Мирейну удалось удержать бунтовщиков одним лишь голосом, то разве не под силу кому-то удержать их мечом, смешать ряды и выиграть драгоценные минуты? Он потянул за поводья Рами, пытаясь развернуть ее.
Но что-то невидимое стальной хваткой сжало его запястья. Кобыла летела вперед. Глаза Бешеного на короткий миг встретились с глазами Вадина. Обезумев от ярости, беспомощный, словно человек, закованный в цепи, Вадин оглянулся через плечо. Шестеро. Их было всего шестеро. Над павшими сгрудились враги.
Один из шестерых был свободен или освободился по собственному решению, и он украл ту боевую славу, о которой мечтал Вадин. Словно смертоносная молния, он полетел навстречу врагу, распевая какие-то грязные насмешливые куплеты и размахивая сверкающим мечом. Стрелы не могли ранить его. Копья падали вокруг, не задевая. Продолжая петь, он врубился в передние ряды, сминая и убивая людей.
— Мирейн! — кричал Вадин этому непреклонному всаднику. — Мирейн!
Проход перед ними сузился. Без сомнения, это была наконец черная пасть ущелья, а за ним — стены Умиджана, освещенные заходящим солнцем. Позади них армия врага послала вперед своих лучших воинов — отряд конных лучников.
— Вперед! — вскричал Мирейн. — Доверьтесь богу и скачите вперед! Перед нами Умиджан.
Да, словно преддверие самого ада, перед ними лежала черная Горловина, высились черные скалы, вздымался черный замок. А последним отрезком Горловины был Язык — тропа через отвесную стену, ведущая к другой стене, которая падала в пропасть с мерцающей в ее глубине водой. Этот путь, достойный горных орлов, круто обрывался возле мощных ворот. Умиджан действительно был неприступной крепостью: на тропе не могли уместиться даже три человека в ряд, а утес, нависший над тропой, служил фундаментом замковых стен.
Оставайся у Вадина хоть крупица сил в запасе, он расхохотался бы. Он понял, что боги посмеялись над ними. Как бы ужасна ни была вся их скачка, впереди их ждало самое худшее — смертоносный дождь стрел и тропа над пропастью, где один неверный шаг станет причиной их гибели. Он знал, что от каждого шага огромное сердце Рами готово разорваться. Пустота притягивала, она звала их, приглашала соскользнуть с узкой тропы, обещая отдых и покой. Вадин пригнулся к светлой гриве кобылы, напрягаясь, когда напрягалась она, желая, чтобы она побыстрее пробежала этот путь, уверенно и не оступаясь.
