— Дверь хорошо закрыта, — спросил Татарин. Леший иронизировать не стал
— предосторожность была старая, как мир, однако до сих пор срабатывала.
— А теперь слушай сюда и постарайся сразу же забывать, — совершенно серьезно посоветовал Рустам…
Началась эта свистопляска больше года назад. Тогда, если помнишь, без вести пропал молодой парень только что отслуживший, между прочим, в "морской пехоте". Ну пропал и пропал. Поискали, как водится, потом бросили. Жена нашла себе другого, мать он еще до армии схоронил, так что дергать «сизарей» было особо некому. Потом, уже месяца три прошло, исчезли напрочь двое его приятелей, примерно того же возраста. И тоже бесследно. Леший молчал. История была давняя, со всех сторон обсосанная, в том числе и «Сенсацией» и комментариев не требовала.
— Когда группа пацанов из области пропала, — продолжал Татарин, — никто особо не дергался. Были — сплыли, мало ли куда их черти занесли. Может быть и не в нашем районе. А три дня назад исчезли еще двое: одному уже под тридцать, серьезный парень, инженер. А другой… — Татарин сделал эффектную паузу.
— А другой — сын Великого Монгола, пацан лет пятнадцати, Тимур, — Леший сцепил руки в крепчайший замок. Разговор не нравился ему с самого начала, а сейчас просто встал поперек горла. — Милиция ищет. Гароев, говорят, частного детектива нанял.
— Верно, нанял, — кивнул Рустам, — парень со мной в контакте. Молодой, но работает неплохо. И знаешь, он обнаружил, что эти случаи не единственные, люди в городе пропадают уже года три. В основном это, конечно, те, кого особо и не ищут — бомжи, всякие ханыги, криминал ходячий, словом — группы риска. А тусуются они, между прочим, в старом монастырском комплексе, частью под землей, от милиции подальше. И пацан Монгола, Тимур, тоже был не так прост. Последние месяцы он был связан с диггерами. Ну, знаешь, теми парнями, которые лазают по всяким подземельям, тоннелям и прочим катакомбам. Говорят, что ищут то ли серебро Дмитрия Донского, то ли ход из мужского монастыря в женский, а по-моему, просто приключения на свою филейную часть.
— Я знаю, кто такие — диггеры, — перебил Леший, — что дальше?
— А дальше… — Татарин задумчиво потер подбородок, — дырки эти в подвалах, куда они лазают, засекречены почище плана минирования Кракова. Парни — фанатики, почти что закрытая секта, никого к себе не подпускают…
— Не смеши, — посоветовал Леший, — взвод солдат, прочесать всю старую часть города и можно подробную карту рисовать.
— Так то оно так, — Татарин подергал себя за кошачий ус, словно проверял, не отклеился ли ненароком, — только большая часть подземных переходов проходит под «коксохимом» и Бугаев, опять-таки, неофициально, почти на ухо, но так, чтоб слышали все, кому положено, сказал, что костьми ляжет, но никого с приборами туда не пустит. Димка Зверев ему не поверил…
Леший поежился — история было совсем свежая, его коллегу, журналиста «Новостей» Диму Зверева перед входом в редакцию неизвестная машина просто растерла задними колесами по асфальту. Город был в шоке, это ведь не Питер, где популярнейшего телеведущего в собственном подъезде грохнули, газеты выпустили некрологи на полполосы, телевидение нарыдало корыто слез, полковник милиции торжественно пообещал "найти и обезвредить" и на следующий день происшествие напрочь забыли. Велик град Петра, много там журналистов… Димка был в городе своим в доску, коренным, с половиной населения в родстве. С другой в близком знакомстве. Смерть его и сейчас была свежа в памяти, такое город вообще не умел забывать…
— Что, Бугаев правда клад Донского нашел, — недоверчиво хмыкнул Леший, — или радиоактивные отходы у себя под задницей захоронил?
— Не знаю, что он там захоронил, знаю только, что дело это темное, — ответил Татарин, глядя в глаза Лешему предельно откровенно, — темное и опасное. Но Гароев платит за него большие бабки. Это во-первых. А во-вторых, хотя может быть это как раз во-первых… мне нужен этот материал. Это — сенсация, Виктор. Большая сенсация, такие журналисту раз в жизни попадаются. И она должна быть у меня.
Леший смотрел в круглые глаза Татарина, в них плясали черти. Пожалуй, этот парень мог бы понять диггеров, как никто. Потому, что и сам был фанатиком. За свою сенсацию он мог бы убить… Во всяком случае, через свое самолюбие Татарин переступил легко, даже притоптал его сверху, чтобы не дергалось. Такими людьми можно было восхищаться, молиться на них, любить, ненавидеть, люто завидовать… Работать с ними было невероятно интересно, но вот веры им не было никакой. Потому, что за свою сенсацию Татарин мог утопить в дерьме не только союзника-подельника. И при этом без малейшей мысли о личной выгоде, просто "за идею".
Так подумал Леший, а вслух сказал другое:
— То, что на «коптилке» всякой гадости предостаточно, и то, что льют они ее, заразы, под землю, этим ты меня не удивил. Но вряд ли среди всей этой химии найдется такое соединение, от которого помирают в одночасье. Это во-первых, — заметив, что Татарин открыл было рот, протестовать, Леший вскинул ладони, — Великого Монгола понять можно — он с горя по фазе съехал. Только пацана его вряд ли найдут. Так же как и остальных. Сколько прошло времени с тех пор, как вся эта чертовщина здесь завелась? Три года? И ни слуху, ни духу? Так молчат только могилы, Рустам.
— Сколько?
Леший хмыкнул:
— А сам? У тебя штат, или где?
— Отстань, — поморщился Хакасов, — кого я туда пошлю? У меня есть две девочки, которые могут взять интервью в любом кабинете, потому, что у них ноги из ушей растут. У меня есть "политический обозреватель", которому я плачу, чтобы он из грязных сплетен лепил сенсации, а местные шишки платят, чтобы выглядеть в его статейках поприличнее. Кто из них сможет хотя бы подойти к диггерам? Мне нужен настоящий профи, — с нажимом в голосе произнес Татарин, — мне нужен ты.
"Если я такой хороший, что же ты мне, как князю новгородскому, путь показал во времена недавние" — подумал Леший, но опять ничего не сказал.
Щенка ткнешь мордочкой в собственную лужицу на полу, так иногда бывает польза, а с человеком такие номера не проходят. Ибо он — сволочь не по неведению, а по сути и убеждению.
— Так сколько ты платишь за свою сенсацию? Имей в виду, я не говорю «да».
Я подумаю…
Пока автобус-четверочка поскрипывая изношенными сочленениями добирался до города собрался и брызнул мелкий, но холодный дождик. Острые иголочки в момент искололи лицо, насыпались за ворот плаща, залили стекла очков, и Леший закрутил головой в поисках подходящего укрытия.
Остановка располагалась на углу улицы Липского, в двух шагах от старой площади, где топорщились скособоченные решетки с рекламными щитами сигарет «Кемел» и страховой медицинской компании "Красный крест". По тому, что это дикое сочетание не вызывало у местных жителей даже тени недоумения, можно было судить, как далеко продвинулся город по пути реформ. С торца ближайшего здания, над входом в полуподвал, таращилась полутораметровая рыбина с наново покрашенным грязной охрой, кудреватым хвостом. Надпись, оставшаяся еще с тех, благополучных и счастливых времен, гласила "кафе-мороженое "Золотая рыбка".
