— Моё имя Огастос Фресс. Я — младший сын Великого Мага Рего Фресс. Не Великий и никогда им не стану. Я тоже обманул тебя, Чара. По соображениям, которые теперь, кажется, потеряли всякий смысл. Я знаю, где находится замок Фресс, но, клянусь, понятия не имею, где Источник. Меня… не посвящали в такие… тонкости. Только трое из всего Дома знают, где это, но никто из них не скажет даже мне. Чтобы попасть в Седые горы, нам придётся пересечь весь Арис, а вдогонку очень скоро бросятся Псы Крейс, да и он сам, полагаю.
Огастос бросил осторожный взгляд на свою собеседницу. Она больше не улыбалась, но и страха, похоже, не испытывала. И не казалась слишком уж удивлённой. И всё ещё чего-то ждала от него.
Огастос вскочил с тёплого камня и навис над ней, уперев руки в бока:
— Чего ты хочешь?! Мы не доберёмся даже до Гардены! — Он сообразил, что кричит, и резко замолчал.
Девушка бережно завернула Источник в какое-то немыслимое рубище, вязанное крупными петлями из грубой некрашеной шерсти, и убрала его в свою торбу. Ветер трепал её распущенные светлые волосы и парусом надувал белую рубаху. Она поднялась и повесила торбу за спину:
— Пойдём, Огги. Дорога сделает страх не таким острым. Я тоже боюсь, но идти надо.
Голос её звучал неестественно ровно, и Огастосу показалось, что она едва сдерживает слёзы.
«Плачь, — неожиданно зло подумал он. — Вы, Великие, только и знаете, что играть другими людьми».
Это было неправдой, Чара ни разу не применила к нему магию, но злость отрезвила его, отогнав страх. Он протянул ей руку, и девушка доверчиво вложила в неё свою. С утёса они спускались в молчании: самое главное было сказано.
***
Великий Маг Минот Крейс устало перекинул ногу через короткую шею горлана и бросил поводья наклювника в руки услужнику. Тяжело ступая по террасе, он направился к распахнутым настежь дверям. Навстречу ему, как-то странно съёжившись и вжимая голову в узкие плечи, шагнул Пекун, умелый маг Земли, управлявший в замке всем, что касалось личности самого Минота. И нигде не было видно Шорра. Минот присвистнул, и Пекун съёжился ещё больше. Минот, словно зверь, почуял его страх, ударивший в ноздри кислятиной.
— Что с моим Псом? — рявкнул он.
— Великий Маг… — По рыхлой щеке Пекуна сбежала струйка пота. — Он жив, мой господин. Два других Пса взбесились и набросились на Шорра, но он задрал одного до смерти…
— Где он?!
— Лекарь не позволил двигать его с места, Великий Маг. Он в утренней трапезной, где и была свара…
Услужник ловко пятился задом, держа дистанцию между собой и покрасневшим от гнева хозяином.
Минот смёл его с дороги, протопал по лестнице и свернул к широкой арке трапезной.
Уцелевшая мебель была сдвинута в сторону, на наборной древесине пола осталось множество глубоких царапин, в паруса прозрачных занавесей поддувал свежий ветерок. Старый Пёс лежал под окнами, его тело было неестественно выкручено, рёбра ходили ходуном от редких тяжёлых вдохов. Под задними лапами и лохматыми «штанами» на бёдрах лежала мягкая тряпка, она была мокрой и резко пахла звериной мочой. Услышав шаги хозяина, Шорр приподнялся на передних лапах и, громко скуля, попытался ползти. Минот грузно опустился перед Псом.
— Старый друг… старый верный друг…
Он поднял тяжёлую голову Пса и пристроил на коленях. Взгляд Пса остановился. Шорр испустил дух. В стекленеющем глазу отображалось лицо Шеллас с портрета на противоположной стене. Такой, какая она была в год своей гибели. Минот перевёл взгляд на портрет. Волосы светлым облаком окружали лицо дочери. Прозрачные, словно зеленоватые морские воды, глаза смотрели куда-то очень далеко…
Великий Маг просидел с головой мёртвого Пса на сведенных от боли коленях довольно долго. Когда он поднялся, лицо его не выражало ничего. Холодные голубые глаза были пусты.
— Что стало со вторым Псом? — ровным голосом спросил Повелитель.
— Сбежал в суматохе. Он сильно потрепан, его след утерян у обрыва, мой господин. Его, наверняка, уже съели рыбы… — Голос Пекуна дрожал и прерывался, но он не смел сдвинуться с места, хотя больше всего на свете ему хотелось немедленно облегчиться.
— Сожгите тело. Развейте пепел над лесом. Пусть вернётся откуда пришёл. Он заслужил это. Подберите молодого Пса, я сам обучу его.
Минот опалил услужника холодом своих глаз, жгущим не хуже огня, и вышел. Свистнул горлана, поднял птицу в небо и гнал до самых границ своей земли, до Резаной горы, где и провёл одинокую, полную горьких мыслей ночь.
Великий Маг Крейс обнаружил отсутствие Источника только на следующий день. Он протянул руку за кувшином свежего, ещё тёплого молока и застыл над столом, буквально замороженный сосущей пустотой в груди. Нет, ему не понадобилось бежать в хранилище, чтобы убедиться, что Источник больше не наделяет его былым могуществом. Минот Крейс не перестал быть Магом, нет. Он перестал быть Великим. Ужас накрыл Минота с головой: он перестал ощущать равновесие сил, и это вовсе не означало, что Рего Фресс тоже лишился Источника.
Он сидел в трапезной, один за большим семейным столом, и смотрел на свои тяжёлые, оплетённые набухшими венами руки. Пустота, поселившаяся в сердце вместе с гибелью Шеллас, а потом и смертью второй жены, теперь поглотила Великого Мага Крейс целиком. Он понимал, что нужно немедленно что-то делать, отправляться в погоню, возвращать Источник… если не ради себя, то ради сыновей и Ариса, но глубокая апатия, живущая в нём давным-давно, сковывала мысли.
***
Запрет на применение магии так глубоко засел в голове у Чары, не позволяя ей порой вовремя воспользоваться своими способностями, что сейчас она радовалась, словно несмышлёный ребёнок, играя с Водой, Землей, Воздухом, Огнём, словами защиты и нападения. Здесь, в стороне от дорог, на краю заросшего поля, где они отпустили противных горланов отдыхать и кормиться, её никто, кроме Огги, услышать не мог. Подсознательно она ощущала свою силу, как тяжелеющую с каждым днём ношу.
«Ты можешь больше, — шептал внутренний голос. — Ты можешь всё». Но Чара отмахивалась, не желая принять могущество ТанеРаас.
Огастос тоже посмеивался над азартом Чары. Посмеивался, изо всех сил стараясь задавить завистливые мыслишки, нет-нет да и выползающие из тёмных уголков его души.
Временами милая и наивная, девушка умела быть непреклонной и упрямой. И тогда она начинала раздражать его. Огастос знал, что Чара отнюдь не бесстрашная. Он не раз слышал, как она тихонько плачет по ночам о чём-то своём. Но взывать к осторожности иногда было просто бесполезно.
И он тоже испытывал облегчение сейчас, погожим осенним днём, вдали от тех опасностей, которые грозили им, и тех, которые подсовывало его богатое на этот счёт воображение.
— Почему вы приручили этих ужасных птиц? Почему не помирились с Крылатыми конями? — спросила Чара, присаживаясь рядом.
Горланов не было видно, но они перекликались где-то вдали каркающими, хриплыми голосами.
— Тебе бы спросить об этом моего старшего братца, Валиса. Он многое знает о прошлых днях, копается в книгах и свитках, словно одержимый. А я как-то не задумывался об этом. А ты что, думаешь, Крылатые могли бы вернуться? — Огастос с интересом посмотрел на свою хрупкую спутницу.
— Не то чтобы вернуться… Но ведь их никто не просил? По той истории времен, что я слышала, выходит, что Крылатые кони соблюдали некий договор с Великими Домами. Конечно, проще заставить глупого горлана служить, чем гордого коня, но разница, поверь мне, просто огромна…
На тихом костре весело булькало варево в медном котелке. Огастос уже перестал удивляться неожиданным умениям спутницы, таким, как готовить пищу, например. Никакой магии здесь не было, но самая простая еда у неё получалась по-настоящему вкусной. Сейчас они ждали, пока сварится жирный по осени норный зверёк Тхе. Чара ловко, что тоже изумило Огастоса, подбила этого зверька неизвестно откуда взявшимся метательным ножом странной формы. И сама же, не поморщившись, освежевала, даже не особо испачкавшись при этом.
