— Как это глупо, — слишком самоуверенно заметил кицунэ. — Не зря я прозвал тебя глупышкой, так ведь?
Он снова обнажил свои белоснежные зубы, я поежилась. Что там рассказывал Такеру? Думать, сосредоточиться и думать!
— Если… моя душа станет твоей, — будто пытаясь вновь заинтересовать его, подалась чуть ближе, потому что кицунэ как будто, и правда, терял ко мне интерес, — ведь я перестану быть собой. Но что, если я останусь? Я помогу тебе.
— Но зачем мне такой риск? Что-то делать ради глупышки из человеческого мира? — Он вновь приблизился к моему лицу. — Ты не можешь предложить мне ровно ничего, что бы смогло затмить мою помощь. Даже если расплатишься своими будущими жизнями.
— Но…
— Это всё? — Он как будто подводил черту, итог, а я испугалась. — Вся твоя сделка?
Звучало, словно он потешался надо мной. Так и было. И как я могла подумать, что?..
— Она жива? — Спросила, ведомая слепой, единственной надеждой. — Пожалуйста… я знаю, что ты не обязан мне говорить. Но тебе это ничего не будет стоить.
Кицунэ задумался.
— Верно. Но какой мне с этого прок?
И тут я зацепилась за единственное, что могло сыграть мне на руку.
— Но ведь ты мог выбрать любого, — заметила осторожно. — Но ты выбрал меня. По какой-то причине я тебе интересна.
Кицунэ снова улыбнулся.
— Хочешь победить лису хитростью? — Открытая насмешка, но мне было все равно.
— Я вообще не хочу оставаться.
— Так вот, зачем ты пришла сюда, — наконец-то добрался будто бы до сути кицунэ. Скользнув вокруг меня незаметным движением, будто, и правда, лиса. Окружил шелестом, ароматом зефира (почему именно он?), шелком мягкой лисьей шерсти. Вернулся, сделав круг. Я снова теряла его из виду. Нечеловечески прекрасен, быстр, великолепен. — Ты хочешь свободы.
— Да, — вымолвила. — Поэтому… предлагаю услугу взамен. Не может быть так, чтобы тебе уж совсем ничего не нужно было.
Он наклонил голову, будто дикий зверь, мурашки побежали по коже, когда мое сознание пронзили дикие образы белой лисы. Огромной белой лисы с девятью хвостами. Его облик. Он сам его транслировал? Или это я воображала? А, может быть, поймала что-то? Он менял мою реальность.
Нет, не так. Он уже изменил все, начиная с самого начала, дописывая мою жизнь до конца своими чернилами. Ароматом зефира, движением ветра, искрами неведомых цветов. Я сама приняла эти изменения, ступив на лисью тропу.
Страшно и холодно.
Но отвести взгляд я все еще не могла.
— И ты готова выполнить всё, лишь бы… — его пальцы, словно гигантский паук, прошлись по моему плечу, спускаясь к метке, — её не стало?
Вздрогнула, когда он коснулся её. Думала, снова обожжет. Но нет. Это была его метка, и от его прикосновения она не горела. Его прикосновение оживило метку.
Другое. Совсем не смешанное с болью ощущение. Такое теплое, мягкое, ласковое. Откровение других миров, ощущение дома, но параллельных с моей вселенных. Притягивало так сильно, что мне захотелось остаться. Бросить всё, забыть все невзгоды моей человеческой жизни, свернуться клубочком на этой мягкой траве и уснуть.
Как приятно…
— Лиса, — моргнула, потихоньку возвращаясь к реальности.
Шин. Ему все еще было больно. Почему-то. А я думала, шинигами… не бессмертный. Он же сам мне об этом говорил. А если он может умереть, значит, может и пострадать. Значит… значит…
Снова нашла взглядом кицунэ. Нервно сглотнула. Он опять изменился.
Как ты это делаешь?
— Да, — отвечаю запоздало на его заданный вопрос.
Но кицунэ ждал. Улыбнулся. Мягко, вкрадчиво, как улыбнулся бы кот, играющий с мышью — своей добычей.
— И ты готова на всё ради этого? — Интересуется кицунэ.
— Ну… — сконфузилась я, нервно дергаясь, — на всё, что в моих силах.
— Правда? — Незаметным движением он скользнул мне за спину, так естественно и непринужденно уложив подбородок мне на плечо. — Тогда мое первое желание: убей шинигами.
Мои глаза округлились, ком застрял в горле.
Что?
Глава 24
Моргнула. Снова и снова. Шин все еще корчился от боли в нескольких метрах от меня. А я в ужасе осознавала то, что сказал мне кицунэ.
— Убить… шинигами? — Повторила я с осторожностью, ловя взглядом темные глаза Шина.
Ему было больно, и это затмевало любые другие эмоции. Но он смотрел мне в глаза.
Почему ты смотришь? Предатель.
— Именно, — кицунэ коснулся моих волос, с нежностью и мягкостью перекинув их мне через плечо. Его прикосновения были такими теплыми, естественными, словно ко мне прикасался ветер. — Он разрушил мой храм, а раз уж ты готова на всё ради меня… (еще одна улыбка) в пределах возможного, конечно… шинигами слаб. И ты можешь это сделать. Убить его.
Я смотрела на Шина, который ровным счетом ничего, кроме боли в глазах не выражал, и не могла собраться с мыслями. Что он от меня требует? О чем просит? Да это ни в чьих силах… минуточку.
Резко повернув голову, я взглянула на кицунэ. Несмотря на то, что я буквально свернула голову, он как будто бы этого ожидал. Уже улыбался, скользнув внимательным, не упускающим ни единой детали из вида, взглядом.
— Подожди! Ты сказал: первое желание? — Повторила я.
— Верно, — сверкнул своей улыбкой кицунэ. — Если уж хочешь убрать метку, тебе придется отработать три.
— Три?! — Наорала я на кицунэ от возмущения. Тот лишь улыбнулся шире. — В смысле, три?!
— А давай-ка посчитаем, — предложил кицунэ. Он вскинул длинный указательный палец. — Я спас тебя в лесу, поставив метку. Это раз. (Я было открыла рот, чтобы возразить, но в планы кицунэ не входило обсуждение, только факты и констатация). Я не убил тебя сейчас за то, что явилась раньше времени без моего разрешения. Это два.
Чего?! Не убил? А что, мог? Тут я нахмурилась, но снова смолчала. Так-то, если убрать всю эту мишуру (его непревзойденную притягательность), он с шинигами сражался. И теперь Шин корчится от боли, встать не может. Какие-то сомнения, что он мог со мной и не такое сотворить?
— И теперь ты хочешь свободы — это три, — закончил считать кицунэ. — По мне, все выходит честнее некуда.
— Лис, — разозлившись, стиснула зубы я.
А кицунэ рассмеялся.
— Ты так забавно называешь вещи своими именами, — заметил он, упиваясь собственным превосходством. — Но… (его тонкие пальцы добрались до моего подбородка, возвращая взгляд на шинигами) мы все еще не закончили с первым желанием. Ты мне должна два. Так что… вперед.
Я задрожала, когда ладонь кицунэ скользнула ниже, медленно, ласковым прикосновением нашла мое горло. Его пальцы смыкались осторожно, ненавязчиво, но я знала, что если он захочет, он даже без особых усилий перекроет мне доступ к воздуху, и я умру, прям, здесь. Через секунду или меньше.
Но… Шин…
Он терял силы, это было очевидно, но я не понимала, что именно сделал кицунэ, каким именно образом он победил жнеца. Не совсем, да, он его не убил. Но Шин…
Внезапно в его бессилии и обреченности я разглядела будто бы смирение. Это настолько ударило по мне, что я предпочла думать, будто это неправда. Шин… смирился? С тем, что я убью его? Почему? Ведь я бы никогда на это не решилась… а он…
Он ведь сопротивлялся до этого. Почему же сейчас уже нет? Он просто смотрел на меня, разноцветная трава так восхитительно обрамляла его лицо, было до ужаса красиво. Умирал ли он по-настоящему? Но я не боялась. А он не знал, когда умрет, ведь шинигами… у него будет другой шинигами.
Но знает ли Шин, когда умру я? Мы так это и не выяснили.
Однако… убить его. Да, он мне многое не сказал. Но что это означало? Ничего того, что требовал от меня кицунэ.
— Нет, — решительно заявила я, услышала движение за своим плечом.
А Шин… его глаза на миг округлились, как будто он очень сильно удивился. Глупо было быть такой самоуверенной и беспечной в то время, когда пальцы кицунэ лежали на моем горле. Но я видела перед собой Шина и понимала одно: я не смогу. Никогда и ни за что на свете не смогу причинить ему боль. Вред. Не смогу…
