Я кивнул, уже понимая, что за стук топора я слышал спросонья. В центре крепости, близь ворот устанавливают помост, столб, к которому привяжут виновную, а также подбирают хворост из свежих веток, чтобы больше дымил, чем горел. Нужно, чтобы народ ужаснулся такой смерти. Страшная смерть в мучениях удержит чью-то нестойкую душу от попыток поразвлечься в этой области.
Отец Дитрих смотрел на меня, как показалось, с непонятным укором. Вид смерти для самой обвиняемой неважен, все равно смерть, но пусть посмотрят и ужаснутся те, нестойкие. А мы все, если честно, нестойкие. То и дело норовим свернуть с прямой дороги к счастью на тропку сомнительных удовольствий. И хорошо бы только ограничиться женой соседа! В крайнем случае, в морду даст. Правда, может и топором по башке, бывает… Но тропка может завести и дальше, совсем уж в дебри, где погубишь не только свою душу, но и чужие.
– Хорошо, – сказал я. – Кстати, пусть отец Ульфилла посмотрит, что у нас тоже идет борьба с нечистью. А потом поскорее отправьте его обратно. Вы, полагаю, уже с ним столкнулись?
Он поморщился.
– Где вы такого откопали?
– Сам выкопался, – объяснил я со вздохом. – Самородок. Выходец из народа.
– Да, это заметно. Невежество просто дикое, зато какой напор, какой напор…
– Чем человек грамотнее, – заметил я, – тем напора меньше. Потому нами и правят… не совсем грамотные?
Он посмотрел искоса, не на себя ли намекаю, пожал плечами.
– А зачем вы его привели в типографию?
– Чтобы буквы пересчитывал.
Отец Дитрих слабо улыбнулся.
– Представьте себе, он всю ночь этим и занимался.
– Правда?
– Точно-точно. Сперва сверял отпечатанную Библию с рукописным вариантом, потом положил две отпечатанных и сравнивал, сравнивал… всю ночь.
– Он ведет свой род от Фомы неверующего, – пробормотал я.
Отец Дитрих покачал головой.
– Не льстите так этому священнику. Богословы спорят по поводу особого отношения Господа к Фоме неверующему. Сын Божий то и дело предъявлял ему доказательства своей божественности. Только ему…
Он прервал себя на полуслове: из помещения вышел, пошатываясь, отец Ульфилла, прикрыл глаза от солнца.
– Легок на помине, – пробормотал я.
Отец Дитрих поморщился.
– Ладно, общайтесь со своим приятелем. Я уже успел наобщаться.
– Когда же вы все спите? – сказал я с неловкостью. – Я вот наделен способностью не спать по неделе… почти, но так ни разу не воспользовался. Здравствуйте, отец Ульфилла! Как спалось?
Отец Ульфилла выглядел ужасно: круги под глазами, невыспавшийся, белки глаз покраснели, как и веки, что еще и набухли, как подушки. Он проводил Верховного Инквизитора неодобрительным взглядом, а когда посмотрел на меня, в глазах была холодная решимость.
– Нам нужен такой станок, – заявил он.
Я задержал дыхание, нужно быть стойким, я предвидел такой поворот, сказал твердо:
– Вы правы, отец Ульфилла. Вам он очень нужен! Слово Божье нужно нести в массы!
Он кивнул.
– Значит, я его забираю?
– Нет, – отрезал я. – Его устройство очень просто. Вы же наблюдали за его работой всю ночь?.. И даже сами пробовали делать оттиски, как могу предположить, зная вашу недоверчивую натуру?.. Вот и постройте в своем монастыре такой же. Это будет даже быстрее, чем разбирать этот и везти в такую даль по частям. Чертежами я вас снабжу.
Он сказал угрожающе:
– Нам нужен такой станок прямо сейчас!
– Совершенно верно, – согласился я. – Потому немедленно увозите чертежи и в первый же день собирайте плотников, кузнецов, оружейников… Я вам объясню, да и вы и сами сообразите, какие детали лучше делают оружейники, а не простые кузнецы. Надеюсь, наладите работу быстро. Отец Ульфилла, а вот мне уже сейчас нужны грамотные монахи. Много! Я вам чертежи печатного станка, а вы мне грамотных монахов, послушников и всех, кто научится у вас там читать– писать….
Он бросил на меня злой взгляд исподлобья.
– Грамотные везде нужны.
– Я за них буду платить, – сообщил я.
Он спросил прямо:
– Сколько?
– За каждого присланного мне грамотного, – уточнил я, – буду платить так, чтобы вы могли на эти деньги обучить еще троих. Очень выгодная сделка.
Он оглянулся на темный вход в типографию. Оттуда доносится непрекращающийся скрип колеса и чмоканье сдавливающего бумагу пресса.
– А зачем вам грамотные? Сатане тоже нужны грамотные!
– Грамотные всем нужны, – согласился я. – Как вам моя типография?
Он поморщился.
– Да, – ответил он нехотя, – хороша. И святые книги выпускает… Но этим людям, а я с ними поговорил ночью, все равно, какие листки печатать. Они и во славу Сатаны сделают оттиски, если заплатить больше.
Я развел руками. Невежественный и неученый, однако чутья и знания людских слабостей у него выше крыши. Даже отец Дитрих как-то не подумал, что на таком станке так же легко печатать и антирелигиозную литературу.
– У нас все под контролем, – сообщил я.
– А кто контролирует контролера? – спросил он и посмотрел на меня пронизывающе.
Я ощутил оторопь, но совладал с собой и указал пальцем вверх.
– Господь.
– Какая непомерная гордыня, – произнес он с отвращением. – На этом Сатана таких вот и ловит… Купца на жадности, простолюдина – на похоти, рыцаря – на гордыне, властителя – на своеволии… когда над всеми должна быть только одна воля – воля Всевышнего!
Я перекрестился и посмотрел на него вызывающе.
– Да будет над нами только его воля.
Он вынужденно перекрестился и буркнул:
– Аминь.
– Аминь, – согласился я. – Словом, мы договорились. Кстати, ведьму решено сжечь на медленном огне! Придете любоваться?
Он отрезал:
– Этим не любуются!
– Почему? – удивился я. – Когда нехорошего человека казнят, это предостережение другим нехорошим.
Рыцари поглядывали на Ульфиллу с опаской, сразу ощутив, что к нему даже я, всесильный гроссграф, отношусь с непонятным уважением, что ли. А Ульфилла обошел всю крепость, везде совал нос, а затем объявил во всеуслышанье, что церковь, стены которой начали возводить каменщики, недостаточно хороша.
Отец Дитрих только отмахнулся, посчитав ниже своего достоинства, да и ранга тоже, спорить с деревенским попиком, но меня заело, в присутствии народа во дворе я спросил громко, чем же наша церковь его не устраивает.
– Церковь должна быть просторной, – заявил Ульфилла злобно. – Даже в селах их строят побольше!
Рыцари поглядывали на меня с интересом, я сделал смиренное лицо и заговорил кротко, даже очень кротко:
– Не сам ли наш Сын Божий сказал нам: «Когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Не уподобляйтесь им; ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него».
