— Стой здесь, — велел я арбогастру, — а я спущусь. Вдруг этот толстожопый лапу сломал?
Он молча ждал, пока я взял веревку и, закрепив за крюк на седле, другой конец сбросил через край в пропасть. Вздохнув, я осторожно подошел к самому краю, собираясь спускаться, с тоской представляя, как придется туго взбираться обратно, да еще и держа на плечах Бобика, что весит как боевой конь в доспехах.
Внизу словно взорвался гейзер: снег разметало на десятки ярдов. Тугое черное тело взвилось в прыжке и снова рухнуло в снег чуть в сторонке.
Я с надеждой смотрел, как Бобик кузнечиком скачет там внизу, падает обратно то боком, то даже на спину, но ущелье слишком глубокое, недопрыгивает даже до середины, но не сдается…
— Знаешь, — сказал я арбогастру, — мы не все его возможности знаем, но выпрыгнуть у него не получится.
Он фыркнул с сочувствием, я снова представил себе, как буду вытаскивать это чудовище, уже кажется весом со слона, без особой надежды стравил веревку до самого конца и крикнул:
— Бобик!.. Хватайся!..
Бобик, естественно, не понял, что за глупость предлагаю, хватать нужно жареное мясо под столом или на кухне, еще можно подкрасться и ухватить гуся, присевшего на краю озера, даже напрыгнуть на оленя или кабана и ухватить за холку, но… такую невкусную веревку?
Я орал, требовал, приказывал, настаивал, наконец он неохотно ухватился зубами, я обрадованно потащил, господи, до чего же тяжелая эта зверюка, арбогастр все понял и начал отходить от края.
Веревка довольно бодро пошла вверх, Бобик висел, как Ромео на виноградной плети под балконом Джульетты, а когда его подняли на десяток ярдов, он решил, что хватит держать эту противную веревку во рту, и расцепил челюсти.
Даже аристократичный арбогастр, как мне показалось, выругался на своем языке. В ущелье на мгновение возник роскошный цветок из искрящегося снега, распустился и опал белоснежными лепестками, а в самом центре подпрыгнул Бобик, не понимая, что с ним случилось и почему он снова барахтается на дне заполненной снегом пропасти.
Я закричал зло:
— Слушай, толстожопый жрун и ленивец!.. Зажми веревку зубами и держи крепко, пока не вытащим тебя наверх. А если снова начнешь дурить, мы с Зайчиком поедем дальше вдвоем!
Арбогастр радостно топнул копытом, по его виду было понятно, что этот толстый дурак никогда не послушается, можно ехать уже сразу, не тратить время на бесплодные попытки.
— Дадим ему шанс, — сказал я раздраженно. — Иначе окажемся обманщиками.
Веревка с такой силой трется о гранитный край, что начала расщепляться, а запасной у меня нет, я торопливо подложил под нее рукавицы, сам потерплю, лишь бы это толстое чудо выбралось, оно же для нас спешило разведать дорогу.
Перегнувшись через край, я прокричал:
— Сцепи зубы и не разжимай!.. Иначе любить не буду!
Веревка почти перетерлась, но над краем показалась огромная черная голова с вытаращенными глазами, конец веревки в зубах. Я ухватил его за шкуру на загривке, веревка с сухим звуком лопнула.
Некоторое время я держал эту непомерную тяжесть за холку, затем Бобик ухватился когтистыми лапами за край обрыва и выбрался наверх.
Я отступил от края, сердце едва не выскакивает из груди, Бобик ринулся ко мне с отчаянными глазами, полными обиды, он же меня любит и обожает, а почему я его не люблю…
— Да люблю я, — сказал я торопливо, — люблю!.. Выплюнь эту веревку, уже можно!.. В самом деле люблю, как можно не любить такое преданное чудо с ушами?..
Арбогастр фыркнул громко и с таким пренебрежением посмотрел сверху вниз, что Бобик наконец-то решился разжать челюсти, но веревку не выплюнул, а в нерешительности посмотрел на меня снова.
— Можно-можно, — сказал я. — Мы и без веревки тебя любим!.. Плюнь, выброси. Да плюнь же!.. Зайчик, скажи ему!.. Ну ладно, извини, это я сказал со зла и не подумав, а вообще-то мы тебя оба любим, разве не видишь?.. Ты же можешь видеть и то, что за словами?
Он смотрел с обидой и недоверием, но арбогастр навис над ним и громко фыркнул прямо в ухо. Бобик выронил веревку, с ликующим визгом бросился ко мне, свалил и покатал по снегу, а потом напрыгнул на арбогастра и попытался свалить и его, однако тот стоит на всех четырех, как Иггдрасиль, такой же невозмутимый и несокрушимый.
Я поднялся, отряхнул снег, оба моих зверя перестали бороться и повернули головы в мою сторону.
— Все-все, — сказал я почти строго, — делу время, а потеха обождет.
Арбогастр подставил бок, я поднялся в седло. Бобик снова побежал впереди, но теперь намного осторожнее, хотя, вижу, ущелье далеко впереди уже заканчивается, а там дальше можно на просторе снова в стремительный галоп, даже в карьер…
Он даже начал было набирать скорость, однако насторожился, перешел на некий странный бег боком, вообще остановился и начал смотреть в сторону отвесных скал.
Арбогастр перешел на рысь, потом вовсе на шаг, потому что из расщелины выскочила в длинной изодранной шубе женщина с непокрытой головой, прокричала издали:
— Сэр рыцарь, спаси!
Я остановил арбогастра, настороженно осмотрелся, везде пусто, а женщина подбежала, путаясь в полах шубы, вскинула голову. Лицо бледное, глаза отчаянные, на правой щеке кровавая ссадина.
— Спаси, — повторила она с надеждой.
Я огляделся снова, а Бобик, что промчался далеко вперед, поспешно вернулся.
Женщина завизжала в ужасе:
— Он меня съест!
— Он только что пообедал, — успокоил я. — К тому же ты слишком худая. Что за проблема?
Она перебежала на другую сторону арбогастра, прячась от страшного пса, прокричала жалобно:
— Рядом с нашей деревней поселился злой колдун!.. И теперь почти каждый день забирает по человеку.
Я поинтересовался:
— Может, подыскивает ученика?
Она прокричала отчаянно:
— Нет, он их убивает!
— Откуда ты знаешь?
В ее прекрасных глазах появились слезы.
— У меня есть жених… Он от меня не отходил! И когда его некая сила утащила в ту пещеру, он вернулся бы… останься в живых.
Я переспросил с недоверием:
— Точно? Уверена?.. А то мы иногда уходим тайком, чтобы не видеть ваших слез, воплей, соплей и не слышать обвинений, что вот воспользовались вашей невинностью, обрюхатили даже… Он еще не обрюхатил?
Она замотала головой.
— Нет, конечно же, нет!.. Я уверена… почти уверена…
— Гм, — сказал я, — вообще-то мужчины должны заботиться даже о необрюхатенных, тем более — о недообрюхатенных, так что будем предполагать в нем мужчину, а не труса, не способного позаботиться о будущей семье… Хотя предположить труса для меня предпочтительнее, тогда бы я просто мимо и дальше.
