— Колет сильно! Беда, беда!
— «Пальцы чешутся. К чему бы?» — процитировал я, но вовремя спохватился и не произнес вторую строчку — «к посещенью душегуба»* [18].
Я нехотя поднялся.
— Знаешь, я не слишком доверяю интуиции, тем более в этом мире. Сейчас мы... — И я умолк, не договорив, тревожно вглядываясь во тьму.
Поскольку от природы я был человеком далеко не бесстрашным, то решил окружить стоянку барьером, через который не могли бы перебраться сверхъестественные захватчики. Прошлой ночью рядом то и дело что-то гремело — хотя, может быть, это всего-навсего Фриссон во сне сочинял стишки. Сегодня мы шли медленно, большей частью из-за слабости поэта, и потому по-прежнему не ушли из мест, открытых всем ветрам. Правда, невысокие деревца росли тут в изобилии.
В общем, я сотворил коробку талька, рассыпал этот тальк по кругу около стоянки и процитировал конец погребальной песни из шекспировского «Цимбелина» с кое-какими купюрами:
Тебя заклинать пусть никто не посмеет,
Ничье колдовство пусть тебя не тревожит,
Все злобные духи от этого круга
Пусть быстро бегут, приближаться не смея.* [19]
Я рассудил так: если какой-нибудь призрак захочет подобраться поближе, стихотворение не даст ему войти в очерченный круг. И вот теперь как раз за линией белого порошка от земли поднялось облачко туманной дымки.
Потом оно стало плотнее и преобразилось в человеческую фигуру, причем в фигуру, я бы сказал, обезображенную. Физиономия у призрака была вся в синяках и опухшая, одна глазница пуста, руки повисли как плети, одна нога выворочена назад почти что на сто восемьдесят градусов. Сквозь прорехи в ветхом балахоне виднелись кровоподтеки на груди и животе.
— Ой, призрак! — сдавленно проговорил Жильбер с той стороны костра. Наверное, мы с Уныликом все-таки шумели сильнее, чем нам казалось. Сквайр взволнованно и даже восхищенно добавил: — Это тень какого-то бедняги, скончавшегося под пытками.
Я очень обрадовался, что сквайр проявил к призраку такой неподдельный интерес. Что до меня, то мне было мерзко и тошно.
А привидение бродило по кругу и стонало. Цепи, прикованные к кандалам, звякали и скрипели.
— Бе-ре-ги-тесь! — подвывал призрак. — О глупые смертные, бе-ре-ги-тесь! Бегите! Прячьтесь!
Я собрал все свое мужество и крикнул:
— Знаешь, что-то меня не очень тянет трогаться с места, когда ты шастаешь вокруг нас!
— О каменное сердце! — взвыл призрак. — Зачем ты потешаешься над страдающей душой! О мои собратья по несчастью, восстаньте! Восстаньте все, погибшие под пытками! Духи, привязанные к этому миру, ставшие его рабами по воле колдуньи, явитесь и проучите этих тупоголовых смертных!
Мне пришлось обернуться, чтобы проследить за его маневрами. Уголком рта я приказал Унылику:
— Не своди глаз с того места, откуда он появился.
Тролль в ответ только простонал, но я понял: чем сильнее он испугается, тем храбрее будет драться. Или будет драться или... или удерет.
Вот бы мне удрать...
Ночную тишину наполнила жуткая какофония из стонов и воплей. Сначала они звучали тихо, потом становились все громче, и вокруг нашей стоянки возникали все новые и новые призраки.
— Покиньте свое злокозненное убежище! — вещал первый призрак. — Вернитесь туда, откуда пришли! Знайте же, если вы будете противиться королеве Сюэтэ, вы станете такими, как я, — тенью души несчастного, погибшего в мучительной агонии!
Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. Я вспомнил, как предупреждал меня командир Жильбера о злобной королеве-колдунье, которая правит этой страной... Каким же, интересно, образом я ухитрился привлечь к себе ее внимание? И какого черта ей от меня надо?
«Какого черта» — я так сказал? Да ну. Ерунда! Это просто такое выражение. В общем, я очень храбро заговорил с призраками. То есть мне казалось, что храбро, а вообще-то получалось какое-то карканье.
— Значит, меня должна устрашить мысль о жуткой смерти, которая станет наказанием за одно то, что я только помыслю! Уйти из Аллюстрии? Забыть про королеву?
— Воистину так! — взвыл призрак, перекричав целый хор своих стонущих и причитающих соратников. — Я повиновался королеве душой и телом, и все же она подвергла меня страшным пыткам только ради своего удовольствия. Я кричал от боли, а она жмурилась от наслаждения. Когда же я скончался в мучениях, она взяла мою душу и превратила ее в вечного раба своей воли.
Тут меня зазнобило. Я уж и ругал себя, и пытался убедить, что все происходящее галлюцинация, все равно было страшно.
— Это правда, — подтвердил Жильбер, вставая на ноги. — Сюэтэ пытает людей ради собственного удовольствия каждый день.
Садистка. Я должен был сражаться с садисткой самого мерзкого пошиба, а все зачем?
А затем, чтобы вернуться домой. Предпочтительно — живым.
Я постарался отрешиться от душераздирающих воплей, сотрясавших воздух, и выкрикнул:
— Подите прочь! В потустороннем мире полно места — нечего вам тут околачиваться! А когда вы умрете, королева потеряет над вами власть!
— Несчастный смертный, как мало ты знаешь! — возопил еще один призрак, выплывший из-за спины первого. Этот был в точности иллюстрация из учебника по анатомии: никакой кожи, сплошные мышцы и сухожилия. — Она имеет власть, данную ей Сатаной, и может упросить своего повелителя отдать ей тех, кто обратил сердца свои ко Злу!
— Но во власть дьявола вы угодили исключительно по своей вине!
— Воистину так, — согласился призрак. — Вот я искал власти — одной только власти. Еще будучи маленьким мальчиком, я поклялся сделать все, что бы мне ни повелел дьявол, лишь бы только получить власть — и я получил ее. Сначала — над крестьянами, а потом — над солдатами. Но Сюэтэ избрала меня жертвой своих низменных услад, и я погиб в страшных муках. Я кричал. Я умолял своего повелителя, Сатану, дать мне власть и над этой мерзкой колдуньей. Я кричал, а Сюэтэ произнесла заклинание и овладела моей душой. В последний миг я выкрикнул слова покаяния, но было поздно. Сюэтэ завладела мной, и теперь мне никуда от нее не деться!
Меня затошнило, но я сдержался. Понимаете, мне действительно всех их было жалко, пускай даже при жизни они были настоящие ехидны. О, пожалуй, это было самое убедительное свидетельство того, что грешить не стоит. Увы, я хорошо знал, как грешен сам, и понимал, что борец со злом из меня весьма посредственный.
— Не опасайся, чародей Савл, — услышал я голос Жильбера. — Они не смогут коснуться тебя — ты в заколдованном кругу.
Я обернулся.
