Усилилась боль в груди. Левая рука привычно нащупала на столе аптечную упаковку.
– Спасибо…
Он смотрел их одного за другим.
Попалась девушка с талантом ярким и твердым, как огромный самоцвет. Преодолевая головокружение, он посмотрел ее судьбу – и увидел блестящие роли в дипломных спектаклях, отсутствие столичной прописки, и провинциальный театр, и больного ребенка, и долгую жизнь, ушедшую на добывание лекарств…
Прошла первая пятерка. Вполголоса обсудили, расставили оценки в экзаменационные листы; он только подписывался. Коротко кивал, один раз отрицательно покачал головой.
Прошла вторая пятерка.
Их таланты были как камушки на морском берегу, как осколки янтаря, как шлифованные стекляшки. Изредка попадалось самородки покрупнее; их носителей ожидали годы нищеты, жизнь в гримерках с женами и маленькими детьми, разводы, роли, успех, амбиции, роли, водка…
Запустили третью пятерку. Первой на сцену поднялась девочка в светлом платье, маленькая и тощая, почти без косметики, с короткой толстой косой на плече. Девочка остановилась, опасливо глядя в темный зал, часто заморгала, привыкая к прожекторам – и внутри у него дернулась, затрепыхалась ниточка.
Много лет назад, вот так же сидя в темном зале и просматривая чередой идущих юнцов, он увидел Алину. Теперь ее имя известно всем, у кого в доме есть хотя бы радиоточка, но дело ведь не в славе; тогда ей было семнадцать, она поднялась на сцену, невзрачная и напуганная, он посмотрел – и увидел ее изнутри, а потом увидел ее судьбу-фейерверк, судьбу солнышка, взлетевшего в зенит естественно и легко, согревающего всех, до кого можно дотянуться, и понял, заранее ликуя, что вот оно, вот, наконец-то…
И сейчас, глядя на девочку с косой на плече, он поверил: вот оно. Снова. Как хорошо, что я еще не умер.
Девочка начала читать какие-то стихи, у нее был звонкий «тюзовский» голос, и был талант, похожий на большой орех в слое золотой фольги. Она вошла во вкус, оставила волнение, члены приемной комиссии разглядывали ее более чем заинтересованно – а он откинулся на спинку стула, слепо шаря на столе в поисках аптечной упаковки.
Померещилось. Показалось. Не то. Он слишком устал. Нет, она будет учиться, и будет даже работать, но все это – не то…
Третья пятерка прошла.
– …Перерыв?
Он подписал последний экзаменационный лист. Перед глазами стояла пелена; спускаясь по лестнице, он случайно скользнул взглядом по той лицу чьей-то суетливой мамаши в зеленом шелковом платье – и увидел надежды, не сбывшиеся в мамашиной жизни, и страстное желание устроить судьбу хотя бы дочери, той самой, что зачем-то поступает сюда вот уже третий год – и снова не поступит.
Помнится, Алину тоже не хотели брать. Он сам ее вытащил, на свой страх и риск, хоть и был тогда – никто, молодой преподаватель…
Теперь он шел в кафе.
Он знал всех официанток в забегаловке напротив. А они знали его норму.
Он ускорил шаг.
И, уже будучи на противоположной стороне улицы, у самых дверей кафе – услышал, как на втором этаже покинутого им здания один коллега сказал другому:
– Спился… Жаль.
Конец
В свое время – лет тридцать назад – Нимиридора Александровна учила прикладной магии самого Гостя. И, представляя старушку студентам, Гость не преминул об этом сообщить; тридцать лет назад Нимиридора Александровна уже была очень опытным и уважаемым педагогом. Теперь, после долгого вынужденного бездействия, она получила «почасовку», и все, кроме нее, прекрасно понимали, что эти куцые часы – добрый жест заведующего кафедрой по отношению к бывшей наставнице. Проще говоря, милостыня.
Нимиридора Александровна должна была вести индивидуальные занятия на втором курсе; параллельно принимали студентов Евгений Игоревич Гостев и его второй педагог, Анатолий Васильевич Волк. Поначалу к новой педагогше записались человек пять, но уже спустя неделю в расписании индивидуальных появилось белое пятно – колонка под именем Нимиридоры. Старушка посидела-посидела в пустой аудитории, да и вышла в коридор; студенты, дожидавшиеся своей очереди у Гостя и у Волка, сделали вид, что страшно заняты подготовкой.
На следующую неделю повторилось то же самое; кто-то слышал, как старушка сокрушенно жаловалась бывшему ученику: «Не хотят ко мне ребята идти…». Гость прошелся по коридору, безошибочно выхватил из углов нескольких зазевавшихся бездельников и обязал их посетить индивидуальные у Нимиридоры Александровны…
Прошел месяц. Расписание занятий у новой наставницы по-прежнему пустовало, несмотря на то, что старушка всякий раз приносила с собой тяжеленную сумку старых книг, альбомов, манускриптов…
Оля Рябопляс столкнулась с Нимиридорой случайно. Просто шла в спортзал отрабатывать зачет по физкультуре – и оказалась в коридоре как раз в тот момент, когда дверь вечно пустующей аудитории приоткрылась.
– Вы ко мне?
Старушка неуверенно улыбнулась. От нее пахло немодными духами, книжной пылью и немного – нафталином; похожий запах стоял в комнате Олиной бабушки.
– Вы ко мне?
Оля не решилась сказать «нет» и вслед за Нимиридорой Александровной вошла в аудиторию.
Верхний свет был погашен, зато горели витые свечи. На столе живописной грудой лежали книги; ни гость, ни Анатолий Васильевич Волк никогда не обставляли работу столь пышно и тщательно. Старушка, оживленная и немного испуганная, взгромоздилась на кафедру, так что пламя свечей отразилось в линзах круглых очков:
– Та-ак, вы, значит, Рябопляс? Ольга? И над каким заклинанием мы будем работать сегодня?
– Над сверхмелким телепортом, – брякнула Оля первое, что пришло на ум.
На самом деле сверхмелкий телепорт она отработала еще две недели назад под руководством Гостя, и шеф остался настолько доволен, что даже порекомендовал отложить это заклинание на зимний зачет.
Старушка потерла ладони:
– Очень хорошо, пожалуйста, пожалуйста…
И, когда Оля, встав посреди аудитории, подняла руки в заученном жесте – моментально ее остановила:
– Нет, нет… Одну минуточку. Так нельзя приступать к заклинанию – слишком технологично, сухо… Вот… Ольга, вы видели, как высыхает роса?..
Нимиридора Александровна говорила долго – о цветах и людях, о небесных явлениях и даже о своей первой любви. Оля поймала себя на слабом интересе; в пожилой наставнице погиб не то поэт, не то ботаник, и уж во всяком случае ей следовало взяться за написание мемуаров…
Вместо положенного получаса занятие длилось почти два. Оля вышла из аудитории, пошатываясь, одурманенная запахом свечей, ни разу не доведя до конца даже такого простого, отработанного заклинания, как сверхмелкий телепорт…
