Ленуся, не обратив внимания на слова тёти, глянула с усмешкой на младшую сестру и проговорила:
— А сынок то у тёти Тоси просто красавцем стал. Прямо не поверишь, что это Вовка, твоя бывшая нянька, а Ника? Неужели ты его не видела? А он, между прочим, тобой
о-очень интересовался!
Ника, отложив в сторону шитьё, поднялась. Если она не уйдёт из комнаты, её выдадут лицо, глаза, руки. Она уже чувствует, как краска начинает приливать к щекам, преда-тельски загораются уши, и скоро она уже будет вся пылать, словно факел. А руки уже сейчас не могут держать иголку от той приятной слабости, что возникает в теле при вос-поминании о Володе.
— Хм! С чего бы это ему интересоваться нашей Вероникой, тем более, женатому чело-веку! — произнесла тетя Фаня, сердито громыхнув чашкой по столу.
— Женатому?!! — у Ники огнем полыхнуло где-то внутри живота. — Нет! Нет! Этого не может быть! Он не мог, не мог этого сделать, он не мог так с ней поступить. Не мог!
Ника не помнила, как вышла из комнаты. Она лишь слышала, как за её спиной звучал глуховатый голос тёти Фани.
— А жена у него говорят такая красавица! Из высоких кругов жёнку себе отхватил… Не чета нам!
Жена красавица! Да ещё из высоких кругов! Это значит…это значит…Господи, для чего ей это знать, откуда и кто его жена. Просто мир рухнул в ту минуту, когда она услышала эту страшную весть, просто сердце её и душа окаменели, и даже нет сил, чтобы оплакать своё унижение. А она — то дура, размечталась!
Ника медленно, с трудом волоча ноги, побрела по двору, постояла у курей возле загон-чика, глядя на их возню. Подошла к козам, и, не мигая, уставилась на них. Недаром эти животные так нравятся тёте Фане. Они, в самом деле, так забавны! И глаза у них черные, блестящие, наивные и беззащитные, совсем как у маленьких детей. Наверное, в детстве у Ники были именно такие глаза. Черные, блестящие, наивные!
Детство! Как оно прекрасно своей неповторимой чистотой. Неужели больше никогда не будет такого ощущения свободы в выборе любви и ненависти, любопытства и интереса к
каждому прожитому дню, и ожидания чуда от каждой прожитой минуты. Неужели сей-час жизнь будет преподносить нежданные свои сюрпризы так быстро и кое-как, совершен-но не заботясь о том, чтобы хоть как-то приукрасить горькую действительность, или ре-альность. И как ей преодолеть себя, чтобы больше не смешить людей, и не падать каж-дый раз в обморок от избытка чувств, и не краснеть от чьих то слов, притягивая к себе любопытные чужие взгляды…
Так думала девушка, стоя у навеса, огороженного сеткой-рабицей, где жили ангорские козы, любимицы тети Фани, которые видно тоже устав бесполезно созерцать перед собой странную фигуру, издающую непонятные всхлипывающие звуки, отправились восвояси,
наконец поняв, что в этот раз никаких подарков в виде лакомых кусочков белого хлеба им не дождаться.
Вот так прошел день, последний день перед свадьбой. Оказывается, это был самый несчастный день в жизни Ники. Но он ещё не закончился! И хотя на часах скоро одиннад-цать, и на дворе уже стемнело, ещё рано!
— Для чего? Неужели ты собираешься к нему? — звучит там, в глубине её сердца вопрос.
— Нет, нет! Нет! — упрямо шепчет Ника в такт ударам сердца.
Тело её почему-то дрожит, словно от озноба. Игорь ушёл двадцать минут назад. Он счаст-лив, или нет? По его глазам, серым, угрюмым ничего не поймешь. Он даже редко улыба-ется, словно боится чего-то. А она? Что ей остается делать? Всё будет хорошо! Она никого не подведет! Не надо бояться этим серым холодным глазам. Хотя…Хотя ещё не поздно отказаться от всего…
А как же мама, сестры, тетя Фаня? Ладно, для них назавтра она приготовила один ма-ленький сюрприз. Ежик — очень модная прическа! А пока она ходит в косынке. Это так ес-тественно! Все что-то готовят, все заняты, всем не до неё. Если бы не знать, что на эту свадьбу потрачена уйма денег, сил и нервов, она бы давно на всё плюнула, и уехала бы.
Куда? Не всё ли равно! Главное, она поняла, что, кажется, не нужна никому! Даже мама
всё время молчит и отводит глаза. А Игорь? Так ли нужна она ему, а он ей? И кому больше всего нужен этот брак?
— Ну, всё, спать, спать, спать! — восклицает тётя Фаня. — Завтра самый трудный день. Все должны быть в форме и норме! — смеётся тётя.
Все весело с ней соглашаются, и вскоре дом, большой, старинный, очень уютный дом по-гружается в темноту и тишину. Вот уже шумно захрапела тётя, ей вторит мама, слегка по- свистывает во сне сестра Ленуся, а её маленькие детишки, набегавшись за день, то и дело пытаются что-то рассказать во сне.
Лишь одной Нике не спится. Может жара, а может мысли не дают ей спокойно заснуть. А может ей оттого не спиться, что она знает, её ждут! Её ждёт он, Володя! Пусть ждёт, хоть до самого утра! Он разбил её сердце! Он отнял у неё веру и мечту! Нет, сначала мечту, а потом веру. А жить без них нельзя! Пусть ждёт! Она ждала его долгих десять лет! Она верила в него. И что же взамен? Женат! На красавице!
— Но ведь и ты тоже предала его, и выходишь замуж! — вдруг, словно звучит что-то внутри неё. Но Ника, упрямо махнув головой, отгоняет эти мысли.
— Мы будем квиты!
Во дворе залаяла собака, и Нике даже почудилось, как в окно стукнул маленький ка-мешек.
— Подлец! Как он посмел явиться сюда! — мысленно застонала девушка, пытаясь ла-донями закрыть уши.
Собака лаяла всё неистовей. В зале зазвенело давно надтреснувшее стекло.
— Да он же всех разбудит, и тогда все всё узнают! — ахнула Ника, и тихонько опустив ноги на скрипучий пол, пошла к дверям, стараясь ступать осторожно на расшатанные половицы.
Она вышла на крыльцо и увидела, как от огромного карагача отделилась фигура высо-кого мужчины. Мужчина поднял руку, чтобы бросить опять камешек, но Ника, вдруг ис-пугавшись чего-то, спрыгнула с крыльца и промчавшись сквозь калитку, жалобно зазве-невшую от сильного толчка, остановилась перед Володей.
— Наконец-то! — выдохнул мужчина. — Я тебя жду уже целую вечность.
Он привлек Нику к себе и поцеловал в упрямо сомкнутые губы. Руки девушки, сжатые в кулаки, упёрлись ему в грудь, и мужчина удивленно заглянул девушке в лицо.
— Что с тобой?
Голова девушки откинулась назад, розовый капюшон её халата вдруг стал медленно сползать с головы, и Володя, изумленно уставился на Нику, на её остриженную под мальчишку голову с упрямым высоким лбом, на глаза, горящие лихорадочным огнём.
Пальцами он дотронулся до короткой чёлки, и провёл ладонью по ежику торчащих волос.
— Зачем ты это сделала? — сдавленным голосом произнёс он, и Ника, приготовившая было сказать в ответ что-то резкое и обидное, вдруг увидела в свете фонаря, как, в его
