Но всерьез помочь наземным «войскам» крылатые бестии не могут: в воздухе завязывается свой бой. «Совы» и похожие на летучих мышей жуткие твари с громадными острыми клювами крутятся в воздухе, норовя зайти друг другу с боков или сверху, ударить клювом, ядовитым жалом на хвосте или хотя бы плюнуть ядом и огнем (на это оказываются способны те обладатели клювов, которых Тетрик прозвал «пеликанами»). Если удается заход сверху-сзади, где, кроме хвостового жала, опасаться нечего, зверюги обрушиваются на противников, норовя перегрызть шею, порвать крылья, пробить череп и выпить мозг. Очумевшая от боли и ярости атакованная зверюга начинает терять высоту, отчаянно кувыркается в воздухе и пытаясь стряхнуть соперника. Но тому на спину немедленно пикирует его противник, на спину третьей твари — четвертая. Порой в несколько мгновений образовываются целые гроздья воздушных монстров, не в силах держаться в воздухе, они падают под лапы дерущимся на земле. Но до последнего момента жрут, жрут, жрут, торопясь заглушить вечный голод. Хрустят тонкие кости воздушных бестий — их останки добавляются в кровавое месиво из разодранных когтями, растоптанных, расстрелянных из пушек чудовищ.
Удачнее всего дерутся «крылатые быки», как обозвал их Тетрик, которые подтянулись от Врат. Об их броню ломаются костяные жала, по ней бессильно стекает горючая слюна и яд, скользят когти, даже кислота разъедает ее не сразу. Зато зверюги сами плюют огнем, а гигантский, похожий на острие копья, клюв, здоровенные когти и самый настоящий костяной меч на хвосте (черный от яда) разят «сов» одним ударом. Падают наземь разодранные пополам, обгорелые, с проломленными черепами, отсеченными крыльями и лапами Тетриковы «совы». Иные — мертвые, иные живые, пронзительно визжащие от неописуемой боли. Чаще визг обрывается, сменяясь хрустом под лапами и копытами наземных зверей, а потом торопливым чавканьем: война войной, а еда — святое. Местами бой ненадолго прекращается, сменяясь омерзительным взаимопожиранием своих и чужих…
По колено в крови и раздавленных внутренностях, ни на миг не переставая работать огромными лапами, челюстями и шипами по краям панцырей, Тетрикова армия наступает. Его воины оставляют лишь размозженные, обглоданные трупы. Там, где проползают огневцы, испаряется и шлак, остается лишь оплавленный, дымящийся камень. По краям шлак устилает жирный черный пепел… Но и те, кому повезло уцелеть в пространстве между «слоночерепахами» и огневцами, рано радуются спасению. Самые крупные необратимо рассекли шедшую от Врат орду на части, в разрывы вклиниваются звери второй линии. Бой распадается на множество схваток позади и чуть в стороне от пути больших зверей. Твари Ночи, разумеется, не знают, что такое плен, окруженных приходится истреблять подчистую. Здесь вражеские Твари Ночи проявляют некие зачатки организованности: вовремя занимают круговую оборону и яростно, но умело отбиваются до конца. К несчастью для них, Тетрик оказался прав: сбитые плотной кучей, они не могут толком защищаться, мешают друг другу, половина зверей драться не может вообще. Оттого, хотя прорывающаяся орда теряет и терет зверей (как и в битве людей, первыми гибнут самые храбрые и преданные), за каждого убитого враг платит пятью, а то и десятью. У Тетрика есть повод гордиться тактическим мастерством. Увы, на это нет времени.
Сбоку или, как сказал бы Крейтон, на флангах, бой идет чуть иначе. Точнее, совсем по-другому: именно там и у стаи Тетрика, и у враждебной орды оказались самые лучшие. «Единороги» скачут слаженно, будто отборные конные полки Ствангара и Марлинны. Антрацитовой чернотой блестит броня, дрожит земля, хрустит шлак, разбиваемый копытами в пыль. Наблюдая с высоты птичьего (вернее, «совиного» полета) за своими войсками, Тетрик невольно любуется жуткой, нечеловеческой красотой атакующей «кавалерии», юноша испытает нечто вроде гордости за свою армию. Хоть и не он ее создавал, но он ведет ее в бой, приводит в порядок, планирует грядущее сражение, и оттого имеет все основания считать ее своей.
«Единороги» останавливают стремительный бег, когда до врага остается десять копий. Раздается беззвучный, пугающе-слаженный залп. Твари Ночи видят во мраке колдовской ночи не хуже, чем при свете солнца, Тетрик видит их глазами все подробности. Тучей белесых росчерков проносятся выплюнутые «единорогами» стрелы, они вонзаются в прущих вперед безо всякого порядка зверей, кося их десятками. Яд «единорогов» оказывается смертельным для их собратьев с той стороны, разве что они умирают не сразу, а в корчах валятся наземь, хрустя костями всякой зубастой мелочи.
Впрочем, всех уничтожить один залп не может. Наверное, если бы Тетрик излил на противостоящую орду всю Силу Мира без остатка, тогда… Твари Ночи только взревывают от боли и ярости, и валом валят навстречу. Они не знают такого понятия, как «страх», их ведет голод и ненависть ко всем, кто жив не милостью коварных магов, а по-настоящему. Пусть сейчас противостоят такие же бездушные, безмозглые чудовища — за их спинами угадывается нечто живое. А далеко-далеко на юге есть еще много живых. Путь к ним закрывает другая стая — наверняка жаждущая не пустить к мясу других едоков. Ату ее! Порвать в клочья!
Вал черных тел стремительно пожирает расстояние, остающееся между армиями. Твари Ночи очертя голову прут вперед. Еще мгновение, и «единороги» схлестнутся с врагами в ближнем бою. И, конечно, погибнут, будут просто задавлены числом, растерзаны зубастой мелочью. Да и не только числом: из глубины, надежно прикрытые от нескромных глаз «совами» и еще более опасными крылатыми монстрами, выдвигаются неясные, но пугающе огромные силуэты, наверняка те же «слоночерепахи» или что-нибудь еще крупнее и опаснее. Ну, а совсем в тылу у врага угадываются огненные сполохи. Огневцы — самое жуткое, что до сих пор имелось среди Тварей Ночи (глупое, конечно, название, но другого-то нет)… Впрочем, ненадолго: Врата порождают все более кошмарных и неуязвимых чудовищ, и недаром, ох недаром Левдаст говорил, что нужно успеть до Междугодья.
Остановить лавину «единорогам» не по силам. Значит, и не надо. Беззвучный приказ — и «единороги» разворачиваются, блестя непроглядно-черной чешуей. Бьют безжизненный, заиндевелый шлак десятки тысяч копыт. Черные зверюги бросаются с места в карьер, жала, летящие в ответ, почти все проносятся мимо. Падает один, другой, третий «кавалерист» — и все. Гораздо больше жал бесполезно вонзается в мертвую землю, туши чудовищ, погибших в самом начале.
За отступающими «единорогами» Тетрика валом валят самые разные звери. Большие и сильные давят маленьких и слабых, прожорливая мелюзга тут же начинает пир — и сама попадает под лапы и копыта созданий побольше. Вой, хряск, стон, рев… В одной толпе рвутся за убегающим мясом (им ведь все равно, кого жрать — на кого укажет Хозяин, тот и еда) «крысотаксы» и «коты», «кабаны» и «единороги», «слоны» и «совы», тысячи видов самой разнообразной живности. Иным Тетрик так и не смог подобрать название.
