Савва Ильич печально улыбнулся.
– Михаил, Аудиториум – место своеобразное, но это все же не тюрьма. У нас был неудачный опыт очень тугого закручивания гаек. И угадайте, кто первым взвыл и стал ходатайствовать о смягчении правил?
– Полагаю, выходцы из именитых и могущественных семей.
– Именно. Те, кто состоит в попечительском совете. Увы, далеко не все родители согласны держать своих отпрысков в ежовых рукавицах. Поэтому определенные послабления в Аудиториуме все же имеются. При этом мы считаем правильным давать равные возможности всем поступившим. По этой причине наказания и поощрения будут одинаковы для всех.
Я натянуто улыбнулся. Ну что ж, примерно такого объяснения и следовало ожидать.
– Неужели вы только что вы расписались в неспособности поддержать порядок и обеспечить мне безопасность?
– Конечно, нет, – отмахнулся куратор. – И уж тем более я не преследую цели вас напугать. Лишь прошу реально смотреть на вещи. До тех пор, пока ваш род не вернет Осколок, многие будут смотреть на вас свысока. Впрочем, вы, Михаил, представляете особый интерес для преподавательского состава ввиду природы вашей силы. Поэтому потерять вас никто не захочет. Однако не все студенты осознают, сколь уникальный вы человек. А когда они это поймут, что непременно случится со временем, начнут завидовать. Согласитесь, особа, не зависящая от Благодати, но способная выдавать мощнейшие потоки силы почти в любой ситуации…
– Повод для зависти, да, – ответил я. – Но скрывать это бессмысленно.
– Верно, – кивнул Мустафин и поправил гладко зачесанные назад волосы. – Поэтому я сейчас с вами и разговариваю. Мне нужно убедиться, что вы понимаете, где оказались и что ждет вас дальше.
– Ничего хорошего, судя по всему.
– Ну, не стоит так драматизировать. Вот увидите, завтра, когда новости о вашей драке облетят весь Домашний корпус, вы прославитесь. В этом есть и свои плюсы. Ваша же задача, Михаил, научиться жить со своими даром и проклятьем так, чтобы извлекать из этого пользу. Это главное, что может дать вам Аудиториум. Опыт, Михаил. Опыт бесценен, и я прошу вас об этом ежеминутно помнить.
Хотел бы я ответить, что опыт – еще и дитя ошибок, но не успел. Мустафин поднялся, давая понять, что аудиенция была окончена. Я тоже вскочил и с удивлением уставился на протянутую для пожатия руку.
– Поступок, что вы совершили, был благородным, – тихо сказал куратор. – Я не одобряю его с позиции своей должности, но по-человечески вас понимаю, хотя на этой службе мне и нельзя иметь любимчиков. И все же проявите осторожность, ваше сиятельство. Не всем здесь это свойственно. Хотя казалось бы…
Я крепко пожал руку куратора и, попрощавшись, выскользнул за дверь. А этот Мустафин вроде оказался нормальным мужиком. Не жестил, но и не мямлил. Старался относиться к каждому случаю адекватно, хотя было очевидно, что в таком серпентарии, как Аудиториум, получалось это с трудом. Тем не менее наказание меня удовлетворило и показалось справедливым.
Интересно, догадался ли наш куратор, что я не просто защищал Ронцова, но и преследовал другую цель?
В конце коридора, облокотившись на лестничные перила, меня дожидались Сергей и Малыш. Ронцов пытался оттереть кровь одолженным у Рахманинова носовым платком, но без воды получалось скверно.
– Ну как, Миш? – ухнул здоровяк. – Вроде обошлось?
– Ага, я доволен. Давайте отведем Серегу в лазарет. Нужно подлечить ему лицо.
– Не только лицо, – отозвался Ронцов. – По почкам врезали будь здоров. И чуть хребет не переломил, упав с лестницы.
Я сверился с планом этажа, припомнил карту корпуса в брошюре и указал на лестницу.
– Нам на второй этаж, лазарет там. И пока мы идем, Сережа, изволь объяснить, какого рожна ты оказался там, где оказался.
Ронцов вернул Рахманинову платок и потупил взгляд.
– Ну, Сереж, – подбадривал его Малыш. – Рассказывай давай. Бить за это никто тебя не будет. Уже…
– Бить, конечно же, не стану, – отозвался я. – Но не буду лукавить – я очень зол. Я в ярости, вашу мать! Сереж, ну ты же понимал, что тебе нельзя шляться где попало. Что у Денисова и его компании обязательно есть дружки и на других курсах. И что мы не всегда будем рядом. Сегодня повезло – оба оказались недалеко. А если бы мы опоздали? Или вообще не отозвались? Или если бы у меня сил не хватило их раскидать? Что было бы тогда?
Ронцов остановился, оглянулся по сторонам и, не заметив лишних глаз и ушей, обратился ко мне:
– Ну, меня бы нашли через несколько часов, когда Сперанский или Афанасьев подняли бы тревогу, потому что я не вернулся к ужину… Простите, ребят, – вздохнул он. – Понимаю, это был дурацкий поступок. Я не рассчитал, облажался, но я должен был так поступить.
А вот это уже было интереснее. Чего это там Ронцов удумал?
– Расскажи по порядку, что, где, как и почему, – велел я.
– Опять смеяться будете.
– Не будем, – пообещал Малыш. – Давай, Серый. Не ссы.
Ронцов вздохнул.
– Я и правда долго сидел в комнате вместе с Колей и Гришей. Они прикидывали, с кем из знакомых старшекурсников можно пообщаться, чтобы выяснить побольше о Голове и попытках ее украсть. Ну и я припомнил, что у меня тоже есть здесь пара знакомцев. Было несколько ребят в гимназии, которые относились ко мне без ненависти. Я им с домашкой помогал – с гуманитарными науками всегда успевал и изучил программу на пару лет старше, а они пару раз за меня заступились, когда запахло жареным. Дружбы между нами не было, но хотя бы отношения сложились ровные… Я знал, что двое из них в прошлом году прошли в Аудиториум.
Ну, хотя бы становилось чуть яснее.
– И ты решил их найти, так? – предположил я.
– Да, – кивнул Ронцов. – Знал, что они второкурсники. Подумал, если поднимусь на их этаж и пойду по общим коридорам, то никто меня не тронет. Это же не гетто какое… Но кое-чего не учел.
– Что случилось? – торопил Малыш.
– Меня обманули. Я начал ходить по этажу, спрашивал, как найти Васю Плахова и Тимофея Стрешнева – это те самые, с кем я общался. Просто шел по этажу и искал, вопросы задавал. Вежливо, прошу заметить! Не нарывался. Всего-то хотел выяснить, в каких комнатах они живут или на какие факультативы ходят. Ну, чтобы потом подойти, если что.
– И?
– Подошел к Гордееву. Ну, к тому, которого ты потом ослепил… Спросил. Он сперва пытался выяснить, что мне от них нужно. Я наплел, что учились вместе – и не солгал. А вот в чем облажался, так это в том, что имел неосторожность представиться. Назвался полным именем… Правда, в тот момент гордеев никак не проявил ненависти. Сказал, что они пошли в кладовые в конце корпуса, где старые душевые. Уборка у них, дескать. Ну вот здесь-то я и не догадался, что это была ловушка. Это была моя вторая ошибка.
Малыш хлопнул себя ладонью по лбу.
– Ну Серег… Ну как так-то…
– Значит, они отправили тебя в безлюдную часть этажа и там зажали? – Продолжал я импровизированный допрос. Мустафин в такие детали не вдавался, а вот мне было интересно.
– Ага, – кивнул Ронцов. – Я от них бежать бросился. Припомнил, что черный ход недалеко был, заскочил туда. Хотел скрыться в служебных ходах, потом бы вылез. Но отбежать далеко не успел – огрели они меня в спину чем-то вроде «Косы» – хорошо хоть, что по привычке «Берегиню» нацепил. Шарахнуло сильно. Ну я и покатился с лестницы. Не поломался, но они меня догнали. А дальше вы знаете.
– Дерьмо, – вздохнул я и покрепче сжал плечо бастарда, и он скривился – видать, я случайно задел больное место. – Это тебе, Сереж, наука. Одному не ходить, никому из незнакомцев не доверять. Да и эти твои знакомые вполне могут повести себя не так, как в гимназии. Кто знает, как их этот Аудиториум перемолол…
– Ну теперь-то я это понимаю. И все равно обидно, что так наивно попался. И было еще кое-что. Почему я решился.
– М?
– Я устал бояться, парни. Устал, понимаете? Сколько лет уже трясся за свою шкуру и получал затрещины. У меня это уже вот где сидит! – Он приставил ладонь к горлу. – А тут еще на вас посмотрел, с Головой пообщался… И решил, пусть поначалу будет сложно, пусть у меня вообще, может, ничего и не получится. Но я хотя бы попытаюсь. И я дал отпор. Их там просто оказалось больше. Но я больше не стану трястись, как осиновый лист. Мне НА-ДО-Е-ЛО!
