Аршхан, который прекрасно понимал оитлонский, только ухмыльнулся, а вот шенге не совсем понимал происходящее. Пока снова любовалась природой, пропустила реакцию на известия самого Динара и отвлеклась на него, лишь услышав тихое ругательство.
– Так он же отказался! – раздраженно произнес даллариец.
– Уже согласился, – парировала я, не сводя влюбленного взгляда со своего героя.
Мой герой отвечал мне тем же… так, хочу обратно в воду, в тот самый пузырь, но уже без шенге и вообще…
– И как же ты совместишь наши договоренности с замужеством? – поинтересовался Динар. – Твой орк будет ждать год, пока мы решим все вопросы с рождением наследника?
– Что?
Ой, Аршхан все неправильно понял.
– Он женится на моей сестре, – заверила я, предотвращая убийство на месте.
– Утыррка ехать в лагерь и говорить все, – произнес Аршхан, подводя итог всем разговорам.
– Что он сказал? – потребовал ответа Динар.
– Я сказал, – на оитлонском, совершенно без акцента произнес ракард, – что Воинственная едет со мной! Никаких ожиданий ответа от короля Оитлона! И… по поводу отсрочки на год мы еще поговорим!
Все… я окончательно и бесповоротно готова бежать за его агрраши на край света и обратно и вообще вдоль и поперек. Динар думал о чем-то своем, поэтому отошел от шока раньше меня и сурово произнес:
– Катриона останется здесь!
Ракард злобно ухмыльнулся, сверкнув зубами, и все степные мгновенно построились в боевую позицию, да и лесные не стали скрывать воинственного настроения. Затем демонстративный щелчок пальцами – и в руках Аршхана синий сгусток энергии недвусмысленно указывал на неоспоримое преимущество ракарда. В следующее мгновение меня уже усаживали на агрраши, не особо интересуясь моим мнением… С другой стороны, семь дней с Аршханом привлекали меня гораздо больше семи дней в Хорнассе!
– Динар, я постараюсь ускорить передачу права наследования, – начала торопливо говорить, когда ракард вскочил на лошадь и обнял меня, – как скоро будет готов портал?
– Через двенадцать дней, – хмуро ответил даллариец.
– К этому времени я буду в Оитлоне.
Поспешно стягиваю кольцо с королевской печатью. Оно должно было находиться на безымянном пальце, но пальцы стали тонкими, и пришлось надеть его на большой, поэтому и снималось оно с трудом. Но все же сняла.
– Динар, – он поймал брошенное колечко, – пароль «Темные шахты», это на случай… несогласия отца. Покажи кольцо и назови пароль любому стражнику, и тебя незамедлительно проведут ко мне. Двенадцать дней, Динар, на тринадцатый ты должен быть в Оитлоне!
И меня увезли в ночь. Степные мчались на агрраши, лесные передвигались по деревьям, и что-то мне подсказывало, что в лагере они будут раньше нас, а я… Сильная рука Аршхана обнимала обнаруженную не так давно талию, и я была просто счастлива.
– Я буду говорить на твоем языке, – внезапно решил начать разговор ракард, – объясни все.
– Нет, – улыбнулась я, убирая в сумку конверт с бумагами, – не сейчас. А что с Сархаром?
– Жив, мы успели спасти. Скажи сейчас.
Ну вот! Утро, солнышко греет даже сквозь полог, любимый обнимает меня, – о делах говорить не хотелось.
– Мне придется вернуться в Оитлон, и я смогу быть с тобой минимум через год.
– Долго, – заметил Аршхан.
– У меня есть обязательства.
– Ты станешь моей женой, и обязательства будут на мне!
О, а он неплохо бы смотрелся на троне… И почему эта мысль раньше не приходила мне в голову?
– Аршхан, – я подняла голову, глядя на его прекрасное лицо, – ты согласишься стать королем?!
– Нет! – мгновенно ответил ракард. – Не обсуждается!
Жаль… искренне жаль.
– У меня есть племя, я руковожу Союзом племен, как мой великий предок ТаШерр, у меня обязательства.
– У меня тоже, – мой тяжелый вздох ознаменовал гибель столь замечательной мечты.
– Полгода! – принял решение Аршхан. – И я буду приезжать!
Я снова счастлива… Правда, не знаю, как объясню это отцу, но все же я счастлива.
– И отвезу тебя в Оитлон после обеда! – добавил ракард.
– Почему? – не то чтобы я была против, но… – Почему так рано?
– Мы покидаем Готмир сегодня, руды достаточно.
О да, ведь так и планировалось. Степные собирались покинуть нас раньше.
– Спи. – Аршхан развернул меня к себе и, прижав, повторил: – Спи, ты устала, я вижу.
Тронув лошадь, Аршхан заставил ее перейти на какой-то другой шаг, так что нас теперь практически не трясло. Я пыталась возразить, но так и заснула, обняв его.
* * *
Я проснулась в спальной пещере. Судя по освещению, солнце садилось. Аромат жареного мяса напомнил о голоде, и, положив сумку с бумагами на шкуры, я поспешила к выходу. Так много орков разом в лагере я еще не видела, большинство сидело и ужинало, часть занимались чисткой оружия, а чуть в стороне сидели шенге, и два его младших вождя, и Аршхан со своим младшим вождем. О чем велась беседа, неизвестно, но лица и морды были суровые.
– Леди Катриона! – Оливер бросился ко мне навстречу и радостно обнял.
Взгляд ракарда на шенге, и Рхарге негромко рыкнул:
– Олив, Утыррка отпустить.
Неужели меня… ревнуют? О!!! Даже не верится! Одни эмоции!
Подхожу к оркам, дошла, думаю, с кем сесть… Шенге я люблю очень, а ракарда просто очень-очень, так что сажусь к шенге, вот она, женская логика в действии. Папашка доволен, Аршхан усмехнулся, но промолчал.
Шенге обнял меня мохнатой рукой, второй растрепал волосы, как маленькой, но я была не против… наоборот, буду скучать вот по этому его жесту.
– Утыррка будет всегда в сердце Джашг, – прорычал орк, и я знала, что это правда.
– Шенге всегда будет в сердце Утыррки, – тихо ответила я.
– Мы поедем на рассвете, – произнес на оитлонском Аршхан, – твой шенге просил.
Это был чудесный вечер, когда мы сидели у костра, ели ароматное жареное мясо с кореньями и зеленью и пели песни… А мне было очень грустно, потому что… я не хотела возвращаться в Оитлон… совсем. Даже на время не хотела. И поэтому я сидела с шенге, Рхарге и Оливером у костра дольше всех, почти до рассвета, когда предрассветный холод вынудил набросить шкуру на плечи.
– Утыррка приедет в племя, когда листья укроют землю, – произнес шенге, – время пройдет быстро.
Я кивнула, понимая, что пора спать, и в то же время не желая уходить. Глупо, но… мне хотелось позволить себе побыть глупой.
– Завтра я буду в Оитлоне, надену платье, в котором трудно дышать, буду улыбаться тем, с кем нет желания даже говорить… Мне там плохо, здесь я дома.
