Лионель обвел взглядом тревожные физиономии свитских. Они видели то же, что и маршал, по крайней мере, те, кому достались зрительные трубы, и они не знали, что и думать. Нахохлившийся Хеллинген был готов искусать завязшего в гаунау Айхенвальда, а молодняку хотелось в бой. Проэмперадору хотелось того же, он терпеть не мог стоять на одном месте и все время стоял. Особенно во дворце.
«Первый – на паркете с бокалом, второй – в седле со шпагой, но первый со шпагой первый. Кто такие?» Так шутили остряки, знавшие, что Лионель Савиньяк фехтует лучше брата. Они не знали другого, того, что Эмиль фехтовать обожал, а Лионель терпеть не мог, потому и старался быстрее заканчивать поединки. Росио, Ротгер и Леворукий фехтовали еще лучше, и по крайней мере двое из трех любили это дело до одури. Значит, причина не в любви, а в чем-то, что отличает просто мориска от Моро, просто женщину – от богини, а просто хорошего вояку – от полководца. Хеллинген – хороший вояка.
– Если до подхода Хейла Фридрих не выкинет чего-нибудь великого, его положение станет очень тяжелым. – Пусть поговорят, а то как бы с начальником штаба удар не случился.
– В действиях вражеской армии не ощущается единой воли, – с готовностью откликнулся Хеллинген. – Арьергард пытался прорваться сам по себе. Это понятно – возможности снестись с главными силами у его командующего не было. Но почему главные силы толком не использовали столь опасную для нас атаку авангарда? Создается впечатление, что принц не может организовать взаимодействие собственных войск.
– Создается, – рассеянно подтвердил Лионель, с завистью глядя на холмы, где люди Реддинга окончательно закружили менее поворотливых драгун. «Медведи» пятились вниз, отгоняя настырных «фульгатов» нечастым, но точным огнем. Лионелю всегда нравилось играть с крупным зверем, но в свое время наиграться не удалось, а сейчас поздно. Нужно забыть, как поют пули, свистит в ушах ветер, пляшут свои и чужие кони, тяжелит руку палаш. Старший в роду не играет. Маршал не играет. Проэмперадор не играет тем более. Вернее, играет. Не собой – людьми и провинциями.
– Сэц-Алан, доберитесь до Эрмали и передайте ему благодарность! Можете не возвращаться!
– Слушаюсь, господин маршал!
Сколько счастья, а разницы – жалких семь лет и титул… Остальные тоже не прочь получить в подарок бой или пулю. На холмах мы все кажемся себе бессмертными, да и в бою – до первой раны…
– Эрмали и в самом деле прекрасно использовал оставшуюся у него конную батарею; жалко, их у нас только две. – Хеллинген уже составлял в уме приказ. – Его артиллеристы успевают по всему правому флангу.
Частые картечные залпы и впрямь немало способствовали тому, что «медведи» откатились назад. Теперь пушки Эрмали поддерживали надорцев, зато слева, где до появления дриксенского авангарда Айхенвальд наносил главный удар, дело застопорилось. Опасаясь за фланг и тыл, бергер остановился, дав тем самым возможность противнику перевести дух. Пехота гаунау дух перевела и даже попыталась поддержать атаку собратьев, но встречный огонь оказался слишком силен.
Понимая, что война одним сражением не ограничится, Айхенвальд предпочитал действовать ядрами, а не сталью, недостаток же пороха у Фридриха сказывался все сильнее. Недостаток пороха и недостаток ума. Савиньяк усмехнулся, представляя себе бешенство противника, потом улыбка сползла с губ. Маршал Талига стал принцем дриксов, и принц этот был готов растерзать не только и не столько наглых фрошеров, сколько своих. Разведчиков, пропустивших врага. Командующего арьергардом, не подвезшего порох. Авангард, думающий только о себе и своей славе. Гвардейцев, пятящихся, словно раки. Это была неудачная армия, не способная воплотить великий замысел. К тому же она была мала, а генералы-гаунау то и дело оглядывались на Хайнриха! Нет, с такой армией не победить. Лучшее, что можно сделать, – покинуть это сборище тупиц и лентяев и привести настоящих вояк! И никаких офицеров-гаунау!
– Доброго пути, ваше высочество, – вежливо попрощался Лионель. – Вы сделали все, что могли!
Внизу, под «маршальским» пригорком, проходили эскадроны Хейла.
Глава 11
Кадана. Изонийское плоскогорье
400 год К.С. 21-й день Весенних Скал
1
Возвращение Хейла стало последней каплей. Кесарские рейтары прекратили свои атаки, и тут же потрепанные «крашеные» расцепились со столь же потрепанными «черно-белыми». Словно по взаимному уговору, дриксы, гаунау и талигойцы в изнеможении опускали оружие.
Армия Фридриха отползала от холмов и от противника. Ее пехота затягивала прорехи в своих рядах и выравнивалась. Рейтары и драгуны отходили дальше влево, прикрывая фланг, пришедшая с ними пехота примкнула к общему строю. Здесь все было кончено, и Чарльз попробовал разглядеть, что творится в других местах. Судя по всему, правый фланг Фридриха хоть и отступил, но ненамного. Ни опрокинуть, ни прижать его к реке так и не удалось.
Центру дриксов пришлось труднее – когда под натиском Лейдлора левое крыло начало отходить, на стыке мог образоваться разрыв. Это грозило большими неприятностями, и соседние полки волей-неволей начали пятиться, загибая фронт и превращая его в некую дугу. Вернувшийся авангард спас положение. Отступление прекратилось, но восстановить утраченное было уже невозможно. «Гуси» выдохлись, хотя талигойцы выглядели не лучше. Угомонились даже «фульгаты», а смотреть на поредевшие эскадроны Хейла и мелькавшие там и тут перевязанные руки и головы было тягостно и стыдно. Особенно сверху.
– Мы торопились как могли, – хрипло доложил поднявшийся к маршалу Хейл, – но у меня в строю не осталось и трех тысяч всадников.
– Даже в таком виде вы остаетесь серьезной силой, – веско произнес начальник штаба. – Само ваше появление резко изменило ход боя.
– Я хотел было ударить вдоль дороги и отбросить кесарских на их же пехоту, но не успел. – Похвалы кавалеристу были не нужны, он знал цену и тому, что сделал, и тому, что не сумел. – Нас заметили на подходе, но встретить им было нечем, вот и…
– Мне не кажется, что гаунау готовы бежать, – Савиньяк не отрывался от трубы; казалось, он хочет по головам пересчитать всех солдат как своей, так и вражеской армий, – а держится все именно на гаунау. Я имею в виду генералов.
– Пожалуй. – Посеревшее лицо Хейла оживилось. – Фридрих не любит тех, кто ему перечит, но «медведи» отвечают за армию перед Хайнрихом.
Проэмперадор кивнул. Он смотрел, как само собой затихает сражение, и ничего не делал. Не было ни суеты, ни приказов. Все слишком устали, а исход сегодняшнего дня уже с полчаса как стал очевиден последнему корнету. Победа была бесспорной и своевременной, но как же все вымотались…
