В покоях принца-регента веял удушливый запах, как на бойне. Стражники стояли на коленях возле Кендрика. Они посмотрели на принца и принцессу, но, казалось, не узнали их. Капитан королевских гвардейцев Феррас Вансен поднялся на ноги. В его глазах Бриони увидела искреннее сострадание. Солдаты перевернули Кендрика на спину. От огня факелов его лицо отсвечивало красным.
Крови было очень много, и Бриони почудилось, что перед ней не Кендрик, что этот ужас обрушился на кого-то другого. Но стон Баррика тут же разрушил хрупкую надежду.
Кинжал выпал из рук принцессы и звякнул о плиты пола, колени Бриони подогнулись, и она, как слепое животное, подползла к старшему брату, оттолкнув читавшего молитву солдата. По лицу Кендрика пробежала судорога. Окровавленная рука сжалась.
— Он жив! — закричала Бриони. — Где Чавен? За ним послали?
Она попыталась поднять Кендрика, но его тело было скользким от крови и слишком тяжелым. Баррик хотел оттащить сестру.
— Пусти меня! Он жив! — воскликнула Бриони, отталкивая его.
— Этого не может быть. — Сбивчивый голос Баррика доносился откуда-то издалека.
Губы Кендрика снова зашевелились, и Бриони почти легла на него, желая расслышать слова и убедиться, что старший брат жив. Она стала осматривать его раны, чтобы остановить кровь, но грудь Кендрика превратилась в кровавое месиво. Рубашка была порвана в лоскуты, открывая истерзанное тело.
— Не уходи! — шептала девушка на ухо принцу-регенту. — Держись за меня!
Глаза брата искали ее. Губы разомкнулись. Бриони услышала только свистящий шепот.
— Ис-с-с…
— Не покидай нас, мой дорогой, мой милый Кендрик! — Бриони поцеловала его мокрую от крови щеку.
Он застонал от боли, потом начал сгибаться, словно лист на жаровне, пока не свернулся калачиком. По ногам его пробежала судорога, он еще раз застонал — и жизнь оставила его.
Баррик все еще старался поднять сестру. Он тоже плакал.
«Все плачут, — думала принцесса. — Весь мир рыдает».
Смутно, словно это происходило не с ней, Бриони слышала крики в коридоре:
— Принц умер! Принца убили!
Капитан стражников Вансен сделал попытку оторвать принцессу от тела Кендрика. Бриони обернулась и ударила его, потом вцепилась в тяжелый мундир и попыталась свалить капитана на пол. Она потеряла голову от гнева.
— Как это могло случиться?! — кричала Бриони. Ее мысли стали такими же скользкими и кровавыми, как и ладони. — Где были вы? Где были стражники? Вы предатели и убийцы!
Какое-то время Вансен удерживал ее на расстоянии вытянутой руки, но потом лицо его исказила скорбь, и он отпустил Бриони. Тогда она вскочила на ноги и сильно ударила его в плечо и по лицу. Феррас Вансен не защищался, он лишь склонил голову. Наконец Баррику удалось оттащить сестру от капитана.
— Посмотри! — Он что-то показывал ей. — Посмотри туда, Бриони!
Слезы застилали глаза, и она не сразу сообразила, что видит позади кровати принца-регента: две бесформенные темные тени. Наконец она разглядела изображение волка Эддонов на одежде одной из фигур и растекающуюся темную лужу крови под обоими телами. Бриони поняла: охранники Кендрика тоже мертвы.
ДНИ
Каждый луч света между восходом и закатом
Стоит того, чтобы за него умереть.
Из «Оракулов падающих костей»
В ее памяти навсегда остались пряный аромат жасминовых свечей и сонный гул храма Улья, дыхание возбужденных и испуганных девушек — все звуки и запахи, окружавшие ее в тот миг, когда мир полностью изменился. Разве могло быть иначе? Одной встречи с живым богом, автарком Сулеписом Бишахом ам-Ксисом III, избранником Нушаша, повелителем Поднебесья и Соколиного трона, господином всего сущего — хвала его имени! — хватило бы, чтобы потрясти простого смертного до глубины души. Но то, что произошло с Киннитан, было совершенно невероятным и навечно останется таковым.
Даже через год, когда ей пришлось распрощаться с беззаботной роскошной жизнью в обители Уединения и бежать по темным улицам Великого Ксиса, чтоб спастись от неминуемой смерти, она все еще помнила каждую минуту того дня.
Как и многие другие, он начался с того, что подруга Дани разбудила Киннитан затемно.
— Ну, вставай же, Кин-я, вставай! — Дани была взволнована и едва сдерживалась, заставляя себя говорить шепотом, как требовал обычай. — Уже сегодня! Он приезжает! В Улей!
В тот день Киннитан поднялась на недосягаемую высоту — к почестям, о которых не смела и мечтать. Но если бы она знала, к чему все приведет, то постаралась бы избежать этого любой ценой; так отчаянная жажда свободы заставляет шакала, угодившего в капкан, отгрызть себе лапу.
Они спешили по коридору — две шеренги девушек с мокрыми после ритуального омовения волосами. Платья прилипали к телам, ненадолго давая приятную прохладу; день обещал быть жарким. Пышные кудри Киннитан рассыпались по плечам, одна странная рыжая прядь почти терялась среди черных влажных волос. Старухи с улицы Кошачьего Глаза, где она выросла, называли эту прядку «ведьминым локоном» и при виде ее совершали обряд защиты от зла. Однако никаких колдовских способностей, да и вообще ничего особенного в Киннитан не проявилось. Некоторые дети дразнили ее «полосатой кошкой», но когда девочка подросла, люди перестали обращать на это внимание — как привыкают к бородавке возле носа или к косоглазию.
— Зачем он едет сюда? — спросила Киннитан, еще не до конца проснувшаяся.
— Узнать, что думают пчелы, — ответила Дани. — Разве не ясно?
— Думают о чем?
Жрицы и сама повелительница Улья нередко рассказывали о правителях, приезжавших сюда когда-то, чтобы набраться мудрости у священных пчел — крошечных оракулов всемогущего бога огня Нушаша. Правда, это было невероятно давно. Жрицы Великого Улья называли имена владык из далекого прошлого — Ксарпедон и Лептис. Однако на сей раз испросить совета у пчел Нушаша собирался настоящий живой правитель, воплощение бога на земле. В это трудно поверить. Отец Киннитан всю жизнь служил священником в храме Нушаша, но ему ни разу не довелось принимать автарка. А Киннитан посвятили в послушницы чуть больше года назад, и вдруг такая удача. Она подумала, что это несправедливо.
Автарка, живого бога, звали Сулепис. Он занял Соколиный трон не очень давно и был довольно молод. Киннитан помнила смерть его отца — старого правителя Парнада. Вслед за Парнадом умерли, но уже насильственной смертью, и его сыновья — претенденты на престол, соперники ныне царствующего автарка. Все это произошло, когда Киннитан только начинала служить пчелам. Лихорадка, охватившая тогда страну, заметно отражалась на жизни Улья. Позже, когда волнения улеглись, Киннитан с удивлением обнаружила, что обычная жизнь в храме совсем иная. Возможно, неожиданное желание посетить эту задымленную пасеку в одном из уединенных уголков обширного древнего храма Нушаша объясняется молодостью автарка.
