Ката изумленно смотрела на отца. Потом поняла, что ей преподан еще один урок. Сначала у нее мелькнула мысль: знал ли отец о том, что она уже приходила сюда? Решила не спрашивать. Знал. Конечно, знал.
— Папа, почему мы не живем здесь? — спросила Ката. Она словно просила у отца прощения.
— Почему мы не живем здесь, когда приходит холодный сезон?
— Дитя мое, ты должна понять, что это место не создано для жизни. Это место — не от мира сего. Мы можем приходить сюда. Но остаться здесь мы не можем.
Ката удивленно оглянулась по сторонам. Нахмурилась. Опустила взгляд, посмотрела на мертвую птичку. Развернула тряпицу, погладила шейку крачки.
Вольверон опустился на колени в самой середине круга и воткнул посох в лепестки. Крючковатыми пальцами разрыл в лепестках ямку, добрался до земли и выкопал в ней небольшое углубление. Затем Ката уложила птицу в ямку и забросала её теплой, жирной землей. Отец напевал какую-то нежную, тихую песню.
— Прощай, птица-призрак, — тихо проговорила Ката.
В голосе её не было ни сомнения, ни грусти. Птица умерла далеко от родного дома, и Ката волновалась о том, как же теперь крачка вернется домой. Но напев отца и тепло, исходившее от Круга Познания, осушили слезы Каты.
Только потом, когда они с отцом уже стояли на краю Круга и успели запахнуть зимние меха, случилось нечто, что очень испугало Кату.
Она с тревогой смотрела на то место, где они похоронили птицу. Они не оставили там ни камешка, ни палочки, чтобы пометить птичью могилку. Ката подумала: а правильно ли это? У мамы на могиле лежал надгробный камень. Везде на кладбище лежали надгробия.
И вдруг… В середину Круга вдруг ударил ослепительно яркий луч, и Ката увидела, как взметнулись белые лепестки и приняли очертания птицы. Птица, сотканная из лепестков, медленно оторвалась от земли, по спирали поднялась к верхушкам деревьев, расправив белые крылья, и исчезла в сиянии, исходившем с небес.
Это была крачка. Она возвращалась домой.
Но не это напугало Кату.
— Папа! — прошептала она.
— Что с тобой, дитя мое?
Ката молчала. Она не могла говорить. Она только смотрела в пустые глазницы отца. Случилось что-то очень нехорошее. И вот тогда Ката испугалась не на шутку.
«Он не чувствует. Он не почувствовал, что птица улетела».
Они вышли за Круг, и плети плюща сомкнулись у них за спиной. Отец и дочь вернулись в мир снега и льда. Ката старалась скрыть от отца то, что поняла в Круге Познания. Она кое-что скрыла от него, но еще больше ей было жаль, что теперь отец многого не чувствовал. Он стареет? Слабеет? Силы покидают его? Ката взяла отца за руку, и, пока они шли до пещеры, ей несколько раз казалось, что отец забыл дорогу.
Только раз девочка оглянулась назад и бросила взгляд на занавес плюща.
«Все кончено, — подумала Ката. — Я никогда не вернусь сюда».
— Что это за птица?
Ничего подобного Джем прежде не видел.
— Господин Джем, это же человек, вы разве не видите? Человек с крыльями.
Книга была такая потрепанная, что казалось, в любое мгновение её страницы рассыплются в прах. Кожаный переплет потрескался и в некоторых местах оторвался, на сморщенных страницах пестрели темные пятна гнили, уголки были обгрызены острыми крысиными зубами. Книга была большая, и Джему тяжело было держать её на коленях. От книги исходил странный запах — пахло как бы и прошлым, и будущим. Джем так осторожно, так бережно переворачивал страницы, а они все равно ломались и отрывались.
Варнава что-то наигрывал на лире, а Нирри вместе с Джемом рассматривали книгу.
В книге было много странных картинок, и среди них — человек-птица. На страницах, испещренных тяжеловесными буквами, попадались изображения вроде свиньи в доспехах с длинным копьем, мужчины, одетого в цветы, скачущего верхом на корове, мальчика, у которого вместо глаз были рыбки, собаки с человеческим лицом. Еще — босоногая девочка, шагающая по языкам пламени, какая-то фигура в сияющих белых одеждах. Этот человек прижимал к губам черный рог. Деревенские жители, бегущие от страшных Порождений Зла.
Переворачивая страницы, Джем часто смеялся. Иногда пугался. Иногда ощущал изумление.
— А что это за стрела, летящая с неба?
На картинке был изображен птице-человек, нагим взлетавший в воздух с верхушки башни. Была темная ночь, но блеснувшая посреди туч яркая молния озаряла ослепительным светом фигурку птице-человека.
— Ой, господин Джем! Вы разве не слыхали про Нова-Риэля?
Смотреть книжку со служанкой было очень весело. Она почти всякий раз вскрикивала и хохотала, видя очередную картинку. Про свинью она сказала, что это боров-воин из Суэйлля, который встал на защиту деревни, когда люди струсили. В награду его пятачок был украшен колпачком, выкованным из самой большой золотой монеты, какая только отыскалась в деревне, а когда пришла пора отправить борова на мясо, он был съеден на особом пиру со всеми подобающими почестями.
Босоногая девочка оказалась принцессой Аламаной, которая после кораблекрушения жила среди простых рыбаков. Когда принц Ион, её суженый, узнал, что она жива, он усомнился в том, что она сберегла девственность. Тогда чародей развел костер и сказал, что если принцесса чиста, она должна пройти по пламени босиком. Девушка, не задумываясь, сделала это. Принц устыдился и после свадьбы никогда не упрекал жену в неверности.
Похоже, Нирри знала все-все истории.
— Ты раньше читала эту книгу, Нирри? — спросил Джем. Нирри рассмеялась. Ну, как же, читала!
Книга называлась «Мифолегикон».
— Нирри, кто такой Нова-Риэль? — не унимался Джем. Нирри потупилась, и казалось, туча пробежала по её лицу.
— Да вы, господин Джем, сами прочитайте. Там написано. — И Нирри более сосредоточенно, чем прежде, принялась за рукоделие.
Джем, озаряемый светом очага и светильника, с интересом разглядывал картинку, изображавшую птице-человека.
Это был не взрослый мужчина.
Это был мальчик.
Шрифт в книге был старый, затейливый, буквы стояли тесно друг к дружке, читать было тяжело — а особенно мальчику, который только-только выучил буквы. Джем прикусил губу и принялся водить пальцем по строчкам. Несколько ночей подряд, мучаясь от головной боли, он сидел над книгой и узнал историю Нова-Риэля. Потом он её много раз перечитывал. Вот что прочел Джем.
1
Знайте, что из героев Эджландии не было равного Риэлю, которого впоследствии стали именовать Нова-Риэлем, ибо он был тем, кто изгнал из этой страны последние Порождения Зла.
