— Мы приведем ее в порядок, а потом позовем слуг и отнесем ее вниз.
Неллия кивнула, и мы принялись за работу: сменили окровавленные одеяла на новые и переодели покойницу в чистую рубаху и передник. Пока Неллия и Нэнси отскребали пол, я бродила по комнате, разглядывая всякую всячину на полках Мадди. Это были детские вещицы: мячик, грифельная дощечка, исписанная ребяческим почерком, тряпичная кукла, скроенная из лоскутков и набитая соломой, башня из кубиков, мозаика и маленькая игральная доска с сушеными бобами, разложенными вместо фигур. Должно быть, она и впрямь впала в детство.
— Когда Мад… Люси стала страдать слабоумием? — спросила я Неллию, которая, принявшись за работу, вновь стала походить сама на себя.
— Примерно когда молодому герцогу сравнялось шесть и герцогиня решила, что ему больше не нужна нянька. Мне кажется, это и подкосило Люси — она перестала быть нужной. Она раскачивалась в кресле и стонала день-деньской с тех пор, как ее лишили этой работы, и никто не мог заставить ее заняться чем-нибудь другим. Когда доктор подтвердил, что она потеряла рассудок, его светлость, ваш брат, не позволил ее отослать, потому что ей некуда было идти, кроме как в сумасшедший дом, а ребенок очень ее любил.
— Герик любил ее?
— Да еще как! Когда он был совсем еще крохой, они всегда радовались, бывая вместе, пусть она и не могла ни слова ему сказать. Думаю, она объяснялась с ним при помощи глаз и рук. Они вместе листали книжки, и он рассказывал ей, что в них говорится. Она учила его разным играм и брала на прогулки, и это было настоящим благословением для малыша.
Я была счастлива слышать, что Герик познал такую любовь и привязанность и был способен ответить на них тем же. Я пробежала пальцами по грифельной доске и мячу.
— Он приходил сюда навестить ее, так?
— Мне кажется, что приходил, хоть герцогиня и запретила ему. Она сказала, что Полоумная Люси может причинить ему вред, но та ни за что бы плохого ему не сделала, неважно, выжила ли она из ума или нет.
Навещал ли ее Герик до сих пор, спросила я себя — и тут же наткнулась на ответ. На полке рядом со сломанными вязальными спицами и жестяной коробочкой с разноцветными камушками был расставлен целый соломенный зверинец: лев, корова, олень и медведь. Я заглянула подальше и нашла маленькую дудочку. Грубое, но узнаваемое подобие той тростниковой, что я смастерила у него на глазах.
Множество подробностей во всей этой истории беспокоило меня, но я не могла понять, в чем именно дело. Как будто солнечные лучи проникают сквозь толщу грозовых облаков, освещая то крышу, то дерево, но едва лишь захочешь присмотреться — и разрыв сомкнётся, а серая пелена затянет все вокруг.
Почему Мадди покончила с собой? Болезнь, которую описала Неллия, не имеет ничего общего со страстью к насилию. Могут ли те, чей разум настолько слаб, чувствовать боль отчаяния, этого предвестника самоубийства? Достаточно ли они расчетливы, чтобы пойти на такой ужасный поступок?
Когда Неллия и Нэнси закончили, Мадди выглядела гораздо менее устрашающе. Нелли осведомилась, не пора ли послать за слугами, чтобы те вынесли тело вниз. Хоть мне и претила эта мысль, но я была уверена, что Герику следует сообщить о происшедшем до того, как его друга похоронят.
— Неллия, а когда юный герцог впал в свое нынешнее… расположение духа?
— Приблизительно тогда же, когда заболела Люси. Я часто говорила себе, что ее увольнение ему далось так же тяжело, как и ей самой. Хотя, если учесть, что уезжать отсюда ей не пришлось и молодой хозяин мог навещать ее, странно было ожидать, что так выйдет.
— Значит, это он тоже воспримет тяжело, подобную ее смерть.
— Да уж. Бедный мальчик. Потерять разом двух самых любящих людей — отца и Люси.
— Кто-то должен сообщить ему о случившемся до того, как пойдут слухи. Пока что молчите об этом. Я дам вам знать, когда можно будет рассказать всем и позаботиться о Люси. И когда придет время, пусть слуги помянут Люси, если захотят. Не думаю, что будет правильно заниматься этим, пока не выяснится, что с герцогиней и ее дочерью.
— Понимаю, сударыня, — согласилась Неллия и погрозила пальцем Нэнси — та согласно кивнула, широко распахнув глаза.
Наскоро заглянув к себе в покои, чтобы смыть с лица следы сонливости, я поспешила в спальню Филомены. Из примыкающей комнаты доносились приглушенные, но полные страсти голоса спорщиков.
— …Выволокли меня прочь, словно мусор. Меня никогда еще так не унижали. Я добьюсь ареста этой ведьмы! — Это явно была госпожа Вералли.
— Но за что вы предлагаете арестовать ее, сударыня? За спасение жизни вашей племянницы? — рокотал бас Рена Вэсли. — Схватки ее светлости были столь бездейственны, что могли продолжаться еще очень долго. Наличие опытных рук, принявших ребенка, — вот разница между трагедией и трагедией вдвойне. Если бы вам позволили настоять на своем, ваша племянница умерла бы, и вы были бы ответственны за смерть близкого друга короля Эварда. Короче говоря, вам следует поблагодарить госпожу Сериану за то, что она спасла вас от обвинения в убийстве.
Я вошла и поздоровалась со своим защитником. Если бы в руках госпожи Вералли было что-нибудь острое, я могла незамедлительно оказаться в том же состоянии, что и Полоумная Люси.
Доктор ответил на мое приветствие с исключительной серьезностью.
— Доброго утра, сударыня. Я, безусловно, ужасно ошибся в определении сроков, и случилось то, что мы так надеялись предотвратить. Но, как я только что сказал этой доброй госпоже, вы спасли жизнь ее светлости, рассудив здраво и пригласив повитуху.
— Как они? — задала я вопрос.
— Тебе это прекрасно известно, ведьма, — проворчала госпожа Вералли. — Ты не желала смерти моей драгоценной девочки, она бы отравила твое злобное веселье, да? Ты хотела посмотреть, как она мучается.
Рен Вэсли повернулся спиной к разгорячившейся женщине.
— Благодаря вам и искуснейшей повитухе мать спокойно отдыхает и скоро поднимется на ноги, с ней все в порядке, если не упоминать о ее скорби. Мне горько сообщать вам это, но ребенок не дожил до рассвета. Ничего нельзя было сделать.
— Я очень боялась этого, — ответила я, не обращая внимания на то, как госпожа Вералли высокомерно удаляется.
— Я дал герцогине снотворного, а сейчас собираюсь позавтракать…
— Я надеялась, что нам удастся поговорить, у меня к вам огромная просьба, — перебила его я.
— К вашим услугам.
Доктор просунул голову в дверь спальни Филомены, известил горничных, где его можно будет найти, потом взял меня за руку, и мы прошли по верхним коридорам на галереи вокруг главного зала.
