Вольфгер вытаращил глаза: он ясно видел, что гном не доставал второй пистолет!
Между тем, Рупрехт повернулся и хладнокровно всадил третью пулю в спину кнехта, напавшего на отца Иону. Тот споткнулся и полетел вперёд, сбив с ног монаха.
Увидев, что бой складывается неудачно, два оставшихся в живых разбойника, которые с величайшим трудом отбивались от Карла, бросились бежать. Одному сразу же не повезло: Карл размахнулся и метнул свою секиру ему в спину. Человек рухнул на землю, как сломанная кукла, вероятно, отточенная сталь перерубила ему позвоночник. Последний сбежал, с треском вломившись в кусты. Его никто не преследовал.
Вольфгер спрыгнул с лошади, по привычке попытавшись опереться на левую руку, и чуть не потерял сознание от боли. Бросив меч, он нагнулся над отцом Ионой и за шиворот стащил с него мёртвого разбойника. Монах, кряхтя, поднялся на ноги.
— Вольфгер, мальчик мой, ты ранен?! — с тревогой спросил он, взглянув на барона, — ты весь в крови! Надеюсь, это кровь разбойников?
— Нет, — прохрипел Вольфгер, — кровь моя… Получил в плечо пулю из аркебузы. Помоги снять доспехи…
Все бросились к нему. Вольфгер почувствовал, что ноги плохо его держат, и сел прямо на землю, опершись спиной о дерево. В багровом мареве, на границе беспамятства он чувствовал, как с него снимают нагрудник и кольчугу.
— Брантен у кого-нибудь есть? — донёсся до него тревожный голос Уты.
— Есть, — ответил Карл.
— Дай ему хлебнуть и держи покрепче, рану надо обработать! Вольфгер, потерпи…
Барон заорал от неожиданной сумасшедшей боли в плече и чуть не потерял сознание.
— Всё-всё, уже всё, — ворковала над ним Ута, — повезло тебе, Вольфгер. Пуля прошла насквозь и застряла в наплечнике, вот она, гляди… — ведьма поднесла к глазам барона сплющенный, окровавленный кусочек свинца, — кости целы, через пару седмиц всё заживёт, а сейчас я забинтую, как следует, наложу заклятия, и можешь отдыхать.
Вольфгер скосил глаза и увидел, как Ута ловко бинтует его плечо белым полотном, на котором сразу же начало проступать красное пятно.
— Вот горе-то… — тихонько пробормотала она, — что же делать? Кровь никак не останавливается…
— Позволь мне, — спокойно сказала Алаэтэль, отодвигая Уту в сторону, — я кое-что понимаю во врачевании ран.
Ведьма отошла, не сводя недоверчивых глаз с рук эльфийки.
Алаэтэль нагнулась над Вольфгером, волна её чёрных волос обрушилась ему на лицо, и барон вновь чуть не потерял сознание — запах мёда, луговых трав и цветов, омытых ночным дождём, сводил с ума. Он скосил глаза и увидел в вороте камзольчика эльфийки золотую цепочку с подвеской, лежащую в ложбинке между небольших грудей.
Алаэтэль поймала его взгляд и улыбнулась кончиками губ:
— Потерпи немного, господин мой, сейчас боль уйдёт. Я заберу её…
И правда, Вольфгер почувствовал, как боль утекает из раненой руки, растворяется, вымывается волной свежей крови, пробежавшей по телу. Ему сразу стало легче. А Алаэтэль слегка побледнела.
— Боль ещё вернётся, но я буду рядом и помогу, — сказала она. — Ты должен пока поберечь руку. У тебя хорошие витальные[27]силы, ты скоро поправишься, но некоторое время всё-таки будь осторожен.
Вольфгер здоровой рукой обхватил эльфийку за шею и хотел привлечь к себе, чтобы поцеловать, но она легко отстранилась.
— Раненый воин не должен думать о женщинах, — усмехнулась она, — это мешает выздоровлению.
— Карл, помоги мне встать, — попросил слегка разочарованный Вольфгер. Обаяние лукавой эльфийки никак не хотело отпускать его.
Карл легко поднял своего хозяина на ноги, тот, пошатываясь, огляделся:
— Всё кончилось?
— Да, господин барон, уже давно, — невозмутимо ответил Карл.
— Сколько их было?
— А сколько человек убили вы?
— Я — одного, аркебузира, он там, в кустах. Может, ещё жив…
— Убит, я проверил, — ответил Карл, — вы ему мало что голову не снесли. Шея почти перерублена, на лоскутах кожи держится.
— Так… Я — одного, ты — тоже одного, получается, гном убил троих?! Как ему это удалось?
— У него какой-то чудной пистолет, — пожал плечами Карл.
— Рупрехт, подойди сюда, — позвал Вольфгер, — объясни, чем это ты так ловко расправился с разбойниками?
— А это ещё одно моё усовершенствование, — пояснил гном и чихнул, — ручное оружие на четыре выстрела! — Он протянул Вольфгеру пистолет с четырьмя непривычно короткими и толстыми стволами. — Можно стрелять четыре раза подряд! Только вот заряжать долго и неудобно, это я ещё недодумал…
— Но ты же вроде стрелял трижды?
— Нет, — шмыгнул носом гном, — я стрелял четыре раза, но один раз была осечка…
— Сегодня ты спас нам всем жизнь, — сказал Вольфгер, — спасибо тебе, Рупрехт из колена Серебряной Наковальни. Отец Иона, поблагодари гнома, если бы не он, разбойники изрубили бы тебя в капусту, мы с Карлом никак не успели бы на помощь…
— Спасибо, мастер гном, — монах прижал руку к сердцу и поклонился. Губы его дрожали.
— Не стоит благодарности! Я всего лишь вернул часть долга за моё спасение в трактире, — в ответ поклонился гном, надувшись от гордости.
— Меня умиляет ваш обмен любезностями, но, может, стоит помочь раненому? — суховато спросила Ута.
— А кто ещё ранен? — Вольфгер резко повернулся и застонал от острой боли в плече.
— Осторожно! — воскликнула Ута, — разбередишь рану — опять кровь пойдёт, ведь еле-еле остановили! А раненый — вон, за твоей спиной. Гном всадил ему пулю в живот.
Вольфгер подошёл к раненому и осторожно присел рядом. Перед ним лежал человек лет сорока-сорока пяти, бедно одетый, давно небритый, с клочьями седеющих волос на затылке и на висках. Раненый тяжело дышал, переводя затравленный взгляд с барона на Карла. На губах у него надувались и лопались розовые пузырьки, из угла рта сочилась кровь.
— Пощадите, господин, не убивайте, — пробормотал он.
— А ты знаешь, как поступает с разбойниками городская стража? — спросил Вольфгер.
Раненый прикрыл глаза.
— Ну, а если знаешь, то не будешь просить пощады. Всё, что я могу обещать тебе, это лёгкая смерть.
— Тогда будь ты про… — начал раненый, но Вольфгер легонько ударил его по губам, и он замолчал.
— Не богохульствуй, — сказал барон, вытирая пучком травы окровавленную перчатку, — тем более, что ты вот-вот предстанешь пред Господом. Сам знаешь, рана твоя смертельна. Я могу подарить тебе лёгкую смерть, а могу и оставить здесь живым. До ночи-то ты дотянешь, а вот как стемнеет, на запах крови придут волки и лисы…
