Выглядел рыцарь, что и говорить, действительно неважнецки, но помирать явно не собирался. Более того, увидев на пороге флигеля Иефу, он завозился и заворочался, пытаясь встать, за что был тут же обруган высокой беловолосой женщиной в черном, но не обратил на это совершенно никакого внимания.
— О, госпожа Иефа, неужели это вы… Мне кажется, я брежу… — сдавленно прохрипел рыцарь, не оставляя попыток оторвать голову от подушки.
— Да лежи ты спокойно, в конце концов! — рявкнула сиделка и резко обернулась. Зулин, хоть и не обладал музыкальным слухом, готов был поклясться, что Иефа пискнула на манер летучей мыши и вздрогнула всем телом. Собственно, и сам Зулин слегка опешил, но довольно быстро пришел в себя. Он, правда, никогда раньше не видел дроу вживую, но активно ими интересовался. В башне Зодчего все книги о темных эльфах были зачитаны им до дыр. Изначальной причиной такого интереса был внешний вид этого народа. Сам Баламут некоторое время всерьез подозревал, что Зулин — какая-нибудь разновидность дроу, если бы у дроу были разновидности. Пожалуй, если бы не цвет глаз и форма ушей, никто не убедил бы Зулина, что он не принадлежит к темным эльфам. Единственное, что категорически не устраивало привередливого планара в подземном народе, были их верования, и тут Зулин не был склонен идти на компромиссы. Иефе было сложнее: все знания, которые она могла получить в церковной библиотеке, сводились к леденящим кровь описаниям чудовищных по своей жестокости ритуалов и жертвоприношений, которые устраивают под землей темные эльфы, и к девятнадцати годам у нее сложилось четкое убеждение, что встреча с дроу — это верная примета кровавой бойни. Поэтому, когда чернокожая сиделка уставилась на нее и недобро сощурилась, полуэльфке ужасно захотелось оказаться где-нибудь подальше от этого флигеля, причем желательно в непосредственной близи от обширной спины Стивана Утгарта и его топора. И как-то некстати вспомнилось еще Иефе, что эльфы и дроу нежно «любят» друг друга еще с незапамятных времен…
— Ну?! — дроу быстрым нервным движением заправила молочно-белую прядь за острое ухо. — Звал вас кто?!
— В-видите ли… — запинаясь пробормотала Иефа. — Мы, собственно, просто хотели…
— Просто хотеть можете отправляться на улицу! Здесь тяжело раненный! И нечего топтаться на пороге, как бараны, убирайтесь вон! А вас, сэр Александр, я предупреждаю: если вы еще раз попытаетесь встать, я привяжу вас к этой треклятой койке!
— Таша, ну как вам не стыдно… — страдальчески сморщился рыцарь.
— П-простите… — Иефа слегка пришла в себя. — Но сэр Александр — мой давний знакомый, и я хотела бы поговорить с ним пару минут, если, конечно, ему позволяет здоровье…
— Знакомый? — дроу презрительно сощурилась и смерила Иефу взглядом с ног до головы. — Интересные знакомые у местного рыцарства…
— Таша! — рыцарь пошел красными пятнами и снова заворочался. — Прекратите немедленно!
— Это она, что ли, прекрасная полукровка, очаровательная серединка-на-половинку, распевающая дурацкие песенки в кабаке за горсть медяков?
— Таша, — прошептал рыцарь, становясь нежно-зеленого цвета.
— А что — Таша? — сиделка сверкнула белозубой ухмылкой. — А кто мне все уши прожужжал — ах, прекрасная Иефа, ах, как жаль, что она полукровка, ах, ее не примет моя матушка!
Сэр Александр скукожился под покрывалом и стал совсем незаметным на фоне белой подушки. Иефа вдруг поняла, что совершенно никого не боится, а уж тем более эту чернокожую сволочь с наглой ухмылкой, и какая разница, дроу она или просто давно не мыась, это совершенно безразлично, а вот язык у нее чересчур длинный, надо бы подрезать…
— Госпожа Таша, — простите, если я вдруг исказил ваше имя, — чрезвычайно вежливо подал голос Зулин и снял капюшон. — Не знаю, что плохого сделала вам моя спутница, поэтому не буду вмешиваться в вашу беседу, но все же имейте в виду, что мы здесь находимся не из праздного любопытства, а по делу государственной важности. Поэтому я буду вам очень признателен, если вы дадите нам возможность переговорить с сэром Александром с глазу на глаз.
— Зулин, — Иефа почувствовала, что еще чуть-чуть — и переполняющая ее ярость вырвется наружу, — если не возражаешь, я подожду тебя снаружи. Это мужской разговор, я буду лишней. — Не дождавшись ответа, она развернулась и стремительно вышла за дверь. Снаружи была ночь и звезды. Иефа сжала кулаки. Ну уж нет. Еще не хватало. Да кто они все такие, в конце концов? Какая-то залетная дроу, непонятно откуда взявшаяся в Бристоле, всего лишь сиделка при храмовом лазарете, и заморенный слабохарактерный «лыцаренок», как очень верно выразился Трор! Подумать только, матушка не примет!
Иефа несколько раз шумно вздохнула, пытаясь успокоиться. Да что же это такое, в конце концов… Первый раз, что ли… Давно пора бы привыкнуть. Вспомнить правила. С каких это пор она стала воспринимать мужскую болтовню всерьез? А как у него глаза сверкали, как золото! И бумага эта гербовая, дорогая, надо же, матушка не примет — любовные записки на четырех листах! А жемчуг на синем бархате как смотрелся — загляденье! Хорошо, что она отослала шкатулку обратно… Матушка не примет… А ведь почти убедил, сукин кот!
— Тоже любишь ночь? — Иефа вздрогнула и обернулась. Таша словно растворялась в ночном воздухе: посверкивали только белки глаз и зубы. Дроу подошла и встала рядом, глядя в темное небо. Иефа промолчала. Никто из них не стоил того, чтобы плакать от злости. В конце концов, сиделка не сказала ничего нового. И разве не ясно было с самого начала, что все эти шкатулки, обитые изнутри бархатом, цветы и письма, даже попытка спеть серенаду под ее окном, прерванная ушатом помоев из кухни — все это просто очередная игра… И не будет новой баллады о синеглазом рыцаре, потому что рыцарь оказался — липовый… Да и матушка не примет. Иефа криво усмехнулась и пробормотала:
— Надо же… Выходит, он мне еще и честь оказал.
— Послушай, а это правда, что ты еще никому не ответила взаимностью? — лениво подала голос Таша. — Неужели не нашлось достаточно богатого человека? Эльфы ведь на тебя не позарятся, им подавай чистокровных…
— Послушай, а это правда, что ты единственная дроу в Бристоле? И как тебе тут живется, без твоей паучьей богини? Не скучно? — Иефа пролетела кувырком через дворик и больно впечаталась в стену. В следующую секунду пальцы дроу железным ошейником обхватили ее горло. Таша подняла девушку на ноги и встряхнула, как пыльное платье.
— Послушай, девочка… Ты сейчас останешься жива только потому, что еще маленькая и глупая. Больше никогда — если, конечно, хочешь пожить подольше, — не говори о том, чего не знаешь! — Таша слегка ослабила хватку, но горло Иефы не отпустила.
