Блэз оглянулся через плечо туда, где лежал аримондец рядом со своим зарезанным конем. Потом снова повернулся к жрице.
— Скажи, Риан с радостью принимает таких, как он?
Она не улыбнулась.
— Она его ждет, — спокойно ответила жрица, — как ждет всех нас. Гостеприимство и милосердие совершенно разные вещи. — Ее темные глаза удерживали взгляд Блэза, пока он не отвел глаза и не посмотрел вдаль. Он смотрел за ее спину, мимо острова на озере, туда, где виднелся замок на северном берегу.
Она оглянулась и проследила за его взглядом.
— Мы отвезем тебя, если хочешь, — предложила она, удивив его. — Если ты не пожелаешь взять себе одного из их коней.
Блэз покачал головой.
— Единственный, которого стоило бы взять, был убит всадником. — Внезапно его охватило грустное веселье. — Я буду благодарен за переправу. Пристойно ли мне прибыть в замок Талаир на судне богини?
— Больше, чем ты думаешь, — ответила она, не реагируя на его тон.
Женщина махнула рукой, и два жреца подошли и сняли доспехи Блэза и его пожитки с мертвого пони. Сам Блэз взял седло своего коня и вслед за высокой стройной жрицей зашагал по траве и камням к лодке.
Они погрузили его снаряжение, а затем суденышко столкнули с берега, ветер с запада надул его единственный парус, и оно заскользило по водам озера Дьерн, освещенное сзади низко висящим солнцем.
Когда они приблизились к замку, Блэз наметанным одобрительным взглядом отметил, как он хорошо защищен, расположенный на утесе над озером и с трех сторон омываемый водой замок с севера прикрывал глубокий ров, прорытый в скалах. Группа мужчин уже спустилась к пирсу и ждала их. Там стояла еще одна лодка, с двумя жрецами и жрицей; значит, новости их опередили. Когда они подплыли ближе, Блэз узнал Валери, кузена Бертрана, а затем, к его удивлению, сам Бертран вышел вперед и ловко поймал веревку, брошенную жрецом с носа.
Герцог Талаирский присел, чтобы привязать их судно к железному кольцу в деревянном причале, затем выпрямился, бесстрастно глядя на Блэза. В его взгляде не было и намека на сверхъестественную ночную близость во время их последней беседы. «Двадцать три года», — вдруг вспомнил Блэз. Последнее, что он услышал от этого человека в темноте. Он говорил о женщине, жившей очень давно. «Я не думал, что проживу так долго».
— Добро пожаловать в Талаир, — произнес Бертран. Шрам на его щеке был ясно различим при ярком свете. Он был одет почти так же, как тогда, когда приехал в Бауд. Непокрытые волосы герцога растрепал ветер. Бертран слабо улыбался, кривя губы. — Как ты себя чувствуешь, нажив врага еще до того, как успел явиться на службу?
— У меня своя доля врагов, — мягко ответил Блэз. Теперь ему стало спокойнее; плавание через озеро и воспоминание о темной лестнице в Бауде унесли последние остатки настроения, возникшего после схватки. — Одним больше, одним меньше, не играет большой роли. Бог возьмет меня к себе, когда будет готов. — Последние слова он произнес немного громче, чтобы услышал кое-кто еще. — Ты и правда думаешь, что герцог Миравальский даст себе труд возненавидеть меня за то, что я защищал свою жизнь, когда на меня напали?
— Уртэ? Этот может, — рассудительным тоном ответил Бертран. — Хотя я, собственно говоря, не его имел в виду. — Какое-то мгновение казалось, что он собирается объяснить, но вместо этого он повернулся и зашагал к замку. — Пойдем, — бросил он через плечо, — в замке нас ждет еда и выпивка, а потом поможем тебе выбрать коня на конюшне.
Широкоплечий седеющий Валери вышел вперед и протянул руку. Блэз на мгновение заколебался, затем ухватился за нее, подтянулся и залез на пристань. Его снаряжение уже подняли наверх три других человека. Блэз снова повернулся к лодке. Веревку отвязали, маленькое суденышко заскользило по воде прочь. Молодая жрица стояла спиной к нему, но затем, словно почувствовав его взгляд, обернулась.
Она ничего не сказала, и Блэз тоже, и расстояние между лодкой и берегом медленно увеличивалось. Ее волосы блестели в теплом свете заходящего солнца. Сова у нее на плече смотрела вдаль, на запад. «Больше, чем ты думаешь», — сказала она на том западном берегу, отвечая с многозначительной серьезностью на его попытку иронизировать. Он не понял, что жрица имела в виду, он совсем этого не понял, и в нем снова вспыхнула искра гнева. Он хотел попрощаться и поблагодарить ее, но вместо этого еще секунду смотрел ей вслед, а потом равнодушно отвернулся.
Валери его ждал. Кузен Бертрана криво усмехался.
— Шесть человек? — спросил он. — По справедливости надо сказать, твое появление не было тихим.
— Пять и этот педик из Аримонды, — ответил Блэз. Его гнев уже почти пропал; он ничего не чувствовал, кроме усталости. — Я ехал достаточно тихо и по дороге. Они убили моего коня.
— Этот аримондец, — пробормотал Валери, глядя вслед удаляющейся лодке. — Напомни мне, чтобы я потом рассказал тебе о нем.
— К чему трудиться? — ответил Блэз. — Он мертв.
Валери странно смотрел на него несколько мгновений, потом пожал плечами. Повернулся и зашагал вперед, Блэз пошел рядом. Двое мужчин миновали причал, потом поднялись по узкой, все более круто уходящей вверх тропинке к замку Талаир. Подошли к тяжелой двери, которая была открыта, и вошли внутрь, где звучала музыка.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЛЕТНЕЕ СОЛНЦЕСТОЯНИЕ
Быстро шагая по полным народа улицам, весело отвечая на оклики знакомых и совершенно чужих людей, Лиссет снова и снова убеждалась в том, что дни летнего солнцестояния и карнавала в Тавернеле были ее любимым временем года. Краски, толпы и свет, сознание того, что путешествия прошлого сезона закончились, а следующие еще не начинались, поворотная ось года. Летнее солнцестояние — это время между временами, пространство в годовом круге, когда все может случиться, даже самое невероятное. После наступления темноты, подумала она, несомненно, так и будет, в самых различных смыслах.
Мужчина в маске, в зеленых и ярко-желтых одеждах, выскочил перед ней с расставленными руками; с притворным рычанием, не вязавшимся с птичьим костюмом, он потребовал поцелуя. Прохожие смеялись. Лиссет сделала пируэт и выскользнула из его объятий.
— Целовать певицу до захода солнца — плохая примета! — крикнула она через плечо. Она придумала этот ответ два года назад; кажется, он действовал. А к заходу солнца она обычно уже была в компании друзей и, таким образом, защищена от любого, кто мог явиться и потребовать обещанный поцелуй.
Не то чтобы это было серьезной проблемой. Не здесь и не для нее: слишком много людей знало, кто она такая, и даже среди самых необузданных студентов, жонглеров и трубадуров у нее в Тавернеле был высокий статус, и он еще возрастал во время карнавала. Это был разгульный сезон, но со своей иерархией и правилами тем не менее.
