Из-за спины Ферна вдруг раздалась серия жутких звуков, и Охотник от неожиданности взвился на месте и обернулся, подняв меч. Но оказалось, что это всего-навсего его провожатый что-то сказал Джуре на невообразимом местном диалекте, напоминающем одновременно и рычание с короткими взвизгами, и неразборчивую речь, будто у сильно пьяного человека.
Скрип турели затих. Старый Охотник с высоты внимательно разглядывал Ферна — тот прямо-таки ощущал тяжесть его взгляда. Потом Джура негромко сказал:
— Поднимайся. Быстренько. И чтобы без фокусов.
Ферн заторопился к лестнице, ведущей на крышу башни, но, спохватившись, обернулся и коротко поклонился заступившемуся за него местному жителю. И снова будто бы морозом прихватило волосы у основания шеи: как это может быть — Охотник не просто общается с чудовищем, но и благодарит того за помощь? Мир сошёл с ума?..
А впрочем, удивляться было нечему. Мир ведь действительно сошёл с ума, одновременно запутался в тенётах сна и застрял в монолите яви. И Ферна охватило противное, тоскливое чувство, какое бывает в сновидении, когда знакомый предмет вдруг оказывается совсем не таким, каким ты привык его видеть наяву; например, подушка оказывается каменно твёрдой и неподъёмно тяжёлой. Охотник тряхнул головой и начал подниматься по металлической лестнице.
Бывший Охотник Джура стоял у своего драгоценного пулемёта, скрестив руки на груди и сверля внезапного визитёра колючим взглядом единственного глаза. Ферн перелез через невысокое ограждение крыши, выпрямился и слегка поклонился.
— Чему обязан? — буркнул Джура. — И что это ты сегодня такой миролюбивый, а?
— А вы видите сны? — вырвалось у Ферна. Джура отнюдь не был похож на человека, заблудившегося между сном и явью. Напротив, казалось: уж если кто-то в этом проклятущем городе и понимает, что реально, а что — обрывки кошмара, неведомым образом проникшие в реальность, так это он, старый Охотник и защитник ярнамских чудовищ.
— Сны? — Джура опустил руки и шагнул вперёд. — Нет, я больше не вижу снов, но когда-то и я был Охотником. Нет ничего ужаснее, чем Охота. Если ты ещё не понял… Существа, на которых ты охотишься, не чудовища. Они — люди. Ты ведь видел? — Джура взглядом указал туда, откуда пришёл Ферн. — Они такие же, как ты и я. Они просто хотят жить.
— Я, кажется, начинаю что-то понимать, — осторожно сказал Ферн. — Но я не уверен, что… — Он замялся. — Похоже, я перестал различать явь и сон, — выдохнул он обречённо. Других слов подобрать не удалось.
Джура задумчиво покивал.
— Понимаю, — сказал он. — Это случается со всеми рано или поздно. Проклятущая Луна никого не оставляет в покое… Так зачем ты ко мне-то заявился? Я не вижу снов, я тебе ничем не помогу.
— Я не поэтому пришёл. — Ферн шагнул ближе к старому Охотнику. — У меня… Случилась беда. Я потерял… Одного человека. И не знаю, как искать, если уже сомневаюсь, что она мне не приснилась… И не понимаю, по какую сторону барьера между сном и явью нахожусь я сам.
— Она? — Джура прищурил глаз. — Кто это — она?
— Жена. — Ферн стиснул зубы и отвернулся.
— Во-от даже как… Значит, Эмили пропала, — протянул старый Охотник. — А она не из тех, кто может просто взять и сбежать, например, с любовником… Значит, что-то неладно. Но при чём тут я?
— Просто мне сказали, что у вас тут видели Охотника… Небольшого роста, щуплого, с тростью-хлыстом. Это могла быть она.
— Так она тоже Охотница? — удивился Джура.
— Нет, она… Я просто научил её использовать оружие Охотников, чтобы защищаться.
— Как бы там ни было, я тут не только Эмили, но и никаких женщин-Охотниц давно не видел, — заявил Джура. — А я за всеми, кто сюда забредает, наблюдаю очень внимательно! — Он многозначительно похлопал по дулу пулемёта. — Так что… Кто бы ни сказал тебе это, он ошибся. Или соврал, что вернее. Никому в наше время нельзя верить. Особенно Нечистокровным. — Старый Охотник остро глянул на молодого.
— Да с чего вы взяли… — онемевшими губами проговорил Ферн. Он вдруг отчётливо понял — надежда найти здесь хотя бы какие-то следы Эмили изначально была совершенно пустой и ничтожной. Просто он готов был схватиться за любую ниточку, даже самую тонкую и истлевшую.
— Неважно. — Джура махнул рукой. — А ты, как я погляжу, очень любишь жену. Ишь как побледнел. Жаль тебя ещё сильнее расстраивать парень, но… Если в наше время кто-то пропал, то шансов найти его, скорее всего, нет.
— Понимаю… — пробормотал Ферн, отворачиваясь. Ему вдруг стало как-то очень пусто, холодно, беспросветно. Как-то очень всё равно.
Всё равно, что с ним будет. Всё равно, что будет с Ярнамом. Ничего больше не имеет значения. Он сам больше не имеет значения.
— Пойдём-ка вниз. — Из тоскливого оцепенения его вывел увесистый хлопок по плечу. — Выпьем по капельке да поговорим. Ко мне уже лет десять не заходили нормальные собеседники. С местными я, конечно, общаюсь, но… Слышал, как они теперь разговаривают? Пока поймёшь — мозги закипят. А если ещё и отвечать на их языке… — Он усмехнулся. — Ты знаешь, что в основе их нынешнего наречия лежит язык птумеру?
— К-как это? — Ферн так удивился, что даже на мгновение ощутил что-то помимо своей удушающей тоски — вялое, но всё же живое любопытство. — Откуда?..
— Да вот кто бы знал, — усмехнулся старый Охотник, примериваясь поставить ногу на первую ступеньку железной лестницы. — Я думаю, сам язык птумеру в том виде, в каком он до нас дошёл, — это уже не язык самих птумеру, а тех чудовищ, которыми они стали. Ты бывал в катакомбах? — Ферн кивнул. — В Лоран спускался? Вот, если будет возможность, полюбопытствуй. Великая цивилизация, с таким необычным и богатым наследием… И где теперь это всё?.. Возжелали большего, связались не с теми силами… — Он замолчал и, кряхтя, начал спускаться.
Ферн последовал за ним. Машинально переставляя по ступеням ноги и перехватываясь руками, он размышлял о словах старого Охотника. А ведь в этом что-то есть… Язык птумеру. Он сам сталкивался с ним только один раз — когда однажды в неурочное время заявился в клинику Йозефки, услышал, как она зачитывает вслух что-то непонятное, звучащее диковато и пугающе, и успел заметить через неплотно прикрытую дверь странного вида книгу, которую доктор Йозефка, услышав шаги в коридоре, торопливо спрятала в ящик стола…
Он тогда, помнится, ещё обсуждал этот случай с Эмили. Жена заинтересовалась и сказала, что хотела бы изучить язык птумеру, потому что ей очень жаль этот народ, обладавший такими знаниями и могуществом — и всё потерявший в погоне за чем-то большим.
То же самое сказал сегодня и Джура. А ведь Лоран, мёртвый город, в котором исследователи Бюргенверта нашли множество артефактов, послуживших источниками тайных знаний, в те старые времена мог бы явиться для учёных недвусмысленным предупреждением о смертельной опасности Древней крови…
Ферн полагал, что в Старом Ярнаме, среди полуразрушенных домов с выбитыми окнами и дверями, с обвалившимися крышами и потрескавшимися стенами не найдётся уже ни одного, в котором можно было бы обосноваться хотя бы с той малой толикой удобства и уюта, какой могло похвастаться их с Эмили скромное жилище в часовне Идона. Но Джура, разумеется, за столько лет изучил здесь все закоулки и ухитрился устроиться весьма неплохо.
В его каморке на первом этаже здания, снаружи выглядевшего таким же разрушенным и заброшенным, как и все соседние, нашлись и целые дверь и окно, и вполне добротная мебель, и множество книг, и даже музыкальная шкатулка. Указав гостю на скамью у стола, Джура полез в буфет и вытащил два стакана и пузатую бутылку.
— Да, как видишь, тут вполне можно жить, — сказал он, наливая себе и Ферну тёмно-красного, терпко пахнущего вина. — Мои здешние… друзья помогли мне обустроиться. Натащили всякой всячины… — Он махнул рукой куда-то за спину, где виднелась дверь, судя по всему, в кладовую. — Конечно, с головами у них явный непорядок, да… И всё-таки они соображают достаточно, чтобы прикинуть, какая вещь может мне пригодиться. Ты знаешь, — старый Охотник сел напротив гостя, снял свою знаменитую шляпу и положил на край стола, — они ведь как дети. Одновременно пугливые и очень храбрые, любопытные и ленивые. И при этом, — Джура поднял палец и глянул на гостя, прищурив единственный глаз, — они совершенно не способны на хитрость, подлость, обман. Вот за это я их и люблю. Они лучше тех, кто называет себя людьми. — Джура презрительно скривился и мотнул головой, указывая острой бородкой куда-то в сторону кварталов Нового города. — Ты ведь знаешь, что тут произошло? — Ферн помотал головой. — Давай-ка выпьем по глоточку, да я тебе расскажу. По правде говоря, — он отсалютовал Ферну стаканом и отпил, — я об этом и не хочу разговаривать на трезвую голову.
