Я схватился за верхний край щита и постарался рвануть его на себя, но снова получил удар палкой по пальцам, ещё один по ногам, после чего меня свалили на землю и стали бить. Я лишь защищал лицо руками, шипел и плевался в ответ, как рассерженный кот. Минут через десять, когда моя голова совсем перестала что-то соображать, избиение прекратилось и ублюдки ушли. Я схаркнул кровь изо рта на земляной пол, отполз на соломенный тюфяк и свернулся калачиком. Последний раз я чувствовал себя так плохо после того, как меня волокли за конями на верёвке в шестилетнем возрасте.
Ближе к вечеру дверь снова открылась, в неё опять вошли двое, сковали меня и оттащили в комнату. Жевать я не мог, так что к моему рту поднесли крынку с каким-то очень густым супом. Даже через заплывшие синяками глаза я видел в нём красные прожилки.
Что ж, первый план побега не сработал.
* * *
Оставался второй план.
Меня вернули в мой каменный мешок и бросили на солому. Нужно было разузнать быт моих пленителей, так что я прижался к стене ухом. Судя по звуку шагов, стражник удалялся. Минута текла за минутой, пока я снова не услышал удары каблуков об пол. Ублюдок прошёл по коридору, ненадолго задержался возле двери и ушёл обратно. Значит потайной глазок для наблюдения в ней есть. Я лежал и слушал несколько часов до тех пор, пока не понял, что меня проверяют примерно каждые полчаса. Боль от побоев начала стихать, но стал возвращаться жар. Если я хотел выбраться, то действовать надо было сейчас.
Я оторвал от рубахи кусок ткани, расплёл косичку и вынул из неё иглу. Слишком короткая и тонкая, чтобы убить человека, но лучше, чем ничего. Я обмотал правую ладонь, упёр тупой конец иглы в самое толстое место ткани и пропустил острие между средним и безымянным пальцем. Теперь оставалась самая простая часть. Я напряг как следует слух, направив в него все остатки магии в организме.
Когда в очередной раз охранник затопал по коридор, я вставил в рот два пальца и выблевал на пол весь свой ужин, после чего аккуратно лёг в получившуюся лужу, скрючив руки и ноги. Правую ладонь с оружием я предусмотрительно спрятал под животом.
Шаги остановились возле двери. Секунда тишины, после чего охранник начал резко убегать. Понятно, один заходить не будет. Надрессировал их Ари словно ручных хорьков. Я успокоил дыхание и постарался поменьше шевелиться, тем более, что это помогали справиться с вонью. Через пару минут дверь распахнулась.
Даже сквозь закрытые глаза я понимал, что врагов будет двое. Оба без щитов. У обоих дубинки в руках и… да, масляный фонарь у второго. Первый тем временем наклонился ко мне и попытался перевернуть на спину. Лучше момента не будет.
Я вонзил первом охраннику иглу в глаз, а когда он раскрыл рот для крика — засунул туда ладонь почти по самое запястье. Второй начал замахиваться дубинкой, но я успел ударить его ногой в щиколотку. Там что-то хрустнуло, ублюдок споткнулся и облокотился на стену. Я рванул к нему, не выпуская из правой руки челюсть его напарника. Врезал по яйцам, добавил первому в печень, чтобы не трепыхался, снова по яйцам второму и когда он, наконец, опустил руки — ударом кулака сломал ему горло. Короткий вскрик сменился диким хрипом, бандит упал на землю, а я начал бить его пятками в лицо. К тому времени, как первый потерял сознание от удушья и затих, лицо второго превратилось в месиво.
Я тяжело поднялся на ноги, взял одну из дубинок, закрыл глаза и стал вспоминать путь. Тридцать два шага вперед… Поворот. Ещё шагов… Ещё поворот… И ещё… Когда пахнуло свежим воздухом я без всяких сомнений открыл ближайшую дверь и оказался во дворике замка. Стояло глубокая ночь, молодой месяц полз вниз по небу. Впереди был небольшой загончик, вплотную пристроенный к стене. Я залез на загон, схватился руками за край забора, перевалился через его, словно мешок с навозом, и упал. Где-то далеко в деревеньке загавкала собака, я поднялся на ноги и побежал со всех оставшихся у меня сил. Всё это время я спиной ощущал взгляд Ари и слышал его слова:
— Ты вернёшься. Ты вернёшься сам.
* * *
Погони не было. Лишь холодный ветер терзал моё тело, завывая вокруг. Это всё было не важно — как бы далеко я не убежал, меня бы выдали следы. Даже если сейчас всё спокойно, утром за мной точно выйдет погоня, чтобы там не шептал голос в спину. Будь я одет как следует, то смог бы запутать преследователей, поводить их как следует по окрестным местам, но имея одну лишь рубаху… В голову лезли несвоевременные мысли: «Стоило снять с убитых стражников сапоги и пледы»; «Стоило взять у них нож». Спорить с собой было бессмысленно — действительно стоило.
Я приметил впереди в горах небольшую расселину и вспомнил, как мы однажды использовали её, чтобы спуститься с гребня и понаблюдать за ублюдками Нак Кинелли. Да, хорошее место, только напрямую идти к нему нельзя. Я медленно и осторожно начал забирать влево, к небольшому ручью.
Вода уже покрывалась ночью льдом. Я небрежно разбил тонкую корочку и как следует напился. Теперь запутать следы. Вошёл в воду, доходившую мне до колена. Ступни мгновенно закололо словно иглами. Глубоко вдохнул, выдохнул, направил остатки сил к ногам и пошёл вниз по течению. Минут через десять мне встретился удобный бережок с камнями, на один из которых я поставил отпечаток ноги, а на другой руки. Еще чуть ниже был кустарник, куда я прицепил нитку из рубахи. Всё, теперь они точно решат, что я ушёл вниз по течению, где ручей впадает в озерцо.
Я развернулся и пошёл вверх до самый скал. Постепенно ручей истончалось и поток воды начал теряться в камнях. Уже неважно. Я сошёл с русла и направился к примеченной расщелине. Ноги уже перестали что-то чувствовать. Если я хочу их сохранить, то к утру должен был в замке Глипнесс.
Лезть по скалам, зимой да ещё и в одной рубахе… Такого не пожелаешь никому. Пальцы скрючились, застыли и норовили соскользнуть с камней. Когда я выбрался наверх, на полянку, то ощущал себя деревянным как бревно. Хотелось лечь и отдохнуть, но этого делать было нельзя. Отсутствие движения было смерти подобно. Я побрёл вперёд и тут мне боковым зрением что-то почудилось. Лёгкое движение в темноте, мутный силуэт на фоне неба. Инстинкт говорил, что это зверь, а инстинктам я верить привык. Горная кошка или волки — выбор невелик. Я осмотрелся по сторонам и в неверном свете луны нашёл россыпь камней. Среди них оказался один нужный. Я ударил его пару раз о скалу, пока не отстала узкая и тонкая пластина. Размотал с ладони кусок рубахи и аккуратно обмотал место для хвата. Получился достаточно острый нож. По крайней мере на один удар его должно было хватить.
Я закрыл глаза, сосредоточился и снова открыл. В темноте заблестели глаза, но очень слабо. Волк-одиночка. Бежать было бесполезно, как и пытаться заманить его в засаду, поэтому я просто пошёл прямо на свет глаз.
* * *
Я вспомнил слова из старой легенды: «Что отличает мужчину от его подобия? Хищника от добычи? Страх. Хищник чует его, и уходит, если страха нет».
Волк был стар и болен. Шерсть вылезла, оставались лишь уродливо торчащие то тут, то там клочки, уже даже не седые, а грязные и мутные. Кости проступали сквозь кожу зверя так сильно, что казалось это оживший скелет стоит на ветру. Стая бросила или изгнала его, справедливо решив, что он принесёт больше вреда, чем пользы, но против моей воли в глаза бросались небольшие детали, говорившие о том, что в прошлом это был вожак. Когда-то крупный и плотный, от природы хорошо сбитый, даже голод не смог отнять у него последних крупиц достоинства.
Зверь беззвучно скалился и демонстрировал крупные клыки, но я видел, что в них уже больше нет магии. Он умирал, как умирал я от холода и голода. Мы не боялись друг друга, но не могли и просто разойтись в стороны. Смерть одного была жизнью для другого. Вот только для волка это были несколько дней, а для меня — годы и десятилетия. Я хотел жить больше, чем зверь, и лишь потому оказался быстрее и сильнее.
