— Что с того, что собравшиеся нас ограбить — христиане?.. Заслуживают ли они нашего снисхождения, исполняя богопротивный приказ алчного и лишённого чести французского короля, состряпанный по лживому навету предавших наш орден отступников! Мы же знаем, что чисты перед Господом, так почему же тогда сомневаемся в том, что Он доверил нам камни Своего Гроба для того, чтобы мы использовали их в Его же благо?! Так что, брат Бернар, и ты — брат Гуго: давайте отбросим колебания — я за то, чтобы использовать камни.
— И я — тоже, — Робер де Ридфор крепче сжал рукоять своего меча. — Перед нами враг, который прикрывается преступным воззванием Филиппа «Красноносого», которого самого давно следовало бы отлучить от церкви и предать Анафеме! К тому же — не мы преградили дорогу, а нам её преградили, так что для меня этот отряд — всё одно, что разбойники с большой дороги, а с ними мы никогда не церемонились!
— Ну что ж. Раз вы все согласны, то… — Бернар де Торнье поднял закованную в кольчугу руку и сжал её в кулак — дальнейшие разговоры мгновенно смолкли, — мы используем камни. У меня есть план, придвиньтесь ещё ближе, братья-рыцари…
* * *
Величественно восседая на своём белом боевом коне, Конрад фон Штайн смотрел на то, как над мачтами и форкастлями трёх, приближающихся по реке кораблей, поднимаются баннеры и знамёна тамплиеров — их знаменитые на всю Европу чёрно-белые «Босеаны». Рыцарь не верил своим глазам: он, конечно, многое слышал о безумной храбрости храмовников, чего только стоила история про их излишне самоуверенного Великого магистра Жерара де Ридфорда, из-за которого в руки сарацин попал Иерусалим, но чтобы они вели себя так безнадёжно глупо…
Почему «глупо»?.. ну так как же…
Во-первых — его разведчики, уже несколько дней следившие за их шнеккерами, донесли, что на всех трёх кораблях храмовников, их всего-то — что-то около шестидесяти. Да, из этих шестидесяти — четыре рыцаря и с десяток сержантов, но всё равно: у него одних только пеших воинов — пять с половиной сотен, да ещё и полтора десятка всадников, а это — почти десятикратное преимущество!
Во-вторых: в его отряде две сотни опытных лучников с большим запасом стрел, и это — против трёх десятков их арбалетчиков, разбитых на три корабля?! Да у тамплиеров нет ни одного шанса: мы просто засыплем их стелами, причём так, что они носа не высунут из-за своих щитов, а за это время мои воины зацепят их посудины крюками и подтащат к берегу, а это для них — верный конец…
Державшийся позади него знаменосец, старый, но ещё полный сил сержант Герхард Рутенберг подвёл ближе к его коню свою лошадь, и когда они поравнялись с ним, стремя в стремя, сказал:
— Я гляжу — над кораблями подняты «Босеаны»… — теперь, милорд граф, они будут биться до конца.
Фон Штайн повернул к сержанту своё лицо — забрало его большого шлема было поднято:
— Почему ты так считаешь, мастер Герхард?
— Мой отец участвовал в последнем крестовом походе, он командовал отрядом наёмников при войске крестоносцев, большая часть из которых были храмовники. Так отец мне часто рассказывал, что они никогда не покидают поле боя, пока над ним виден хоть один их чёрно-белый «Босеан»!
— Ну и что с того? Сегодня и так, никто из них живым его не покинет. У нас подавляющее преимущество, так что их трупы пойдут на корм рыбам, мы даже не будем осквернять нашу землю грязными телами этих вероотступников и дьяволопоклонников!.. главное — чтобы их золото и серебро — я уверен в том, что они везут именно его — попало к нам руки!
— Как скажете, милорд граф… — знаменосец не отрывал своего взгляда от идущих по реке шнеккеров, — но вот что ещё странно: почему все четыре их рыцаря находятся на носовой башне головного корабля? Какой в этом смысл: разве они не понимают, что станут главной мишенью наших лучников?!
— Видать, Господь, за их грехи, лишил их разума. Пусть там и стоят — тем быстрее всё закончится… Мастер Альфред! — рыцарь подозвал к себе стоявшего невдалеке командира лучников. — Пусть все твои люди целятся в тех четырёх храмовников, сгрудившихся на форкастле. Видишь их?.. — отлично! Как только вы закончите с ними — принимайтесь за сержантов — они в чёрных мантиях с красными крестами!
— Будет исполнено, милорд граф, считайте, что все они — уже мертвецы!.. — мастер над лучниками повернулся и пошёл вдоль рядов стрелков, передавая им распоряжение фон Штайна и для верности показывая на выбранные им цели рукой…
* * *
Шнеккеры неуклонно приближались к тому воображаемому рубежу, достигнув которого, они, по расчётам опытного в таких делах Бернара де Торнье, обязательно будут подвергнуты атаке вражескими лучниками. Времени до залпа вюртембергских стрелков оставалось всё меньше, возможно — что считанные мгновения, и напряжение взвинченных до предела нервов, казалось, витало в воздухе, но рыцари Храма всё так же неподвижно возвышались на форкастле головного шнеккера, даже не думая заблаговременно укрыться за высокими каплеобразными щитами. Наоборот: прикрывавшие их до этого тяжеловооруженные сержанты расступились, оставив двух, из четырёх находящихся на площадке братьев-рыцарей, совершенно незащищёнными.
— Они заканчивают перестроение, когда оно завершится, их лучники сделают залп… — Бернар де Торнье неотрывно следил через узкую прорезь своего глухого шлема, за проводимыми противником перестроениями. Его голос, приглушённый из-за прикрывавшего лицо стального листа, был совершенно спокойным.
Перестроения противника были существенные. Ощетинившийся большими пехотными щитами отряд, примерно в две с лишним сотни пеших воинов, выстроенный в четыре шеренги плотным четырёхугольником, приблизился к самой кромке нависающего над водой крутого обрывистого берега. Воины задних рядов приготовили короткие метательные копья и набрали нужную для броска дистанцию. Передние же воины так плотно составили свои большие прямоугольные щиты, что они действительно стали похожи на обитую железными полосами деревянную стену…
Вражеские лучники тоже не стояли без дела: разделившись на три длинные, отстоящие одна от другой на несколько шагов цепи, так, чтобы делать залпы с места, без дополнительных перестроений, они взяли стрелы на тетиву и ждали сигнала к открытию стрельбы.
Единственными, кто остался на месте, были всадники. Они расположились выше лучников, буквально сразу за их последней цепью и чувствовали себя настолько спокойно, что даже не позаботились закрыться большими каплеобразными кавалерийскими щитами, украшенными теми же изображениями оленьих рогов на жёлтом гербовом поле.
Всадников было немного. В центре конной группы находился рыцарь в большом, закрывавшем закованные в броню круп и бока его коня, жёлто-чёрном плаще. Судя по величине возглавляемого им отряда, это был, как минимум — рыцарь-баннерет или кто-то из военачальников, входящих в близкое окружение Эбергарда Вюртембергского, а значит — противник серьёзный и опытный. Забрало его шлема было поднято, и де Торнье, несмотря на разделяющее их довольно большое расстояние, была хорошо видна его пышная рыжая борода.
Рассмотрев все эти детали, особенно обратив внимание на то, что рыцарский конь был экипирован боевым нагрудником и, возможно, остальными конскими доспехами, де Торнье сделал вывод о том, что Конрад фон Штайн видит предстоящий бой больше как увеселительную прогулку, нежели как серьёзное боевое столкновение. Зачем, спрашивается: экипировать своего коня, как на турнир, если ты собираешься штурмовать идущие по реке корабли, где мощный боевой конь, вообще-то, слегка неуместен?..
Рядом с рыцарем находился его знаменосец. Он, судя по всему, был опытным воином, смотревшим на предстоящий бой со всей, присущей ветеранам серьёзностью. На его голове была надета стальная шапель с низко опущенными широкими полями с прорезями для глаз. В левой руке, почти полностью прикрывая себя от возможных выстрелов со стороны шнеккеров, он держал большой, обитый стальными полосами нормандский щит, а в правой — древко знамени.
