…Лахджа открыла глаза.
И все тело охватила боль. Чудовищная, непереносимая боль. По нему прошли судороги, Лахджу затрясло, как в ознобе.
Хотелось кричать, но Лахджа принудила себя к молчанию. Страшным усилием воли проглотила вопль. Хозяин этого места может быть рядом. А даже если и нет — неизвестно, как тут все устроено. Возможно, он уже в курсе, что один из пленников очнулся, но, возможно, у нее есть время. И лучше не привлекать к себе внимание.
Лахджа очнулась в… жутком месте. Одновременно прекрасном и кошмарном. Великолепные цветы, буйная растительность… и насаженные на шипы тела. Не мертвые, но застывшие в вечной агонии. Одни совсем свежие, похожие на прелестных бабочек, другие высохшие и окоченевшие, но все еще тлеющие, все еще хранящие искру жизни. Одни абсолютно неподвижны и тихи, другие корчатся и стонут, плачут, бормочут в кошмарном сне.
Лахджа быстро проверила свои возможности. Ме запечатаны, как и демоническая сила. Тело пронзено шипами и ослаблено до предела. Она еле-еле может шевелить руками. И может говорить.
Возможностей… маловато.
И надо спешить. Из шипов сочится дурман, хочется снова закрыть глаза, погрузиться в дрему…
Лахджа повертела головой. Где Майно? Связи с ним тоже нет, но, может, он близко?..
Да, он близко. Прямо над головой. Волосы и полы изорванного плаща свисают, лицо мертвенно-бледное. Вокруг кошмарное обрамление из фамиллиаров — тоже застывших в агонии, насаженных на шипы. Никто не кровоточит, все соки сразу высасываются терниями. По чуть-чуть, по капле.
Они близко… но недостаточно близко. Дотянуться не получается…
Зато получается до кого-то другого. Лахджа коснулась тонких нежных пальцев, посмотрела в лицо соседки… ба-а-а…
Какая ирония. Абхилагаша. Сорокопуту не чуждо ядовитое чувство юмора.
Лахджа сдавила изо всех сил. Стиснула пальцы бывшей сестры-жены, с наслаждением впиваясь когтями в мягкую кожу.
Конечно, это было ничто рядом с той болью, что гхьетшедарийка уже испытывает. Так просто ее из этой черной бездны не вытащить. Но вряд ли Такил разбудил ее только чтобы поиздеваться…
Такил?.. Что за Такил?..
Лахдже что-то приснилось? Она уже с трудом помнила, и это сейчас неважно. Важно разбудить Абхилагашу.
Надо попробовать что-то еще. Хоть что-нибудь.
— Проснись, — уголком рта зашептала Лахджа. — Проснись, Асмодей рядом! Он подкрадывается к твоей жопе!..
Абхилагаша вздрогнула. Ага, значит, пленники этих терний все слышат. Просто тут обычно царит тишина, нарушаемая лишь шелестом терний, да стонами соседей, да иногда голосом Сорокопута, но от него никто не просыпается. От него погружаются в еще большее отчаяние.
— Мама всегда будет красивее тебя, — продолжила злить спящую демоницу Лахджа. — Ты не очень-то и симпатичная. Хальтрекарок взял тебя в жены только из-за происхождения. И в любимых женах держал только из-за этого. А я… я терпеть не могла, когда он сводил нас в постели. Ты… неуклюжая. И воняешь. До тебя я понятия не имела, что гхьетшедарии могут вонять. Как ты это делаешь? Когда ты преобразовывалась, ты была здорова?
Последнее было абсолютной ложью, но такой мерзкой, что подействовало. Глаза Абхилагаши распахнулись, рот начал раскрываться…
— Только не кричи, — торопливо предупредила Лахджа. — Иначе нам крышка.
— Мне… мне… ах… больно!.. — застонала Абхилагаша.
— И ты это полностью заслужила, в отличие от меня. Ты помнишь, где мы?
— Сорокопут! — чуть взвизгнула Абхилагаша.
— Тихо!
— Гнусная тварь! Он… он не имел права! Он не… ты приносишь одни несчастья!
— Кто, я⁈ — опешила Лахджа.
— А кто же⁈ Я, что ли⁈
— Да. Но сейчас ты можешь исправиться и помочь мне освободиться.
— С чего бы мне это делать⁈
— Ты очистишь свою душу. А еще получишь шанс освободиться самой. Это очень щедрое предложение, потому что я хочу твоей смерти так, что почти готова висеть тут с тобой до конца своих дней. Я буду медленно умирать, но утешением мне будет то, что я буду видеть, как точно так же умираешь ты. Как думаешь, если я попрошу Сорокопута перевесить меня так, чтобы моя задница упиралась в твою морду — он согласится?
— Нет, это будет безвкусица, — скривилась Абхилагаша. — Ладно… чего ты хочешь? Какой у тебя план?
Лахджа задумалась, борясь с дремой. А правда, какой план? Ну да, теперь их две. Но у Абхилагаши возможностей не больше, чем у нее… или все-таки что-то есть?
— Ты что-нибудь можешь сделать? — спросила Лахджа.
— Немного двигать руками… ногами… головой. Говорить… больно.
— Демоническая сила?..
— Нет. Я бы давно отсюда телепортировалась. Или сожрала все, что вижу.
— Ну хоть что-нибудь!
Абхилагаша чуть сильнее вцепилась в пальцы Лахджи. Ее лицо стало таким, словно она разом выхлебала бутыль уксуса, и она нехотя выдавила:
— Мы можем сложить силы.
— Думаешь, получится?
— Не знаю! Но это все, что у нас есть!
Все демоны Паргорона могут объединять усилия, ибо все они в родстве, все произошли от Древнейшего. Лучше всех это получается у гохерримов, но другие так тоже умеют. И хотя Лахджа раньше такого ни с кем не делала, о самой возможности она знала.
А Абхилагаша явно делала это раньше. Она стиснула ладонь ненавистной союзницы и выдохнула:
— Давай, пока Сорокопута нет рядом! Всю силу, что есть!
Лахджа почувствовала, как трещат пястные кости. Гхьетшедарии могут голыми руками дробить скалы. Правда, эта их сила тоже проистекает от демонической, и раз Абхилагаша вот-вот расплющит Лахдже ладонь, у нее и правда что-то прорвалось.
И в себе Лахджа это тоже почувствовала! Чуть-чуть, самая капелька, но она почувствовала свои Ме! Может, на одну сотую процента, но она вернула доступ к Метаморфизму!
И начала сползать с шипов.
Абхилагаша разевала рот, как рыба. Ее пожирательная способность тоже заработала — и тоже в тысячи раз слабее. В эту ненасытную пасть Харибды просто дул легкий бриз.
Пылесос и то втягивает мощнее.
А вот у Лахджи получалось. По чуть-чуть, по миллиметру, но она столкнула себя с шипов, освободив последовательно руки, ноги… и уже потом… ох, это будет тяжело…
Абхилагаша смотрела на это со злостью и страхом. Она боялась остаться на шипах, боялась помочь злейшему врагу и снова погрузиться в пучину еще большего отчаяния, но продолжала складывать с Лахджой силу, потому что это было единственным ее шансом.
— Поклянись, что освободишь меня, иначе я разорву связь! — прошипела она.
— Поздно спохватилась, — вырвала руку Лахджа. — Она мне уже не нужна.
Она упала на сплетенные лозы. В этом анклаве не было земли, под ногами и над головой — только сплошные шипы!.. а, суть Древнейшего!..
Но нет, они не сразу врастают. Все-таки тут гуляет владелец сих мест, его иногда навещают гости. Ступать надо осмотрительно, но передвигаться можно.
— Освободи меня! — почти прорыдала Абхилагаша. — Я же тебе помогла!
— Я здесь только из-за тебя! — ткнула ее в нос Лахджа.
— Я буду кричать! — пригрозила Абхилагаша. — Я позову Сорокопута!
Лахджа тяжко вздохнула. Да, с нее станется. Можно просто оторвать Абхилагаше челюсть, но…
— Мне это отвратительно, но как насчет небольшой сделки? — предложила она.
— Чего ты хочешь?
— Поклянись, что больше не причинишь вреда ни мне, ни моим близким. Поклянись, что сделаешь все, чтобы Хальтрекарок как можно дольше о нас не вспоминал и ничего не предпринимал. Поклянись предупреждать нас обо всем, о чем нам следовало бы знать. Тогда я тебя освобожу.
Абхилагаша скрипнула зубами. Она мучительно жалела, что не сообразила потребовать клятву сразу, до того, как они сложили силы. Ей просто не пришло в голову, что способности Лахджи могут оказаться полезнее в данной ситуации… а к тому же она втайне надеялась освободиться в одиночку и оставить именно Лахджу корчиться на шипах.
— Я клянусь, — без раздумий произнесла она. — Клянусь Центральным Огнем, что сделаю все, что ты перечислила.
