— Так, любезнейший, я что-то не понял, у тебя тут что: нормальный ресепшен или шоу "моя-твоя не понимай"? Или же кто-то надеется, что за посещение данного памятника феодального зодчества вахтёру перепадёт хеллер-другой? Ну, чего молчишь, Аргус наш ненаглядный?
— Нет хеллер. Денарий один и половина.
Ничего себе расценочки! И это только за вход? Нет, явно традиция вымогательства в общественных местах имеет весьма глубокую корневую систему.
— Растение семейства крестоцветных тебе на рыло, а не денарий! А это вот видал? — Отступив на шаг, я выудил полученную утром у брата Микаэля грамоту-освобождение от выплаты церковной десятины и ткнул пальцем в свисающую свинцовую печать. — Ну-ка, сдвинься, не засти движение! А ты, Зденко, останься… — процитировал я Броневого своему юному помощнику.
Страж ратуши всё ещё пытался проявлять неудовольствие, но я внаглую отодвинул его в сторону, что было нетрудно, учитывая превосходство человека нашего времени в росте и весе, и наконец перешагнул порог местного органа самоуправления.
За дверью открылась освещённая узкими окнами под потолком маленькая комната с несколькими писчими конторками и с парой сундуков у задней стены. Пространство между сундуками занимал небольшой камин, у которого располагались четыре маленьких скамеечки. Слева и справа открывались лестничные пролёты на второй этаж, рядом с которыми располагались запертые двери: видимо, во внутреннюю часть здания. За конторками скрипели перьями трое мужчин в длинных хламидах и плоских шапочках. Четвёртый, нарядный усатый щёголь в ярко-красных штанах-трико и с мечом в лопасти кожаного пояса, сидел на сундуке, перелистывая лежащую рядом толстую книгу наслюнявленными пальцами. Никто из присутствующих не отреагировал на моё вторжение, лишь "писарь" у центральной конторки бросил равнодушный взгляд, тут же вновь опустив голову.
— Добрый день!
… Молчание…
— Добрый день, уважаемые!
— М-м-м-м? — отозвался кто-то неопределённый.
— Где мне здесь письмоводителя найти?
— Почто?.. — Красноштанный книголюб поднял усатое лицо и заинтересованно взглянул на меня.
— Нужен, раз спрашиваю. Иностранец я…
— Оно и видно. Купец, что ли?
— Нет, мастер-кулинар. Хочу вот в Жатеце своё заведение открыть.
— Не знаю никаких кулинаров. Не водятся они у нас… Ступай-ка отсюда прочь.
— Прости, уважаемый, но мне всё же крайне необходимо повидать письмоводителя…
— Ну, смотри: вон они — трудятся… Повидал всех троих, да и ступай… Читать мешаешь!
"Так… Похоже, мне тут не рады. Мол, припёрся какой-то, отвлекает… Добро же, раз такое дело — то и мы пойдём другим путём, как говаривал некогда юный Ильич…"
— Хорошо. Я пойду. Только скажите, кому деньги отдавать?
Скрипящий шорох перьев по выделанной коже мгновенно стих и в тусклом освещении комнатки я, наконец, увидел лица местных "офисных работников", допрежь склонённых в трудовом порыве. Все трое немолоды, самому "юному" — за тридцать пять точно перевалило. Усатый книгочей выглядит моложе всех. Странно, отчего он так хамовато себя ведёт при старших товарищах. Хотя… Кто его знает, что тут за порядки. В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом внутренней службы лезть не стоит.
— Какие-такие деньги? У нас взятки запрещены и кара за неправедное получение денег — неминуема!
— О взятках никто не говорит. Примите пошлину за пребывание моё в городе. Да и цеховое свидетельство предъявить хотел…
Усатый встал с сундука и приблизился.
— Ну до чего ж ты настырный, мастер-кулинар… Как хоть звать тебя?
— Макс Белов из Штальбурга!
— А разве ты не оплатил въездных денег в городских воротах, а, Макс Белов из Штальбурга?
— Оплатил, уважаемый…
— Пан Чепак меня зовут. Пан Прокоп Чепак из Вижиц.
— Счастлив познакомиться, уважаемый пан Чепак из Вижиц!
— Так коли ты за вход в город уже оплатил, то чего же ради тебе приспичило снова тащиться с тем же делом уже сюда?
— Так господин стражник вчера велел. "Иди, — говорит, — и пусть письмоводитель твои документы поглядит. Дескать, ежели решит, что всё в порядке — так можно и деньги готовить, чтобы с цехом дело решить да своё заведение в городе и открыть".
— Вчера, говоришь?
Ну-ка, Йиржик, погляди, есть во вчерашних воротных записях что-нибудь про этого молодца?
Стоявший за конторкой слева "писарь" суетливо кинулся к одному из сундуков, с помощью деревянного ключа, более напоминающего сучковатую отмычку, отпер встроенный замок (судя по отсутствию характерного лязга — тоже деревянный) и вытащил длинную деревянную дощечку.
— … Один момент, пан Прокоп! Где же тут… А, вот!
"Макс Белов из Штальбурга. Круинал. Прибыл по делам ремесленным. Росту высокого, волос рус, брада растёт плохо или брит давно, глас громок, изъянов видимых не обнаружено, речи людской не ведает, речет по-германски. Запрещённого оружия и товаров не имеет. Пошлину воротную уплатил сполна. Где же жительство во граде иметь будет — того не сказал, однако же прибыл вкупе с отцом-вифлиофиком братства Святого Бенедикта".
— Ну что ж, Макс из Штальбурга, похоже, и вправду ты вчера прибыл в наш град богоспасаемый. Что же тебя привело и чего ты хочешь?
"Сказать бы тебе, пан, правду: мол, сам не знаю, что привело — копал-копал себе спокойно пулемётную точку, да вдруг с бухты-барахты в вашей, блин, Богемии очутился! И не хочу ничего больше, чем вернуться из этого Средневековья в своё время цивилизации и технического прогресса! Вот бы челюсть у тебя отпала-то… Впрочем, не стоит так народ эпатировать: ещё за колдуна посчитают, а здесь, как помнится, таких принимают излишне тепло: в костёр сунут — и пишите письма мелким почерком из Ада для сравнения где жарче… Да и если вдуматься — так ли уж сильно хочется мне в свой урбанизированный мир?".
— История моя, уважаемый пан Чепак, проста и обычна для младшего сына из семьи мастера города Штальбурга…
… Повествование о моём происхождении, путешествии "от Штальбурга до Жатеца" и "штальбургских порядках" заняло довольно много времени. В мире, где нет ни Интернета, ни телевидения, ни даже газет, книги переписываются от руки тиражом "в год кучка, в кучке — штучка", информационный вакуум даёт себя знать весьма и весьма заметно. Новости здесь привозят либо гонцы, либо купцы, либо воины и странствующие монахи вкупе со странствующими же подмастерьями. Разумеется, смешно говорить о какой-либо оперативности или о беспристрастности в распространении информации. Так что мой рассказ о природе и народах, населяющих просторы от Чехии до Забайкалья стал весьма познавательным повествованием для "офисных работников" жатецкой ратуши. Первоначальное их равнодушие рассеялось, как утренний туман, а оказавшийся городским канцлером пан Прокоп Чепак из Вижиц лично соизволил ознакомиться с моим цеховым свидетельством и выписал пергаментный ярлык со свинцовой подвесной печатью, что мастер Белов — то бишь я — является не каким-то шаромыжником, а вполне почтенным ремесленником и имеет право на проживание в черте города Жатец в течение одного года и одного дня. Правда, за оформление этого "тугамента" пришлось пожертвовать тремя серебряными монетами, перешедшими в фонд помощи нуждающимся писарям и китайской одноразовой зажигалкой, ставшей собственностью пана Прокопа.
