Когда Бориса вызвали в ближайшую контору Следящих за Порядком, он уже знал зачем и кто главный виновник. Ему достаточно было услышать название «Три Толстяка» и перерыть в памяти и в архивах названия всех меняльных контор. По одной только оригинальности он вычислил, что за всей этой аферой стоит Рус. Потом появились мелкие подтверждающие факты, указывающие на Тир и Кушинар одновременно. Ну и кто еще это мог быть? Однако старый Следящий, написавший целую поэму-повествование об этом герое, не собирался разглашать эти сведения кому бы то ни было. Даже, страшно представить, собственному царю.
— Уважаемый Апилет, — говорил он, — услышав из уст Следящего историю «ограбления тысячелетия». Ты пригласил меня в качестве консультанта, поэтому будь так любезен, изложи все в письменном виде…
— Но хотя бы самые общие соображения… — во взоре красных от недосыпания глаз было столько мольбы…
— Э-хе-хе… смотри, Апилет. Адыгей и Бехруз — имена варварские, а если точнее — Тирские. То, что они прикрывались Кушинаром — вполне естественно; тем купцам доверяют. Так что я на твоем месте начал бы следствие с Тира…
— А как же Сила Эледриаса, колебания которой слышались по ночам? Мощные колебания.
— Э-хе-хех, Апилет. В лес бы я все равно не полез. Все выводит в Тир. Тем более, мы его блокировали и они добиваются признания государств в эндогорском пятне: Кальвариона и Альвадиса. Туда все ведет… а с золотом бывшие рабы договорятся. Но ты вели мне все письменно, а то память подводит…
Молодой Следящий Апилет лишь досадно, с тоскливым воем простонал, на насколько ударов сердца закрыв глаза ладонями.
Борис просидел в участке еще целую четверть и уходя услышал давно ожидаемое:
— Не обижайся, уважаемый Борис, но в твоем доме произведен обыск. Большими силами, — это подразумевалось полный бардак с полу разрушением стен. Пожилой человек недовольно покачал головой:
— Глупо обижаться после моей поездки в Тир и поэмы о Русе, — сказал он, стараясь улыбаться не вымучено. Это столько ремонту! Хвала богам, он не вкладывал в «толстяков», так что деньги имелись.
— Да, Борис, ты все правильно понял. Иди. И запомни, сам царь ждет от тебя… хоть что-то.
В Эледриаполе, столице Сильвалифирии Рус появился через день после «сворачивания операции» — высчитывал самый оптимальный маршрут. Груза много, расстояние длинное, а значит и Силы понадобится еще больше. Пришел «ямой» к входу в лабиринт, куда заранее вызвал сопровождающего — Аригелия. Царь все-таки не выдержал и активировал ловушки. Рус, разумеется, не был введен в «доверенные лица». Сам «побратим Эледриаса» только посмеялся этой ожидаемой паранойе.
По лабиринту прошли молча. Не говорил государь и в пещере, когда Рус честно, с помощью Духа слияния с камнем, отделил и оттащил ровно треть мешков с золотом. Эта часть оказалась примерно равной «сокровищнице али-Бабы на вилле Апила» — солидная казна появилась у молодого государства. Тем более Рус закрыл глаза на уже отпечатанные Аригелием гекты, не подсчитал их.
— Аригелий, — «побратим бога», наконец, нарушил молчание, — невесело у тебя как-то. Ну да ладно, деньги — дело серьезное. Скажи, а те семеро склонных к Силе, которые работали в конторах, уже восстановились?
— Думаю, да, — пожал плечами царь, старающийся не смотреть на собеседника.
— Ты в принципе доволен? Все честно, согласно договору или есть претензии? Ты говори, полководец, не стесняйся. Полководец — это уважение с моей стороны, тогда ты показал себя с лучшей стороны…
— Я венчан на царство самим Богом! По твоему мнению я стал от этого хуже? — зло спросил Аригелий. — И да, претензий не имею, — сказал, как выплюнул.
— Венчание не делает человека ни лучше, ни хуже. Оно дает власть. А уж эта дама выжимает из человека все соки… Вроде бы, по моему мнению, которого я придерживался ранее, эта дама самая сильная, сильнее разных золотых борков… Был не прав. Каюсь пред богами. — Произнося этот монолог максимально нейтральным тоном, Рус так же, как и его визави, смотрел в сторону, не на собеседника, и тщательно давил в себе чувство презрения. — Некоторым людям, причем не важно венчаны они или нет, видимое богатство застилает взор… Мне искренне жаль таких человеков и еще жальче их подданных. Если такой алчный тип имеет несчастье быть государем.
Рус не видел, но по красивому лицу Аригелия как судорога прошла, на мгновенье исказившая правильные черты до неописуемого уродства.
— Так, Аригелий, маги, значит, восстановились? Мне, пронимаешь, такой груз, — говорил, показывая на «свою» часть золота, — далеко не унести. Я предоставлю им координаты… а дальше уж сам как-нибудь.
— Да, Рус. Я. Сейчас. Схожу, позову, — отрывисто и хрипло, будто разрывая душу, произнес «лесной царь» и на прямых непослушных ногах, словно только и ожидающих окрика Руса, неуверенной шатающейся походкой поплелся к выходу, ни разу не обернувшись.
«Побратим Эледриаса» смотрел вслед ему еле заметно улыбаясь. И эта улыбка была горькой и сочувственной. Едва только царь покинул пещеру, как «включились» ловушки. Мгновенно росшие лианы пытались оплести Руса, но бессильно скатывались с невидимой преграды; невидимые «плоскости» с четырех сторон пытались сжать и скрутить, наподобие того, как поступил Озгул со своим воином; сверкали вспышки ярких «стрел», рикошетящих от защиты Руса; наконец, налетел деревянный четверорукий голем и стал носиться вокруг неподвижного тела, со свистом рубя упругую пленку всевозможным холодным оружием. Чувствуя, что амулет, несмотря на «подзарядку» Силой Земли проводимую дважды, начал сдавать, пасынок Френома ударил тупого голема «близнецами», даже не задумавшись, какими Духами они наполнились. Творение древних альганов развалилось на четыре части. Следующими от Руса отделились «универсальные узоры деактивации древних амулетов», которые сработали, удивив и самого их создателя — на подступах к башням Кальвариона они были далеко не такими эффективными. В пещере повисла тишина.
Аригелий лежал за первым поворотом коридора в позе эмбриона: колени и локти прижаты к животу, конечности согнуты, голова прижата подбородком к груди и сверху закрыта ладонями. Лежал на левом боку, лицом к сокровищнице. Дышал ли царь или нет — сходу определить было невозможно. Вокруг него весь каменный пол был процарапан, все ногти и костяшки пальцев были содраны, губы были разбиты до крови, а изо рта торчали крошки камня. Создавалось полное впечатление, что царь был чем-то расстроен, занимался самоистязанием и, наверное с голода, пытался кушать каменный пол. А теперь почему-то не хотел ни на что смотреть, ничего не слышать, не нюхать. Как будто побывать мертвым захотел. Таким же, каким сейчас был истинный побратим его бога, Эледриаса…
