Хуже всего, что спустя пару секунд этот загадочный прибой ощутил не только я. Лиза поперхнулась воздухом, закашлялась и уставилась на меня, как на привидение. Ее зрачки были расширены — адренорецепторы радиальной мышцы радужной оболочки глаза среагировали на выплеск адреналина в кровь. Нейрофизиологи считают это верным признаком паники.
А паника нам сейчас была нужна меньше всего.
Когда кто-то нанимает тебя убить дракона, он должен видеть, что ты понимаешь, что происходит, и контролируешь ситуацию. А чтобы он это увидел, ты должен ему это показать. Босс смотрел на Лизу.
— Мы что, на поезд опаздываем? — поинтересовался я. Тон у меня вышел достаточно наглый, чтобы отвлечь его от застывшей возле турникета Лизы.
Мне не очень-то нравится бросаться грудью на амбразуры. Как правило, есть другой выход. И почему мне достаются одни исключения?
— Знаете, было бы неплохо уже хотя бы начать делать то, ради чего вас наняли, — ядовито заметил он.
— Ну да, — сказал я. — И в первую очередь выслушать человека, который тут уже фиг знает сколько торчит. А вы уж постарайтесь в дальнейшем не лезть поперек батьки в пекло. Вы наверняка хороший человек и ценный специалист. Не стоит устраивать себе дополнительные неприятности. Их тут и так хватает.
— Но… — начал он.
Лиза вздрогнула и зябко повела плечами.
— И знаете что еще? — перебил я его, надеясь, что, пока мы тут ругаемся, она сумеет взять себя в руки. — Мне почему-то кажется, что вы нам не все рассказали, что стоило бы рассказать.
— Вы всегда такой наглый? — Вадим Викторович улыбнулся.
На его месте я бы этого не делал. Некоторые умеют улыбаться так, что собеседнику становится не по себе, но он не умел. У него это выходило так, словно он неудачно пытался подлизываться.
— Не-а, — отозвался я, — только по субботам.
Я ему не нравился. Не могу сказать, что меня это так уж сильно расстраивало.
— Извините, Вадим Викторович, — негромко сказал Макс. — Кирилл привык силовиков консультировать. Он не всегда бывает вежливым, но без него мы бы вряд ли взялись за ваш заказ. На его счету больше раскрытых дел, чем блох на средней бездомной собаке.
Тут он, надо сказать, изрядно преувеличил, но я все равно почувствовал себя героем. Дураку понятно было, что Макс это выдал вовсе не потому, что мне позарез требовалось оправдание. Просто спасать того, кто не считает нужным выполнять твои инструкции, — гнилое занятие. Мы не должны были потерять в промзоне навязанного нам менеджера, что бы ни произошло. Труп — это всегда плохо, но труп представителя заказчика — это как расписаться в собственном непрофессионализме.
Даже если этот труп при жизни не соблюдал технику безопасности.
Дежурный охранник наблюдал за нами со смесью недоумения и подозрения на лице. Правильно, нормальные люди так себя не ведут. Впрочем, нормальные люди и не занимаются тем, что мы тут собирались устроить.
Мне пришлось махнуть рукой у него перед лицом, чтобы он обратил на меня внимание.
— Как думаете, что в последние две недели творилось за этим забором? — спросил я. — Вы не замечали ничего необычного?
Дисциплина — добро. Охранник тут же перестал зачарованно пялиться на Босса, задумался и пожал плечами.
— Бомжи тут завелись, — сказал он. — Черт их знает, как они пробираются на территорию, но я их частенько тут вижу с недавних пор. Гадят везде, сволочи. И собаки у нас тут были ничьи — все подчистую пропали. Я бы больше сказал, да как Николай Антоныч уволился, нам начальство велело с поста больше не отлучаться, внутрь не заходить и только машины пропускать. А на территорию — ни шагу.
Уволился. Хорошая версия. Очень хорошая, если помнить, что перестать ходить на работу можно еще и потому, что ты умер.
— Бомжи… — Я вздохнул. — Ну что же, пусть так и будет.
Избирательное внимание — отличная вещь. Помогает не засорять мозги фактами, которые плохо вписываются в вашу обычную жизнь. В голове каждого из нас есть система, как воспринимать мир — набор паттернов поведения, коллекция шаблонов, под которую мы подгоняем все, что видим. Это облегчает жизнь и позволяет нам быстрее реагировать на обычные раздражители.
Телефонный звонок — ответить.
Милиция — предъявить документы.
Пожар — звонить 01.
Проблема в том, что мир вокруг нас не состоит из одних только обычных раздражителей. У нас нет способа выдать правильную реакцию, заметив, что одно человекообразное существо пытается сожрать другое, спрятавшись между двумя гаражами. И тогда наш мозг говорит «они просто занимаются сексом». Нас не учили жить в мире, где кроме людей с обезьянами обитают и другие человекообразные. Поэтому девяносто девять человек из ста скажут себе «показалось», скажут «так не бывает» — и просто пойдут дальше, мгновенно выкинув случайно увиденную картинку из головы. Как-то не принято у нас внимательно присматриваться к человеку, который в темноте пыхтит над другим.
В конце концов, этот другой не зовет на помощь.
Некоторые вещи мы замечаем только тогда, когда от этого уже никак не отвертеться. Только тогда, когда эти самые вещи оказываются достаточно близко, чтобы настучать нам в бубен. Как правило, это слишком поздно. Новые знания вряд ли пригодятся в будущем тому, кого уже жрут.
Свежий снег хрупал у нас под ногами.
Мы шли цепочкой, как шестиклассники на экскурсии. Правда, у школьников редко бывает при себе оружие. Некоторые носят в рюкзаке кастет или перцовый баллончик, но не что-нибудь серьезное. Да и это, скорее, для того, чтобы иметь возможность похвастаться перед друзьями, чем для реального применения. Ни кастет, ни баллончик в случае настоящего нападения не превратят вчерашнего ботаника в супермена. Самое печальное, что в этом деле даже танк не очень поможет — если, конечно, не использовать его как убежище.
Это происходит иначе.
Например, когда тебе одиннадцать, твоя мать в ванной умирает от потери крови, а тебя запер в комнате отец, чтобы ты делала уроки. Ты знаешь, что с ним что-то не так. Отцы, с которыми все в порядке, не торчат на работе целую неделю, чтобы потом вернуться домой в компании чужого человека с нехорошими глазами, отоварить жену кулаком в лицо и завалиться спать. Ты видишь, что новый знакомый твоего отца — мертвец, но он ходит и говорит и остается жить в вашей квартире. А ты молчишь, потому что у тебя нет никаких аргументов в пользу того, что это неправильно. Одни «фантазии».
Ты становишься суперменом неделю спустя, после того как труп твоей матери, досуха высосанный мертвым другом твоего отца, сжигают в печи крематория. У тебя просто не остается выбора.
