Внезапно все прекратилось. В тот самый миг, когда в далекой Москве Марина Метелкина начала расслабленно оседать на пол, в Иркутске спириты разжали руки и шарахнулись в стороны, испуганно глядя друг на друга.
— Кажется, это в Санкт-Петербурге, — первым прервал молчание толстяк.
— Надо в аэропорт, на самолет, — согласно кивнула Инга Алексеевна, смущенно одергивая свитер. — Только у меня нет таких денег.
— И у меня, — добавила хозяйка.
— У меня на пятерых тоже не хватит. — Сергей Салохович задумчиво почесал в затылке. — Но есть место, где можно их взять. Если милые дамы проследуют за мной, мы быстро решим эту проблему.
Спириты быстро переобулись — верхней одежды никто надевать не стал, — вслед за толстяком вышли на лестницу, спустились вниз, пересекли заставленный автомашинами двор, вошли в парадную пятиэтажки напротив, поднялись на третий этаж. Мужчина позвонил в обитую кожзаменителем дверь, подождал, позвонил еще раз, более настойчиво. Наконец изнутри послышалось мерное пошаркивание:
— Господи, да кто же это там? Два часа ночи на дворе.
— Это я, Моисей Ааронович, — прокашлялся толстяк. — Откройте, пожалуйста.
— Сергей Салохович? — изумились за дверью. — Что же вы в такое время?
— Мне принесли удивительный раритет, Моисей Ааронович. Просят совсем недорого, но, сами понимаете, нужна консультация. Срочная. Вы не беспокойтесь, я хлопоты компенсирую.
— Ну… — Дверь приоткрылась, взлохмаченный старик в махровом халате выглянул наружу через щель. — О, и вы здесь, Оленька? И вы, Инга Алексеевна? Догадываюсь, догадываюсь. Опять что-то зороастрийское из древней Персии?
Он прикрыл дверь, звякнула цепочка.
— Хорошо, входите. Что у вас?
— Вы нас извините за поздний визит, Моисей Ааронович, — смущенно одернула свитер самая молодая из гостей, — нам это очень нужно.
И она с широкого, как заправский футболист, замаха врезала старику голенью между ног. Тот шумно выдохнул, сложился почти пополам. Инга Алексеевна торопливо сняла туфельку и насколько раз ударила острой шпилькой в подставленный затылок. Следом за ней в прихожую начали протискиваться остальные спириты и так же принимались бить хозяина ногами или подвернувшимися предметами: толстяк тыкал его зонтиком, рыжеволосая Ольга — стоявшим перед дверью резиновым сапогом. Впрочем, упавший на пол старик не только не дергался под ударами, но даже и не дышал.
— Это там! — Наконец остановился запыхавшийся толстяк. — Он оттуда всегда деньги выносил. Шуршал страницами, потом выходил…
Всей компанией они вломились в ближнюю к прихожей комнату, одну стену которой полностью занимал книжный стеллаж, начали торопливо сбрасывать с полок томики в тяжелых кожаных переплетах, пергаментные рулоны, статуэтки моржовой и слоновой кости. Внезапно в воздухе расцвел фейерверк денежных купюр.
— Здесь! — обрадованно сообщила Ольга, встряхивая томики Толстого и Достоевского — из страниц выскальзывали долларовые и пятидесятитысячные банкноты. — Тут хватит.
Грабители быстро собрали налетевшие деньги, распихали по карманам и покинули квартиру. На улице Сергей Салохович остановил «жигуленка» с битой правой фарой, наклонился к открытому окну:
— Голубчик, отвезите нас в аэропорт, пожалуйста.
— А сколько вас? — чуть наклонился вперед рыжий лохматый водитель в светлой рубашке.
— Пятеро.
— Нет, папаш, не могу, — включил передачу водитель. — Вы ко мне просто не поместитесь.
— Но нам очень нужно… — Толстяк протянул руки внутрь салона, ухватил мужчину за шею, рванул к себе. Машина сорвалась с места — видимо, водитель отпустил сцепление, — пропрыгала несколько метров и заглохла. Толстяк рук не разжал — и его жертва оказалась наполовину выдернутой из окна. Сергей Салохович держал несчастного «стальным зажимом», перехватив локтем под подбородком, усиливая захват второй рукой, наваливаясь сверху всей своей массой и поворачиваясь по часовой стрелке. Совсем тихо хрустнули позвонки. Спирит уронил тело на землю, открыл водительскую дверцу, вытолкнул в окно ноги, оглянулся на женщин:
— Садитесь!
Взревел на повышенных оборотах двигатель, «жигуленок» несколько раз по-козлиному скакнул и помчался по улице.
Спустя двадцать пять минут все пятеро вошли из ночного мрака в залитый электрическим светом зал аэропорта, повернули к стойке продажи билетов:
— Голубушка, нам нужно пять билетов до Санкт-Петербурга, — сразу за всех обратился толстяк. — На ближайший рейс.
— Одну минуту… — Девушка в синей форме с желтыми нашивками застучала по клавишам компьютера. — Да, есть билеты. Рейс через четырнадцать часов.
— Да, спасибо, мы подождем.
Получив в руки заветные книжечки с изображением самолета на обложке, спириты вышли в зал ожидания, уселись напротив часов и замерли, следя за медленно ползущей стрелкой.
* * * Новгородский детинец, 13 июля 1240 года. Незадолго до полудня
В просторной, светлой горнице детинца пахло сладким медом, свежеструганным деревом, горячим хлебом и… И упрямством.
— Да говорю же вам, бояре, — горячо убеждал курчавый безусый юноша с пронзительно-голубыми глазами, в атласной малиновой рубахе и черных шароварах, заправленных в яловые сапоги, — надобно крепостицу на Шелони ставить. Путь пеший на подступах к городу огородить, рубежи укрепить западные.
— Почто злато тратить понапрасну, княже? — Трое гостей, сидевших за столом, выглядели куда солиднее: с окладистыми бородами, с посохами, украшенными золотым оплетением и навершиями с самоцветами, все как один были одеты, несмотря на жару, в тяжелые шубы. — Откель для Новгорода опасности с запада взяться? Не далее как о прошлом годе кавалер ливонский приезжал, магистр тамошний, Андрей фон… фон… фон Вельфен,[30] прости Господи… — Боярин Тугарин переложил посох в левую руку и широко перекрестился. — В общем, о прошлом годе магистр ливонский крест на верность тебе целовал, рубежи клялся стеречь западные от иноземцев всяческих. Так о чем печаль?
— Так то не христиане православные, бояре, — не выдержав, стукнул кулаком по столу юный князь. — Схизматики то немецкие, истинную веру отринувшие, из земель святых изгнанные! Коли от Бога они так легко отошли — разве можно обычной их клятве верить? Нрав разбойничий народов западных известен издавна, и обещания свои они исполняют, токмо если дубину пудовую над головой у них держать! Разве ж удержится серый волк от разбоя, коли стадо без пастуха углядит? Разве ж удержит схизматика клятва, коли узнает он про бок неприкрытый у соседа? Вот когда крепость у них над головой возвышаться станет, тогда и про клятвы свои они не забудут!
