Аппетитные запахи, разносящиеся от жаровен, нещадно щекотали ноздри. Ночью гнусные подводные грибы так тяжело свалились в его желудок, что утром не было никакого желания поесть, и сейчас киммериец испытывал приступ голода, заставлявший его торопиться к своему постоялому двору, где хозяину под угрозой страшных кар было наказано приготовить мясо. С каждым шагом вырастали размеры барана, которого варвар пожирал в своем воображении.
Он благополучно миновал базарную площадь и оказался на длинной улице, словно стекающей вниз по холму вместе с домами по направлению к морю. Места эти казались уже знакомыми ему, поэтому Конан перестал постоянно оглядываться по сторонам и вычислять, в какой точке города он находится.
Зажиточные горожане передвигались по мостовым в колясках, причем некоторые были крытые, с занавесями из легкой материи на окнах. Низкорослые унылые ослики тащили коляски, повинуясь командам слуг, ведущих их за уздцы. Не успел варвар сообразить, что за пологом он сможет беспрепятственно добраться до порта, — не будут же гвардейцы осматривать каждую коляску, как в нескольких шагах от него раздался скрипучий голос:
— Легкая дорога!.. Легкая дорога!..
Смуглый, худой, точно высушенный солнцем, старик предлагал свои услуги, держа за поводья серого пыльного ослика, запряженного в убогую повозку. Монет у Конана оставалось все меньше, поэтому он справедливо рассудил, что к роскоши никогда не привыкал, а постоялый двор «Западный ветер» это как раз то место, к которому может подъехать такое старье.
Повозка представляла собой, скорее, огромную корзину, сплетенную из ошкуренных прутьев в виде башмака. Дверь, служившая одновременно и окном, была завешена грязной парусиной, немало повидавшей на своем веку.
Низкая скамья жалобно скрипнула, когда киммериец протиснулся внутрь корзины и опустился на сиденье. Смуглый старик сначала подробно расспросил чужестранца о направлении маршрута и, только выяснив, что путь все время будет идти вниз с холма, согласился.
— Вверх мы не смогли бы поднять почтенного месьора, — объяснил он, уважительно поглядывая снизу на мощные плечи варвара. — Слишком тяжело для Рена и для меня…
— Кром! Никогда еще я не чувствовал себя тыквой, — недовольно пробурчал Конан. — Только тыква может ездить с такими удобствами…
Старик заставил ослика тронуться с места, а сам обошел коляску и сзади уперся в плетеную стенку, временами забегая вперед и заставляя своего Рена поворачивать. Солнце уже высоко поднялось над землей, жара стояла невыносимая, и киммерийцу казалось, что он слышит, как крупные капли пота шлепаются на мостовую, сорвавшись с лица извозчика.
Сквозь щель Конан осторожно выглядывал из-за вонючей парусины и поэтому хорошо представлял себе, что творится на улицах снаружи. Несколько раз его глаз выхватывал из толпы, растянувшейся вдоль обочины, цепочку гвардейцев, вооруженных пиками и алебардами.
Коляска угрожающе скрипела на каждом повороте, небольшие деревянные колеса с трудом преодолевали выпуклые камни мостовых. Порой казалось, что очередной поворот может оказаться последним в жизни передвигающегося плетеного башмака. Варвар с желчной улыбкой на губах представлял себе, как в один прекрасный момент убогая скамья под ним развалится на части и он грохнется на пыльную дорогу прямо под ноги херридских гвардейцев. Лучшего подарка для них трудно было бы и придумать!
Но тощий ослик все же доставил его до нужного места. В портовых кварталах Конан почувствовал себя гораздо спокойнее. Каждый хайборийский город, в котором ему довелось побывать, чем-то отличался от других, но вот подобный квартал всегда походил на десятки точно таких же, будь то Пустынька, Глотка или Лабиринт. Здесь киммериец ощущал себя как дома, местные жители ему хорошо были понятны, и он прекрасно знал, как нужно себя вести, чтобы спокойно лечь спать и встать наутро в полной сохранности.
Залатанная одежда хозяина ослика и впрямь оказалась насквозь промокшей от пота. Киммериец сунул в его жилистую руку монету и невольно подумал, что этот смуглолицый зингарец напоминает ему бывалого моряка, вынужденного доживать свой век не на палубе просоленного ветрами корабля, а на пыльных раскаленных мостовых. Воображение Конана легко помогло ему представить этого извозчика за рулевым веслом какой-нибудь быстроходной галеры. Лет пятнадцать назад киммериец без колебания предложил бы ему место на своем будущем корабле — наметанный глаз многое говорил ему, а Конан редко ошибался в людях.
— Благодарю тебя, дружище, что ты доставил меня на своем галеоне в спокойную бухту, — усмехнулся варвар. — Плавание наше было легким, и это выдает в тебе опытного капитана… Знающий моряк и на суше ловко ведет караваны.
Тяжело дышащий зингарец сдул крупную каплю пота, набухшую на самом кончике его острого носа, подбросил на ладони полученную монету и вопросительно уставился, пытаясь понять, не смеется ли над ним гигант-чужестранец. Конан неплохо владел зингарским наречием, но произношение, конечно же, выдавало в нем пришлеца.
— Караваны я никогда не водил, дружище, — отозвался старик после недолгой паузы. — Караваны всегда убегали, завидев наши паруса… Будь ты помоложе, мы могли бы встретиться где-нибудь на перекрестке двух высоких волн Западного моря…
— Клянусь Взглядом Крома, я и сам только что об этом подумал. Хожу по твоему замшелому городку и присматриваю себе стоящую команду, чтобы и на парусах и на веслах были надежные ребята, да и на кормчего можно было бы положиться.
Взмокший ослик, прикованный к коляске-корзине, безропотно стоял около деревянных широкий ступеней, ведущих к постоялому двору «Западный ветер» и вяло отмахивался от наглых мух, слетевшихся, казалось, со всего портового квартала попировать на его потной спине. Но его хозяин не спешил отправиться восвояси, было видно, что он поражен проницательностью чужеземца, мгновенно разглядевшего в жалком извозчике бывшего моряка, да, судя по всему, и не простого гребца с купеческого барка, а любителя вольной жизни, наводящего когда-то вместе со своей компанией ужас на всех обыкновенных торговцев. Сейчас старик внимательно изучал фигуру киммерийца, и мощные плечи, многочисленные шрамы да выглядывающая из-за спины рукоятка кинжала явно служили самой блестящей рекомендацией в его глазах.
— Если ты действительно хочешь познакомиться с такими людьми, я мог бы тебе немного помочь, — проскрипел старик, хитро прищурившись, — По вечерам меня можно найти в таверне «Парус и факел», это недалеко отсюда. Спросишь Марона. Марон — так ко мне обращаются друзья. А тебя как можно окликнуть на людной улице?
