Будь среди нас люди, они извинились бы за то, что подняли столь болезненную тему, но людей здесь не было, а мы не совались с извинениями. Если бы это доставляло Галену боль, он сказал бы, и мы приняли бы его чувства во внимание. Но он не просил – и мы не лезли ему в душу.
– Обращайся с Нисевин как с королевой, как с равной. Это ей польстит и заставит потерять осторожность, – посоветовал Дойл.
– Она – фея-крошка. Ей никогда не сравняться с принцессой сидхе. – Это произнес Холод, отделенный от Дойла пустым стулом Галена. Его красивое лицо было таким надменным, каким я никогда его не видела.
– Моя прабабушка – брауни, Холод, – напомнила я. Мягко, чтобы он не решил, что я упрекаю его. Он плохо реагировал на упреки. На первый взгляд, Холода мало что трогало – но я уже знала, что на самом деле он был чуть ли не самым ранимым из стражей.
– Брауни – полезные члены сообщества фейри. У них долгая и почтенная история. Феи-крошки – паразиты. Я согласен с Галеном: они – животные.
Я подумала: а как дальше Холод мог бы развить эту мысль? Каких еще представителей фейри он отбросит как ненужных?
– Не бывает ненужных фейри, – возразил Дойл. – У всего есть своя цель и свое место.
– А какой цели служат феи-крошки? – задал вопрос Холод.
– Я верю, что в них заключена сущность волшебной страны. Если они уйдут, Неблагой Двор начнет разрушаться еще быстрее, чем это происходит сейчас.
Я кивнула, вставая, чтобы отнести к раковине свою тарелку.
– Мой отец считал так же, а я нечасто видела, чтобы он ошибался.
– Эссус был очень мудр, – произнес Дойл.
– Да, – сказала я. – Был.
Гален забрал тарелку у меня из рук.
– Я помою.
– Ты готовил ужин. Ты не обязан еще и мыть посуду.
– Я не слишком гожусь пока на что-то другое. – При этих словах он улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз.
Я выпустила тарелку, чтобы освободить руки и притронуться к его лицу.
– Я сделаю все, что смогу, Гален.
– Этого я и боюсь, – тихо ответил он. – Я не хочу, чтобы ты была обязанной чем-то Нисевин, во всяком случае, из-за меня. Не стоит это того, чтобы что-то задолжать этой твари.
Я нахмурилась и повернулась к остальным.
– К чему называть ее тварью? До того, как я покинула двор, репутация фей-крошек такой скверной не была.
– Придворные Нисевин перестали быть только гонцами королевы или Кела. Нельзя сохранить уважение к себе, превратившись лишь в угрозу.
– Не понимаю. Почему – угрозу? Вы же сказали, что феи-крошки не могут нам угрожать.
– Я этого не говорил, – заметил Дойл. – Но в любом случае то, что феи-крошки сделали с Галеном, случилось не впервые, хотя на этот раз все было более... жестоко. Раны более серьезны, чем бывало раньше.
Гален при этих словах отвернулся и занялся чем-то в раковине, споласкивал тарелки, ставил их в посудомоечную машину. Он производил больше шума, чем это было необходимо, словно не хотел слушать этот разговор.
– Ты знаешь, что пошедший против желания королевы может оказаться в Зале Смертности, в умелых руках Иезекииля и его красных колпаков.
– Да.
– Сейчас она временами угрожает отдать провинившегося феям-крошкам. В сущности, двор Нисевин, когда-то уважаемый двор фейри со всеми присущими двору обычаями, превратился просто в очередное пугало, вынырнувшее из тьмы, чтобы терзать других.
– Слуа – не просто пугало, – возразила я, – и двор у них тоже имеет свои обычаи. Но они тысячу лет были одной из страшнейших угроз в арсенале неблагих.
– Значительно дольше, – поправил Дойл.
– Но они сохранили свое влияние, свои обычаи, свою власть.
– Слуа – это то, что осталось от исходного Неблагого Двора. Они были неблагими еще до того, как появилось это слово. Не они примкнули к нам, а мы – к ним. Хотя среди нас очень немного тех, кто это помнит или хочет помнить.
– Я согласен с теми, кто считает слуа сутью Неблагого Двора и утверждает, что мы погибнем, если они уйдут, – произнес Холод. – Это они, а не феи-крошки, хранят нашу первичную силу.
– Никто не знает наверняка, – сказал Дойл.
– Не думаю, что королева станет рисковать, чтобы это выяснить, – заметил Рис.
– Не станет, – кивнул Дойл.
– А это значит, что феи-крошки занимают положение, сходное с Воинством, – подытожила я.
Дойл взглянул на меня:
– Поясни.
Внезапная тяжесть его темного взгляда чуть не заставила меня поежиться, но я удержалась. Я уже не была ребенком, пугавшимся высокого черного человека рядом с моей тетей.
– Королева сделает едва ли не все, чтобы сохранить поддержку Воинства и обеспечить себе их услуги, но разве нельзя сказать то же самое и о феях-крошках? Если она действительно опасается, что их уход вынудит неблагих деградировать еще быстрее, чем сейчас, разве она не пойдет почти на все, чтобы удержать их при дворе?
Дойл смотрел на меня очень долго, как мне показалось, а потом медленно моргнул.
– Возможно. – Он наклонился ко мне, сцепив перед собой руки на почти пустом столе. – Гален и Холод правы в одном. Реакции Нисевин отличаются от реакций сидхе. Она привыкла следовать приказам другой королевы – в сущности, пожертвовала своим королевским достоинством в пользу другого монарха. Мы должны заставить ее воспринимать тебя так же, как Андаис.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я.
– Нам нужно всеми способами напоминать ей, что ты – наследница Андаис.
– До меня все еще не доходит.
– Когда Кел обращается к феям-крошкам, он делает это как сын своей матери. Его приказы обычно столь же кровавы, как приказы его матери, если не более. Но ты просишь об исцелении, о помощи. Это автоматически ставит нас в позицию слабых, поскольку мы просим содействия Нисевин и не слишком многое можем предложить ей взамен.
– Хорошо, я поняла, но что я могу с этим поделать?
– Расположись в постели со своими мужчинами. Окружи себя нами напоказ, как это делает королева. Это способ показаться сильной, потому что Нисевин завидует толпе мужчин вокруг королевы.
– А разве Нисевин не подбирает себе такую же свиту из фей-крошек?
– Нет, у нее трое детей от одного партнера, и он – ее король. Она не может освободиться от него.
– Я не знал, что у Нисевин есть король, – удивился Рис.
– Это знают немногие. Он – король лишь по имени.
Мысль заслуживала рассмотрения. Спать со всеми моими стражами было славно, но быть обязанной выйти за одного из них замуж только потому, что он стал отцом моего ребенка... Что, если отцом станет тот, кого я не уважаю? Мысль о том, что я могу оказаться навеки привязанной к нежному Никке, была пугающей. На него было приятно смотреть, но он не был достаточно силен или властен, чтобы обеспечить мне поддержку в качестве короля. Он скорее оказался бы жертвой, чем помощником. Что напомнило мне...
