— Не знаю, кто поверит письму, но что я ни одному твоему слову не верю — это исторический факт! Поэтому пиши и не зли меня! — приказал Жилло. — Неужели эти проклятые побрякушки тебе дороже жизни? Подумаешь перстень! Ну, будет у тебя в хозяйстве одним перстнем меньше… Пиши, рожа неумытая!
— Ты молод и не понимаешь, что может радовать старика, прочувствованно и задушевно молвил ювелир. — Когда женщины уже не представляют интереса, когда богатство не может вернуть молодости и здоровья, остается только это — прекрасные вещи. Хранить их в своем доме уже великая радость. И состязаться с теми мастерами, которые их создали о, это более глубокая страсть и более чистая ярость поединка, чем то, что бывает между мужчиной и женщиной…
Скажи это кто другой — Жилло заслушался бы и слезу уронил. Но сидела ярость и в нем — может, не такая прекрасная, которую неожиданно принялся проповедовать ювелир, но уж зато не позволяющая забыться и заслушаться.
— А ты у нас, оказывается, поэтическая натура! — глумливо заметил Жилло. — Бери перо и пиши! А что будет дальше с твоим покаянным письмом уже не твое дело!
— Все кончится тем, что тебя с этим письмом арестуют! — предупредил ювелир. — А если и не арестуют — будут искать меня, чтобы спросить, не сошел ли я с ума! Это тебе в голову не приходило?
— Тебя не найдут, — сказал Жилло. — Я заберу тебя с собой.
Больше он ничего сказать не мог.
— А если я убегу и сам приду в Равноправную Думу? А если сейчас мой дом сторожат? — спросил ювелир. — Ты затеял страшную глупость, и шел бы ты прочь, пока не поздно! Я даже согласен дать тебе денег — только убирайся. На эти деньги, между прочим, ты сможешь подкупить стражу и добраться до своего драгоценного графа! Это куда умнее, чем сочинять всякую белиберду!
Ювелир перешел в наступление лишь потому, что заметил — Жилло вроде бы задумался. А задумался Жилло потому, что ювелир, сам того не подозревая, навел его на путную мысль.
— Хорошо, я уйду, — согласился Жилло. — Я уйду, а ты с утра пораньше отправишься в Коронный замок и скажешь правду про перстень.
— С чего это вдруг я пойду в Коронный замок нести чушь про перстень? — осведомился ювелир.
— А с того, что я уйду отсюда не с пустыми руками! Я заберу всю твою коллекцию побрякушек, и получишь ты ее в тот день, когда граф благополучно уберется из Кульдига! Клянусь честью!
Ювелир разинул рот и громко охнул, возмущенный то ли ужасающей выдумкой Жилло, то ли его противозаконной клятвой.
— Вот так-то! — подытожил Жилло, крайне довольный своим решением. Обойдемся без смертоубийства. Ты ведь много всяких штучек насобирал, чтобы с покойниками состязаться… Вот от них и польза будет! Сейчас я тебя опять замотаю и кляп в рот воткну, а потом пойду в мастерскую и соберу там самые ценные побрякушки.
Не успел ювелир возразить, как в рот ему въехал шершавый угол одеяла и свернулся там крайне противной трубочкой.
Привязав ювелира к стулу, Жилло вышел на лестницу и открыл дверь в мастерскую. Нож он все еще держал в левой руке — кто знает, не пришлось бы сундук взламывать…
Ему навстречу кинулась тень — причем тень, судя по удару ее кулака, вполне материальная. Жилло ответил кулаком же, проскочил и увидел на фоне окна другую тень. На полу стоял потайной фонарь, бросая тонкий, как вязальная игла, луч на ноги второй тени.
Жилло не был особенно пуглив, но схватываться сразу с двумя — это мало радовало графского слугу. Он мог и отступить — но тогда воры преспокойно унесли бы ювелировы сокровища. И как прикажете вызволять молодого графа?
— Вот это да! — чересчур даже весело воскликнул Жилло, хотя пот его прошиб основательно. — Мне и собирать побрякушки не придется! Куда вы их упаковали, ребятишки?
В комнату ввалилась та тень, что мимо Жилло пролетела на лестницу.
— Это еще кто такой? — как и следовало ожидать, мужским шепотом спросила она. — Не может быть, чтобы к старому козлу приехал внучек!
— Слушай, ты, — жалостно обратился к Жилло тот ворюга, что стоял у окна. — Ты нас не видел, мы тебя не видели. Возьми то, что осталось в нижнем ящике, мы до него еще не добрались. А мы пойдем себе потихоньку.
— Ну уж нет, — возразил Жилло, перекладывая нож в правую руку. Давайте-ка все имущество назад, а то я вас живо повяжу и в подземелья Коронного замка сдам.
— Мы только что оттуда! — разведя издевательски руками, сказал тот, кому досталось кулаком.
— А я-то думаю, где я твой прелестный голосок слыхал… — Жилло негромко рассмеялся. — Ой, бабушка, извини! Одолжи парик, бабушка!
— Ничего себе! — ошалело воскликнул вор у окошка.
— Вот тебе и бабушка! — добавил другой. — Да ты же свой человек! Какого лешего мы тут дурака валяем? Ты же нас спас — шума не поднял, дал уйти! Послушай, ты как знаешь, а я тебя обниму!
— Валяй, — согласился Жилло, — только у меня ножик в руке. Моряцкий. Порежешься…
Воры переглянулись.
— Ладно уж, так и быть, — сказал тот, что у окна. — Уйдем. Пусть будет по-честному. Ты нам помог, мы тебе побрякушки вернули — в расчете?
— В расчете, — согласился Жилло и проследил, чтобы воры, уйдя в окошко, не только во двор соскочили, а еще и со двора убрались подальше. Потом он, набив все карманы, в том числе и подвесной, драгоценностями, вернулся к ювелиру.
— Гляди, — сказал. — Эти штуки я у тебя забираю. Взял бы еще, но карманы кончились. Запомнил?
Ювелир промычал, что да, запомнил.
— Когда из Думы вернешься, вели позвать плотника, пусть тебе в мастерской окно починит. И неплохо бы на него решетку поставить, посоветовал Жилло. — Я только что двух молодых людей оттуда выпроводил. Они как раз самое ценное отобрать успели, так я их хорошим вкусом и воспользовался… Да ты не волнуйся, ни камушка они не унесли. Я не позволил. За это с тебя особо причитается.
Ювелир взмычал, причем это была фраза с разнообразными интонациями, можно сказать — со слезой в голосе.
— Ничего не понимаю, — сказал Жилло. — Ладно, леший с тобой, сейчас одеяло изо рта у тебя выну. Будешь шуметь — вот нож. Мне терять нечего.
— Ты спас меня от смерти! — первым делом сообщил ювелир. — Если бы мою коллекцию украли, я бы умер, право — умер! Послушай, я старый человек, я хочу дать тебе хороший совет, если только ты способен последовать хорошему совету.
— Ну? — спросил изумленный Жилло.
— Не ввязывайся ты в эту историю, парень. Ты тут ничего не потерял и ничего не найдешь. Был бы ты королевским отродьем — ну, стоило бы рисковать. А ты — графский слуга, самый что ни на есть равноправный. Принцессе рисковать, может, и стоило — кто ее знает, может, у нее в Кульдиге друзья есть, может, ее ждали, может, за рубеж бы переправили? Я даже допускаю, что за ней кто-то из братьев пришел… Но при чем тут ты?
