Для меня поставили кресло с высокой спинкой, настоящий трон, принесли также несколько широких лавок, но никто не смеет сесть в присутствии маркграфа, а главное — майордома, что в глазах моих соратников выше даже герцога.
Шагах в десяти стоят в ожидании четверо обнаженных до поясов варваров. Высокие, могучие, с рельефной мускулатурой, гордые, с надменными лицами, словно это они оказывают мне великую честь, явившись и позволяя смотреть на них.
Я опустился в кресло, возле меня встали мои полководцы, телохранители по бокам, внимательно следят за варварами. Я заметил пустые ножны у всех четверых, даже ножи отобрали.
Пока я осваивался, сэр Арчибальд Вьеннуанский рассматривал варваров свысока, фыркал, морщил нос.
— А почему, — поинтересовался он громко, — эти люди не преклоняют перед его светлостью колени?
Альвар Зольмс ответил с затаенной усмешкой:
— Это степные короли, сэр Арчибальд. Вожди племен!
— Ах, короли, — протянул он.
Граф Ришар пробурчал:
— Короли… Послать бы этих королей чистить свинарники, большего не заслуживают. Да разве ж сэр Ричард послушает!
Я подумал, что граф по сути прав: смешит нелепость, когда некто выводит на поле боя стотысячное войско и бьет Мамая, но все еще князь, а чуть западнее мужик с участком земли, где нельзя даже камнями кидаться, чтобы не попасть в соседа, называет себя гордо королем. И другие, такие же бесштанные короли, вполне искренне считают его королем.
Мои лорды изумились, когда я покинул трон и спустился к полным достоинства королям.
— Тогда, — сказал я, — не могу разговаривать с вами, сидя так высоко. Думаю, нам лучше устроиться вот здесь…
По взмаху моей руки все отступили от лавок, все на одном уровне, я сел первым, ничем, кроме роста, не отличаясь от вождей. Быстро принесли стол и поставили между нами.
Вожди держатся настороженно, однако с достоинством, каждый пуще смерти страшится потерять лицо, движения замедленные, величавые, но за ними кроется страх сделать что-то не так и опозориться, это понимаю, сам такой.
— Меня зовут Ричард, — представился я, — Длинные Руки, что вы, без сомнения, уже знаете…
— Кенгш, — сказал один вождь.
— Вапрольд, — произнес второй.
— Фывап, — густым голосом прогудел третий.
Они называли себя, при этом гордо расправляя плечи и выпячивая грудь, смотрели прямо и бесстрашно, я улыбался, кивал, запоминая имена и титулы, упаси боже забыть или что-то перепутать, будут смертельные обиды.
— Кулд, — произнес последний с оттенком металла в голосе, я ощутил, что он негласный лидер среди этих вождей независимых племен. — Мое племя буковинцев, что значит — дети Великого Бука, сейчас кочует в предгорьях Бескид до самой Говерлы.
Седеющий красавец, весь из мускулов, как и все варвары, предпочитает появляться обнаженным до пояса, но сейчас набросил на плечи короткий плащ, этого требует неписаный дипломатический протокол варварских племен.
Я уже слышал еще в прошлый свой визит в Гандерсгейм, что он захватил власть в племени в результате переворота, убив прежнего вождя и его пятерых сыновей, чего ничуть не стыдится, напротив, горделиво упоминает, так как все пятеро были уже зрелыми воинами и дрались отчаянно.
— Счастлив познакомиться с такими прославленными воинами, — сказал я почтительно. — Я уже слышал ваши имена от своих героев, все они отзываются о вас уважительно и даже с восторгом! Мы умеем ценить отвагу и воинскую доблесть… Но где мой старый друг, прославленный и благородный вождь Антуан Бесстрашный?..
Вожди переглянулись, а Кулд посмотрел на меня с подозрением.
— Он был вашим другом?
— Конечно, — заверил я. — Мы были врагами, но сильные и благородные противники чувствуют друг к другу не только уважение, но и почтение… А когда я сразил в поединке за королевство полевого вождя Берара Молнию, он зауважал меня безмерно…
Я сделал паузу, он кивнул, но увидел, что я все еще жду ответа, сказал нехотя:
— Антуан Бесстрашный был убит вскоре после возвращения. Союз племен распался.
— Все искали виноватых, — сказал я понимающе. — Но сейчас союза нет, как я догадываюсь?
Вожди помрачнели, промолчали, а Кулд подвигал массивными глыбами плеч.
— Какое-то время был, — ответил он уклончиво.
— Но сегодня рассыпался?
Он нехотя кивнул.
— Как и тогда, когда вернулись побежденными.
— Понятно, — сказал я напористо, не давая ему говорить то, что хотел, чтобы не пришлось потом с трудом отказываться, — сейчас каждое из племен ведет свою линию. Кто-то готов на сепаратный мир, кто-то готов драться до последней крови, кто-то готов признать мою власть, кто-то надеется отступить в глубь Гандерсгейма, куда мы как будто не пойдем… Что желает ваше племя?
Он посмотрел на меня в затруднении.
— Я говорю не от своего племени. Пока что мою власть вождя признают двенадцать племен, я хотел бы вести переговоры от их лица. И каждый из присутствующих здесь может говорить не только за свое племя…
— Их уполномочили? — уточнил я.
Он кивнул.
— Да, они сдержат слово. Это дело чести.
— Хорошо, — сказал я, — тогда давайте поговорим начистоту. Мы никакие не завоеватели, как может показаться. Если бы мы были из Сен-Мари, тогда да, явились как бы мстить!
Они слушали все еще настороженно, один из вождей переспросил:
— А кто вы?
— Плохо у вас работает разведка, — укорил я. — Давно должны бы узнать, что я и все мое войско прибыли из-за Великого Хребта. Правда, здесь у нас есть и воины из Сен-Мари, но, как вы понимаете, основной костяк из людей северных королевств. Да-да, мы открыли тоннель под хребтом, сейчас по нему в обе стороны идут купцы, воины и прочие искатели приключений, что задыхались в тесных границах… В общем, мы не враги! А наша красивая битва — разве есть лучший способ увидеть и оценить доблесть друг друга, отвагу, мужество? А как иначе совершать подвиги, что прославят наше имя?.. Кто бы из нас, пришедших из далеких северных королевств, знал бы грозное имя Антуана Бесстрашного, если бы вы и мы сидели по своим норам и бесславно старели?..
Мои лорды хранят молчание, но я видел, как вытягиваются их лица, а в глазах разгорается беспокойство.
Кулд произнес в затруднении:
— Берар Молния… гм… да, был великим воином…
Я сказал громко и с подъемом:
— Как здорово, что все мы здесь сегодня подрались!.. Нет радости у настоящих мужчин выше, чем утолить зуд в кулаках, дать веселой злости выплеснуться на волю, на простор!.. Как хорошо и сладко убивать и грабить, мчаться на горячем коне и слышать сладкую музыку грохота копыт, звонкую песнь меча, слышать, как встречный ветер ревет и воет в ушах, чувствовать в ладони рифленую рукоять меча, когда вскидываешь клинок, сам полный ликующей радости, которую не понять оставшимся, что, как слабые женщины, заперли себя в тесных стенах домов и юрт!..
