— Приятно иметь дело с разумным человеком, — согласился Ломтев, понимая, что первым делом после ухода князя надо будет узнать о характере и масштабе его способностей.
Что-то подсказывало Ломтеву, что в дальнейшем один из них может оказаться все-таки недостаточно разумным.
— Именно так, — сказал Меншиков. — И я буду с тобой откровенен, князь. Я не хотел бы, чтобы после всего ты вернулся в свой мир. Ты нужен мне, как соратник и партнер. И меня интересует не только твой голос в княжеском совете. Ты оказался носителем силы, которая, как нам казалось, уже покинула этот мир. Силы, при помощи которой можно разрушать города и двигать горы, и я не хотел бы потерять ее источник.
— Нужно больше оружия? — уточнил Ломтев. — Еще больше?
— У империи много врагов, и каждый был бы рад вцепиться ей в глотку, — сказал Меншиков. — Британия, Китай, дальневосточные сепаратисты… А союзников у империи всего три: ее армия, ее флот и ее дворянство.
— Вы стоите на пороге войны? — спросил Ломтев.
— Мы с него и не уходили, — сказал великий князь.
Дверь открылась и в холл вошел серьезного вида молодой человек с довольно пухлой папкой в руках.
Ломтев отметил, что, в то время, как Крестовский пользовался планшетом, великий князь остался куда более консервативным. Может быть, это просто возрастное, а может быть, за недоверием к цифровым носителям стоит что-то еще.
— Давай присядем, князь, — сказал Меншиков, когда молодой человек вручил ему папку и отбыл к остальной кавалькаде, терпеливо ожидающей своего начальника на подъездной дорожке. — В народе говорят, что в ногах правды нет, зато она есть в этой папке, и я могу многое тебе рассказать о любой из этих персон. Помимо того, что все они — достойные дочери империи разумеется.
Ломтев шагнул к стулу.
Пауки договорились, и в жизни Ломтева наконец-то появилась относительная ясность.
Ему осталось выяснить немногое. Несмотря на заключенный договор, на данные друг другу слова, на посулы и обещания великого князя, Ломтеву хотелось понять, как именно его кинут.
И кто кого предаст первым.
Глава 17
Все разведчики — профессиональные лжецы, и Влад не питал по этому поводу никаких иллюзий. Ровно столько же иллюзий у него было по поводу из разговора с Михайловым.
Вне всякого сомнения, дальневосточник ему в чем-то врал, а в чем-то просто недоговаривал, да и судя по лакунам в прослушанной записи, где-то есть полная версия беседы Ломтева с Меншиковым, которую Владу услышать не дали. И, отправляя Влада на это задание, разведчик преследовал свои интересы, о которых Владу, видимо, тоже знать было не положено.
Это было нормально в мире профессиональных лжецов, и Влад не задавал вопросов. В конце концов, он пришел к дальневосточникам сам. И сам согласился на задание.
Это был его выбор.
Также очевидно было, что его послали на смерть. Потому что если выводы Михайлова ложны, и князь Ломтев на самом деле бывший князь Громов, чьего внука, кстати, Влад застрелил, то разговор у них будет крайне короткий и с неминуемыми летальными последствиями.
Скорее всего, он будет таким и при другом раскладе, но тут возникали хоть какие-то варианты.
Влад взял снаряжение Михайлова, не пытаясь угадать, чего тот на самом деле от него хочет. В конце концов, это его выбор, и как действовать в дальнейшем, он тоже выберет сам.
Лучший вид контакта — это огневой, и, конечно, проще всего было бы Ломтева пристрелить, вообще не вступая с ним в разговоры. Может быть, на это Михайлов и рассчитывал, выдавая Владу оружие.
Влад не сомневался, что сразу же после его ухода дальневосточная разведка съедет из подвального помещения в офисном здании категории Б и найдет себе новое место, и, в принципе, Влада это устраивало.
Он мог бы убить князя Ломтева и больше не иметь с дальневосточниками никаких дел. Вполне возможно, что именно этого они на самом деле и хотели, и сначала Влад именно так и собирался поступить.
У Влада не было друзей, были лишь временные союзники, и он не колебался, когда приходило время с ними расставаться.
У самурая нет цели, есть только путь, и у Влада, по большому счету, конкретной цели тоже не было.
Он прекрасно осознавал, что не сможет убить всех.
Он понимал, что изменения снизу — восстание, бунт, революция, неважно, как это назовут — в этой стране и при этих раскладах практически невозможно, а любая попытка вывести на улицы значимое число людей захлебнется в крови.
И он знал, что у него нет ни средств, ни возможностей, чтобы повлиять на ситуацию в верхах. В конце концов, князь Ломтев станет первым из дворян высшего звена, до которого он попытается добраться, а для того, чтобы перебить хотя бы половину княжеского совета, с учетом того, как их охраняют и что они представляют из себя на самом деле, у него могут уйти годы.
Но путь в тысячу километров начинается с первого шага, и всегда есть возможность срезать маршрут…
Все равно надо с чего-то начинать.
Поместье вокруг особняка Ломтева было огромным, и путилинцы еще не успели обезопасить весь периметр, и в дальнем конце, откуда сам главный дом было не разглядеть от разросшегося без должного ухода парка, оставались несколько брешей, там что Влад просто дождался темноты, перелез через забор, активировал у штурмового комбеза, выданного Михайловым, режим "хамелеон" и медленно двинулся в сторону особняка.
***
Было три часа ночи, но Ломтев не спал.
Старики вообще мало спят, и, возможно, душа (атман, или что там пересекло границу миров в результате переноса) частично подстраивалась под новые условия существования.
Но, скорее всего, бессоницу вызвала сложившаяся ситуация.
Ломтев сидел в кресле, закинув ноги на подставку, курил трубку, лениво попивал подаренное Меншиковым вино, произведенное на его крымских виноградниках, и в который раз прокручивал в голове беседу с великим князем, рисую перспективы и прикидывая планы на будущее.
Ломтев тоже не был склонен к иллюзиям, поэтому отдавал себе отчет, если он будет точно следовать указаниям Меншикова, живым из этой западни не выберется ни он, ни Ирина.
Ломтев отпил вина и поставил фужер на небольшой журнальный стол, притаившийся в углу княжеской спальни.
Наверное, надо было идти спать, ну, пусть не спать, но хотя бы поваляться в кровати, постараться хоть немного отдохнуть и набраться сил, потому что завтра Ломтеву предстоял очередной тяжелый день, за которым последует тяжелая неделя, предвещающая начало тоже не слишком легкого месяца, и, скорее всего, так оно и будет тянуться до самого конца, каким бы он ни был.
Учитывая сопутствующие жизни новоявленного князя обстоятельства, конец, скорее всего, будет внезапным.
Но спать не хотелось, внутренне Ломтев был слишком взбудоражен, да и вылезший из стены призрак старого князя тоже не помогал умиротворению.
— Ты думаешь так громко, что это мешает даже мне, а ведь я уже больше, чем наполовину покойник, — сообщин старый князь. — Впрочем, ты тоже больше, чем наполовину покойник, так что в этой ситуации мы равны.
— Наверное, это и называется поэтической справедливостью, — сказал Ломтев. Вино было неплохим и не особо крепким для Ломтева, предпочитавшего более серьезные напитки, но он выпил почти две бутылки, и ограничения восьмидесятидевятилетнего тела не давали о себе забыть.
Во-первых, Ломтеву захотелось в туалет. Во-вторых, когда он попытался встать, он заметил, что его слегка покачивает, а у комнаты шатаются стены, и решил, что первый пункт может еще немного потерпеть.
— Поэтическая справедливость? Это что еще за чушь?
— Это такой высший вид справедливости, — попытался объяснить Ломтев. — Вроде как мы оба, бывший и нынешний хозяева этого тела, и у нас одна судьба на двоих, и, на самом деле, я обладаю примерно такой же властью над текущими собтытиями, как и ты. То есть, практически никакой. Но если у тебя есть какие-то соображения и ты решишь ими со мной поделиться, я с благодарностью тебя выслушаю.
