– Я должна закончить, – возразила девушка. – Я уже говорила, я хочу, чтобы ты знал все. Не могу объяснить, почему я этого хочу, но чувствую, что мне это нужно.
– Раз так, то я готов тебя выслушать, – Айрин крепче прижал ее к себе и ласково поцеловал в макушку. – Как долго все это происходило?
– Почти три года.
– Три года?! – едва слышно выговорил потрясенный король. – Как ты смогла все это выдержать?!
– Не знаю, – пожала плечами Крисса. – Наверное, в какой-то степени этому помог амулет Харрикана. Несмотря на то, что я прекрасно понимала, что я делаю, что со мной делают и что со мной происходило до этого, я не чувствовала никакого гнева. Только боль… да и то поначалу. По сути, я могла только танцевать. Именно на сцене во мне пробуждался страх. Пожалуй, это было единственным, что я чувствовала. Осознание всего кошмара тех трех лет ко мне пришло гораздо позже, когда Дуэйн освободил меня. Первые три месяца я была совершенно невменяема, как будто все, чего я не чувствовала три года, одновременно свалилось на меня… Сам понимаешь, слезы круглые сутки, страх от любой тени и шороха.
– Не понимаю, – тихо возразил Айринкельн. – Вряд ли я смог бы это выдержать, дорогая моя.
* * *
Три года, прошедшие с того памятного дня, когда Крисса попала в цирк, слились для нее в яркую бессмысленную череду городов, лиц, страха и боли. В этой ленте выделялись лишь несколько событий, которые по каким-то причинам отложились у нее в памяти, но впоследствии девушка часто думала, что многое отдала бы, чтобы этого не помнить. Первое яркое воспоминание было связано с весьма неприятным открытием новых свойств основного амулета, того самого, который переливался гранями красного камня на лбу Кристины. Открытие это произошло в один из тех нудных и однообразных дней, что цирк проводил в дороге. Крисса давно уже не прислушивалась к разговорам, чтобы понять, куда вообще они держат путь, поэтому ей оставалось только предполагать, что они не так давно покинули Тар-Кайян и направляются теперь на север. Такой вывод можно было сделать из постоянной ругани Эла в адрес расползшейся от слякоти дороги и ночных заморозков.
Представления цирка не ограничивались танцами Кристины в огне. Частенько Эл кувыркался на канате, показывал свои огненные фокусы, а Виэре с выражением превосходства на лице хладнокровно метала кинжалы в многострадальную девушку, которая настолько уже привыкла к почти ежедневному риску, что даже не вздрагивала, когда клинок вонзался в доску в непосредственной близости от ее уха. В связи с неиссякающей фантазией Пересмешника вещей для выступлений требовалось много, и поэтому в хозяйстве труппы было целых четыре больших крытых фургона. В одном из них и обитала Крисса. Кроме того, рядом с ней постоянно находился кто-то из циркачей. Вдень отъезда из Тор Лири Эттэр строго предупредил всех, что, несмотря на все амулеты, сила девушки остается опасной для окружающих, а потому необходим неусыпный контроль за ней. Было видно, что подчиненных Пересмешника эта необходимость очень тяготила, но спорить с главным никто не осмеливался…
Однажды днем Кристина, как и всегда, сидела на полу фургона, обняв руками колени, и в очередной раз вспоминала тот проклятый день, когда она зачем-то согласилась пойти с Квинтом в цирк. По сути, отказ от этого похода мало чем помог бы ей. Пересмешник нашел бы способ, как заполучить в свою труппу огненную танцовщицу, и Квинт охотно помог бы ему, но… Эту горькую мысль перебила другая, яркая, как вспышка. Раз она может плести заклинание для танца, то кто сказал, что не получится освободиться?! Ведь амулеты не лишают ее силы, значит, вполне можно попытаться преодолеть их влияние и разорвать, наконец, этот порочный круг. Кристина чуть было не рассмеялась вслух. Как могло получиться, что такая простая мысль не пришла ей в голову раньше?! Надо же, она терпела весь этот ад почти полгода, прежде чем додуматься до такого!.. О своем решении, что пробиваться через силу трех амулетов бесполезно, девушка благополучно забыла. Возможность спасения ослепила ее настолько, что Крисса забыла даже о своей боли.
Она осторожно повернула голову: охранявший ее Квинт был занят заточкой ножей Виэре, поэтому вряд ли он мог видеть что-либо постороннее. Кристина выпрямилась, закрыла глаза и осторожно принялась плести заклинание. Ее надежды оправдались, ничто ей не мешало, магия снова, как когда-то, наполняла жилы теплом, и все казалось достижимым. Впервые за долгое время девушка совершенно забыла о своем положении, и на какой-то момент ей показалось, что ничего не случилось, что вот сейчас она откроет глаза, услышит аплодисменты и бодрый голос Сюзанны… На этой радостной мысли виски вдруг прошила такая боль, что Крисса не удержала равновесие и упала на пол, до крови закусывая губы, чтобы сдержать стон. Боль сводила с ума, пульсировала в затылке, шее, за ушами, как будто разрывала мозг раскаленными щипцами. Девушка почувствовала во рту солоноватый привкус крови и застонала… Мелькнула мысль, что смерть, пожалуй, была бы весьма кстати.
Однако вместо спасительного небытия из темноты, из бездны боли вырвался резкий голос Харрикана:
– Тебе кто позволил колдовать без разрешения, маленькая дрянь?! Неужели ты думала, что сможешь обойти три амулета?!
Боль понемногу стихала, и Кристина снова начала осознавать, где она находится и что происходит. Еще через несколько секунд она нашла в себе силы открыть глаза; она по-прежнему лежала на полу фургона, прямо у нее перед носом темнели дорогие замшевые сапоги Пересмешника и запыленные ботинки чародея, а высоко, где-то под потолком, слышались их возмущенные голоса. Оба ругались, не стесняясь никаких выражений, но Крисса снова вернулась в свое прежнее состояние. Она прекрасно понимала, что ей говорят, но не придавала словам никакого значения. Попытка обрести свободу с треском провалилась, так что оставалось лишь снова замкнуться в себе, хотя бы для того, чтобы сохранить рассудок…
– Учти на будущее, Искорка, – прошипел вдруг Харрикан. – Каждый раз, когда ты вздумаешь колдовать без моего ведома, амулет будет отзываться такой же болью, какую ты испытала сейчас. Это была только проверка, даже я не знаю, во что это выльется в следующий раз. Маловероятно, что боль убьет тебя, но она будет поистине адской! – выдержав паузу, он изо всех сил ударил девушку концом своего посоха.
Отболи перехватило дыхание, и Крисса в ужасе зажмурилась, она знала, что Харрикан никогда не обходится одним ударом, но тут же услышала голос Пересмешника:
– Стой. Останутся синяки, а ей завтра выступать. Хватит с нас ожогов и амулетов.
