— Я видела на торгу саами — он был малорослый и плосколицый, — усомнилась Айникки.
— А я слышала, что они смуглые и черноволосые. И одежда у него, смотрите — точно с севера…
Мурикки наклонилась и подхватила путника, приподнимая с земли.
— Помогите-ка, не дело ему здесь на земле валяться… Айникки поддержала его с другой стороны, подумав про себя, что смогла бы унести его и одна — незнакомец был странно легок, как ребенок. Что-то тренькнуло, с его плеча соскользнула кожаная торба. Кайса проворно развязала горловину и сунула внутрь руку.
— Там кантеле! — радостно сказала она. — Странствующий певец!
«Уж скорее колдун, — подумала Айникки, не понаслышке знавшая кое-что о рунном пении. — Кто бы еще отважился ночью в одиночку странствовать через Тапиолу?»
Колдун не колдун, но сейчас незнакомец был ни на что не способен. Он бессильно свисал с девичьих плеч, с трудом перебирая ногами, и едва ли понимал, что с ним и куда его ведут.
— Его надо скорее в тепло! — беспокоилась Мурикки. — Укрыть, напоить горячим…
— Накормить, — уточнила Айникки. — Вон у него руки — как прутья…
Неожиданно путник пошевелился.
— Отвяжитесь, — прохрипел он.
Девушки остановились, от неожиданности отпустили его. Путник сел на землю, сгорбившись и опираясь на руки. Хотя руки его дрожали и подламывались, взгляд понемногу прояснялся.
— Как же — «отвязаться»? — возмутилась Мурикки. — Бросить хворого на дороге, что ли? Погодите немного, мы отведем вас в деревню, к знахарке…
— Знахарка? — скривился путник. — Еще не хватало. Я не болен. Если бы не проклятый карьяла…
Он вдруг что-то яростно забормотал на своем языке, а лицо у него стало такое хищное, что девицы невольно отшатнулись. Но путник овладел собой, успокоился и сказал устало:
— Оставьте меня в покое! Я не болен и не ранен, просто обессилел. У меня было в ваших краях дело, которое оказалось труднее, чем я думал. Но теперь оно завершено, и я должен спешить домой.
— Спешить? — с сомнением повторила Айникки. — Разве что ползком на жальник. Вам бы меда горячего, да каши…
— Не хотите к знахарке — не надо, — подхватила Мурикки. — Но уж поесть-то вам надо непременно. Пойдемте с нами, мы вас накормим!
Путник внимательно посмотрел на Мурикки, окинул взглядом остальных и вдруг слабо ухмыльнулся.
— Да, пожалуй. Подкрепиться перед возвращением не помешает. Только сначала отведите меня в тепло…
Глава 13 ПОХЪЁЛЬСКИЕ ПЕСНИ
На берегу Яннего, ниже огородов, у самой кромки воды, стояли лодочные сараи и бани. Некоторые баньки были неказистыми и тесными, другие — побогаче и попросторнее, с предбанником, почти как небольшие избы. Переправившись обратно, подружки заспорили, какую из бань недавно топили. Незнакомец перебил их, указав на самую дальнюю, и угадал — точно издали чуял тепло.
Девушки последовали за ним, на ходу застегивая пояса и приводя в порядок волосы. Теперь чужака поддерживали Мурикки и Кайса. К Айникки, шедшей позади всех, потихоньку подошла беловолосая девочка и взяла ее за руку. У Айникки вдруг словно в голове прояснилось. «Да что же мы делаем? — изумилась она. — Подобрали на дороге не пойми кого, притащили в Калева, никому не сказав… А теперь куда идем? Зачем?»
— Кетти! — тихо окликнула она подругу. — Что-то мне не по себе. Может, не надо было вести его сюда?
— Не бросать же его на дороге! — рассудительно ответила Кетти. — К тому же он один и болен, а нас четверо. Что он нам сделает?
— А если он колдун?
— С чего ты взяла?
«И в самом деле», — устыдилась Айникки. Не все же чужаки непременно чародеи. Может, права Кайса — просто странствующий певец из саамских земель заблудился в Тапиоле…
Вскоре пришли к баньке — тяжелой, приземистой избушке. Внутри было темно и тепло, вкусно пахло травами, березовым листом, нагретым распаренным деревом. Кетти ощупью нашла в предбаннике пучок лучин, запалила одну, вставила в щель между бревнами. Огонек осветил черные бревна, разгорелся — по стенам поползли тени, прячась в углах.
Сырое душистое тепло чудесным образом оживило незнакомца. Через порог он шагнул еще шатаясь, а на лавку опустился уже сам, отстранив помощниц. Поднял голову, откинул спутанные волосы с лица, окинул заробевших девушек цепким взглядом.
— Ах, хорошо! — произнес он уже не замирающим шепотом, а звучным голосом певца. — Что может быть лучше теплого гнезда! Как же мне отблагодарить вас, карьялские девы?
— А спойте нам что-нибудь! — тут же влезла Кайса, подсовывая ему торбу с кантеле. — Глаза путника видят зорче, чем глаза прочих людей. Путник лесом очищен, звери и птицы его вразумили…
— Как тебе не стыдно! — зашипела Мурикки. — Не накормив, не расспросив…
Гость прервал ее, ласково положив руку на плечо.
— Так и сделаем, — улыбаясь, сказал он. — Певец я или не певец? Сначала — песни. А потом пир.
Девицы, покоряясь его голосу, расселись на лавке. Айникки села поближе к двери, беловолосая девочка примостилась рядом, не выпуская ее руки. Айникки почувствовала, что рука девочки дрожит.
Надо сказать, янтарный свет лучины не сделал облик путника менее пугающим. Даже в лунном свете, измученный и беспомощный, он казался человечнее. А теперь его странная усмешка наводила на самые нехорошие подозрения, пронзительный взгляд подчинял волю, и вскоре девушки уже не смели шевельнуться, съежившись на своей лавке. Только Кетти вздрогнула и прошептала на ухо Айникки:
— У него в левом глазу два зрачка!
— Да где? — тихо отозвалась Айникки, всматриваясь в узкое лицо певца. — Тебе, наверно, померещилось…
Путник перехватил ее взгляд, и улыбка тут же пропала с его лица. А глаза на мгновение блеснули угрожающе — и снова спрятались за темными ресницами.
«Не сбежать ли, пока не поздно?» — с тревогой подумала Айникки.
Тем временем путник распустил завязки своей торбы и достал кантеле. Девицы дружно ахнули от изумления. Кантеле было изготовлено в виде скрюченной мертвой руки, оправленной в серебро и украшенной мелкими прозрачными камнями. На кости были натянуты струны.
При виде страшной руки у Айникки пропали последние сомнения. Чужестранец, несомненно, колдун. «А мы даже не спросили его, кто он и откуда! Разбудить отца, позвать Локку!»
Но даже не шевельнулась — ноги стали как соломенные.
Путник пробежался пальцами по струнам, издав нежный холодный перезвон — как будто осыпался иней.
— Что бы вы хотели услышать, красавицы?
— Песни ваших родных краев, конечно, — проговорила Мурикки, глядя на него как зачарованная.
