— Ну а если они сделают что похуже?
— Разве что попытаются накормить меня икрой… Фу! — даже воспоминание о склизких солёных рыбьих яйцах вызывало желание согнуться над нужником.
— Ты всё шутишь…
— Ну не плакать же колдунишкам на радость? Ты лучше расскажи, как вы с Симкой поживаете.
Девушка собралась и выпалила:
— Лис похоронил в парке мою песцовую шубу!
Застонав и схватившись за живот, Вилль ничком повалился на колени Тай-Линн. Дослушивал в том же положении, не в силах подняться.
История имела продолжение. К полуночи Алесса на пару с Триш, пригрозив обращением алхимических зелий в воду, а самого алхимика — в воротник для новой шубы, сумели развязать Лису язык. Пока науми тишком выбиралась из окна, Симка раздобыл лопату. В парк крались на цыпочках, как тати, под вишней копали при свете луны. Оказалось, что кицунэ не просто зарыл бренные останки северного сородича, а хоронил чин по чину, по горским обычаям: возле правого бока возложил уворованный из кухни тесак, ворот украсил чьими-то бусами. Над свежераскопанной могилой Шантэль вандалов и застукал, чумазых с головы до пят, со зверскими рожами и одной лопатой на двоих. Миндалевидные глаза стали круглыми. Потом он увидел содержимое захоронения. Разнос получили все участники инцидента, досталось даже Владимиру с Метисом. Ярини хохотала громче них, но осталась безнаказанной. Демоницу, подначивавшую и обвиняемых, и обвинение, упрекнули в «противозаконном потреблении чужих эмоций».
Наутро Лис и Веррея решили снять избушку. Триш не смогла оставить брата, с ними ушёл и Метис. Теперь живут вчетвером в кирпичном двухэтажном домике, который купил император, естественно. Шубу разрешили унести с собой. Метис ушёл в запой, не просыхает совершенно и регулярно поставляет Лису тару взамен загубленной в результате алхимических опытов.
Сама Алесса потихоньку обживалась во дворце. Обучение бальным танцам шло семиверстовыми шагами, придворная этика и словесность тоже на месте не задержались. Также науми практиковалась в изобретении тысячи и одной хитрости, чтобы удрать с уроков вышивания.
— Только без тебя всё равно плохо. Я во дворце ночевала только, да ещё на уроки приходила, а так всё торчала здесь под дверью как сталагмит. А они мне: «Он занят, приходите завтра».
— Ну-у! Тогда обними меня, и я тебе сегодня приснюсь.
Положив голову на плечо Вилля, Алесса стала поглаживать вдоль позвоночника. По спине приятно побежали мурашки. Да, за последнее время науми изучила слабости крылатого волка, в обеих ипостасях одинаковые.
— Вилль?
— Ммм?
— А, может, ну их к лешему! Ты всё равно не переубедишь Ковен, так просто напиши, что они требуют.
Вилль мысленно усмехнулся. Значит, свидание разрешили для того, чтобы Алесса убедила друга не упрямиться больше…
Ну-ну.
— Ты хочешь, чтобы я спасовал перед магами?
— Я не хочу, чтобы над тобой издевались.
— Поверь, Лесь, я знаю, что делаю.
— Они тебя сломают!
— Нет, Лесь. Свои зубы. И… давай не будем об этом, а?
Больше Тай-Линн не настаивала. Вот и умница. Оставшееся время просто болтали о ерунде. Вилль не хотел знать сейчас, что заставили написать Алессу.
* * *
Девушка сдержала обещание и скандал не устроила. Но, продвигаясь на выход впереди Флокса, незаметно потянула нить жемчужных бус. Падал ищейка красиво, громко и с подпевкой. И не придерёшься! Несчастный случай. Сам на бусиках разъехался.
Вернувшись, Алесса твёрдо решила найти императора во что бы то ни стало, но Его Величество опять изволил где-то прятаться, как последние пару дней. Знахарка догадывалась, что от неё. Лестно, конечно, когда сам Повелитель хоронится по всему дворцу от сикилявки из леса, но не сейчас. В очередной раз Ярини выгородила свою половинку, отговорив срочной занятостью. Будто не понимают, что Вилля надо срочно вытаскивать, пока из него не сделали волчью отбивную. Будто сговорились! Злющая аки вурдалак, Алесса процокала каблучками по галерее, исподтишка наблюдая, как глаза гвардейцев из положения «вперёд» занимают позицию «вкось»; спустилась вниз, на ходу извинившись перед служанкой за отобранный перьевой веник; прошествовала к себе в спальню; ногой захлопнула дверь…
— У-у-у!!!
Когда веник сменил ипостась на мусор, науми немного успокоилась, почесала лоб, и в него постучалась гениальная идея. Дверь кабинета для неё заперта — факт. Но ведь есть окно. Вряд ли Ярини караулит на подоконнике с алебардой наперевес. И Повелитель вряд ли скажет: «Залезай завтра!»
Старый линялый костюм, в котором науми «приключалась» в Катарине-Дей, не выбросили. Выстирали, заштопали и оставили как раритет. Алесса переоделась, накинула пуховую кофту, сменила туфли на замшевые полусапожки без каблука и, выбравшись в окно, пошкрябала наверх. Дворцовая стена была не гладкой, а пористой, точно сложенной из блоков застывшей пены, и кошачьи когти уверенно цеплялись за мельчайшие дырочки, выбоинки, трещинки. Науми ползла, по-паучьи ловко переставляя конечности, всем телом вжимаясь в поверхность. Несколько раз нога теряла опору, и девушка повисала на руках, зная, что если сорвётся, то упадёт на четыре лапы.
Тяжёлые пурпурные шторы, оказавшиеся перед глазами, точно кабинетными не были. «Левее», — заторопилась науми, сообразив, что сунула любопытный нос в опочивальню Его Величества. Она уже переставила ногу вбок, когда услышала голоса. Мужской и женский. Император и его фаворитка…
Надёжно прицепившись к акантовой капители полуколонны, Алесса вся обратилась в слух.
— Яри, он ещё мальчишка.
— Он — аватар. И, как думаешь, ему польстило бы то, как низко ты его ценишь?
— Не низко! — резко, отрывисто. — Но да, ценю. Если б я мог предположить, что с ним случится, в Скадар нипочём не пустил бы. Другого отправил.
— Кого не жалко? — с откровенным сарказмом.
— Кого ценю ниже. И сейчас… Нет, я пошлю за ним немедля, и пусть посмеют мне отказать!
— Ты никогда не слушал меня, Аристан, так может быть, сейчас? Хотя бы попробуй, я ни на чём не настаиваю.
Усмешка.
— Никогда не настаивала, но своего добивалась.
— Значит, мы оба хотели одного, Аристан, — серьёзно сказала Ярини. — Ещё день-другой, и маятник качнётся. Подожди.
— А мальчик?! Там — не место для честных прямолинейных упрямцев. Мне просто вернут живой труп!
— В том и дело, Аристан. Ты знаешь — так надо… — голос понизился до неразборчивого шёпота, затем окреп вновь. — Он рождён для того, чтобы терпеть. Арвиэль гораздо крепче, чем он сам думает. Тем более — думаешь ты. Ты готов его по правую руку за стол усадить, а ему неловко. Скакуна ему подобрал? Так он всю дорогу про своего ненаглядного Филечку разливался, мы уж и не знали, куда спрятаться на теплоходе.
