Глава 12
Ключ
Им пришлось лечиться старым способом, полагаясь на время и собственную живучесть. Башня опустела, из всех, кто здесь служил, остался лишь Джиббл, наотрез отказавшийся их покидать, когда увидел, в каком они состоянии. Маленький толстякповар ухаживал за Ролом, Рауэн и Королем Воров, когда их, одного за другим, охватила жестокая лихорадка. Какойто яд попал в их кровь через раны, он терзал и тревожил их дух день за днем, а тем временем за стенами в Аскари воцарился хаос. Рол дольше прочих оставался в сознании и помогал Джибблу привязывать двух других к кроватям, глядя, как пот струится по их изможденным лицам, а глаза невидяще полыхают, и слыша, как они во всю мощь своих охрипших голосов вопят какуюто околесицу. Он чувствовал, что и в нем, точно тошнота от скверных воспоминаний, нарастает лихорадка, но оказался в состоянии надежно запереть вход от рыщущих снаружи шаек и отдать Джибблу распоряжение, чтобы верхние уровни остались непотревоженными. Они свалили тела в кабинете Пселлоса и заколотили дверь, но не раньше, чем Рол извлек ключ из черной растаявшей плоти Господина. Ключ этот был зажат в его кулаке следующие одиннадцать дней, когда Рол боролся с лихорадкой, которую вызвал у него яд Пселлоса. Он вопил, неистовствовал и рыдал и был, в свой черед, привязан к кровати, когда разум полностью покинул его и сознание опустело и одичало. Усталое и перепуганное лицо повара было единственным неизменно возвращающимся образом в последовательности жутких видений, которые наводнили его мозг. Наконец, однако, появилось еще одно лицо, и, похоже, не одно из тех, что до крика страшили и обманывали, но утешающее и дарующее любовь. Белое, обрамленное темными волосами, похожими на крыло ворона. И прохладная рука лежала на его лбу. Она вытирала липкий пот с его глаз. Он хотел пить, она давала ему воду, и вот в конце концов он уснул настоящим сном без мучительных грез.
В его руке возникла боль. Он приблизил ее к лицу и разжал неподатливый кулак. Выпал ключ. Ключ оставил в ладони пурпурную вмятину.
Рол сел. Высокое пламя свеч, озарявших комнату, болью ударило в ноющую голову.
– Добро пожаловать обратно, – произнес чейто голос. Он обернулся и увидел Рауэн, сидящую у изножья его кровати и завернутую в коврик. У дальней стены в другой кровати ктото мощно храпел под целой горой одеял.
– Язва?
– Его лихорадка спала вчера, моя днем раньше. Но все мы слабы, как полуутопленные котята. Я отослала Джиббла отдохнуть. За последние две недели он спал не более нескольких часов.
– Это так долго тянется?
– Мы чуть не умерли. Пселлос был чистым ядом. Или его сделали таким заклинания, которые он прочел.
– Свиток, конечно. Но то, чем он стал…
– То были не заклинания, а явившая себя суть его Крови. – Она встала, нагая под ковриком, который на себя набросила, и легла к нему в промокшую постель.
– Как твои раны? – спросил он. Тогда пролилось много крови, и он лишь весьма смутно помнил, как она пострадала.
– Джиббл зашил их. У него большой опыт. – Она взяла ладонь Рола холодными и уверенными пальцами. Долгая лихорадка изнурила все ее тело, лицо ее было осунувшимся, сухожилия выступали на шее, точно узлы. Он поцеловал ее губы в ссадинах.
– Все прошло.
– Худшее позади, это так. Но Аскари без Короля Воров поистине непредсказуем. Язвы слишком долго не было на улицах. Думаю, для него окажется не такто легко воскреснуть из мертвых. Грозная слава Пселлоса – это единственное, что удерживало снаружи оравы мародеров.
– Не может быть, чтобы только Перьеносцы и сохраняли город как единое целое.
– Они были действенней всего прочего. Стража прекратила существовать, разве что тут да там купцы побогаче наняли отряддругой. Ополчение изгнали из нижнего города, точно вооружившихся пиками кроликов. Уже пора было бы избрать нового Короля Воров, но Перьеносцы, которых подкупил Пселлос, не догадываются о его смерти, а они немалая сила. Вот теперь, как и весь прочий сброд, преступное сообщество города погрязло в междоусобной войне. Джиббл раз или два выбирался за припасами. Ходят слухи, что наемнический флот Кановала уже в море и скоро будет здесь, чтобы восстановить порядок, а совет тем временем заседает и набирает войска из мелких держателей земли. Аскари вотвот станет полем битвы.
– Значит, все зря.
– Увы.
Он убил человека в постели без веской причины, оставив спящую жену близ трупа ее мужа.
– Хватит упражнений, Рауэн. Никаких ножей во тьме и лезвий в спину. Если когдалибо я стану сражаться, то лицом к лицу с противником, честно и справедливо.
Ее рот подернулся.
– Весьма похвально. Ты, видать, считаешь мир простым и понятным.
– Меня мутит от убийств. Боги, как жутко умер Пселлос! Был ли он хоть скольконибудь человек?
– Он был осквернен. Я и не подозревала, насколько сильно. Ты знаешь, что это означает?
– Я знаю, что здесь чтото не так. Взять хотя бы этот его черный язык. – И, увидав растерянность на ее лице, спросил: – То есть ты никогда прежде этого не замечала?
– Никогда.
Они поглядели друг на друга, оба ошеломленные.
– То, каким он представился нам в конце, – продолжала Рауэн, – означало, что он мог быть только из народа Камбриуса Орра, из Павших. Если его рассказы о твоем происхождении правдивы, то…
– То это в семье. И во мне тоже сидит чудовище. Ты это хочешь сказать?
– Нет, дурак, подумай. Скверна, вызвавшая к жизни Павших, произошла от сочетаний с Человеком, но твоя кровь поразительно чиста. Ты почти чистый Уэре.
– И значит?.. – Рол помрачнел. Он не хотел новых откровений.
– Значит, у тебя с Пселлосом должно быть совершенно различное родословие.
– Он был мне дядей, а не отцом.
– Дядей по крови, как он говорил, а не через брак. Гдето и в чемто в ходе рассказа Пселлос солгал тебе. Или по меньшей мере не поведал всей правды.
– Ты меня удивляешь.
Она отстранилась почти что с былой надменностью.
– Я знаю, сейчас не время. Но мы должны воспользоваться этим твоим ключом, чтобы раскрыть коекакие тайны.
– Очень хорошо. Но после этого мы садимся на корабль. И пусть с Аскари творится что угодно, мне все равно.
Приняв ванну и переодевшись, Язва стал почти неузнаваем. Его громоздкое тело сохранило недурные мышцы, несмотря на всю жестокость лихорадки, и втиснулось в одну из верхних рубах Господина, так что она едва не лопнула. Когда грязь была счищена с его лица, представилось возможным увидеть, что ему не минуло четырех десятков. Только черный блеск его глаз не изменился, оставшись позмеиному холодным.
– Чем скорее я поправлюсь, тем лучше для города, – сказал он с набитым пряной рыбой ртом. Он потянулся за новой закуской и содрогнулся. Рол без единого слова передал ему блюдо. Не иначе как у Язвы задето легкое.
