— Дочь моей сестры, — сказал он, кивая головой в сторону девушки. Нравится?
Мирейн подбирал ответные слова с явной осторожностью.
— Она очень красива и хорошо мне прислуживает. Она делает честь вашему дому.
— Не сделает ли она честь вашему дому, принц Я нона?
Девушка застыла, словно загнанная охотниками лань. Страх ее был вполне осязаем. Его почувствовали и барон, и Моранден, который смотрел, слушал и не произносил ни слова, и Мирейн. Мирейн сильнее других чувствовал этот страх, смешанный с зачарованностью и странно-беспомощным и пронзительным сожалением.
— Я слишком молод, — ответил Мирейн, — чтобы думать о подобных вещах.
Устарен рассмеялся, издав радостный рев.
— Слишком молод для этого, принц? Может быть, ростом ты и напоминаешь ребенка, однако легенды приписывают тебе возраст мужчины. Неужели они просто лгут?
Весь зал молниеносно затих. Туан с Джераном находились далеко, так же как и остальные воины, доказавшие свою верность Мирейну. Вадин не мог их отыскать. Каждый, чье лицо он узнавал, был солдатом Морандена, все они смотрели на Мирейна напряженно и с ощутимой враждебностью.
Старая и действенная тактика. Отделить врага от его союзников, окружить и победить.
Кубок Мирейна был полон крепкого сладкого вина. Он поднял его и выпил, салютуя Устарену.
— Мужчина есть мужчина, какого бы роста он ни был.
— Или даже если он полубог, — не унимался Устарен. — Скажи мне, бог приходил к твоей матери как мужчина? А может быть, как дух, в виде золотого ливня или теплого дождя? Как бог овладел своей невестой?
Глаза Мирейна сверкнули, но голос прозвучал ровно.
— Все, что произошло, навсегда останется между нею и богом.
— Как бы он ни пришел, — сказал, ничуть не смутившись, Устарен, — он оставил тебе свою метку. По крайней мере так говорят.
Мирейн стиснул свою золотую руку в кулак.
— С его стороны было очень милостиво оставить мне доказательство нашего родства.
— Позволено ли простым смертным взглянуть на него?
Напряжение в зале возросло до такой степени, что стало почти видимым. Мысли Вадина метались. Он сделал попытку заговорить.
— Метку! — кричал какой-то человек. — Покажи нам метку!
Неожиданно Мирейн поднялся, чуть не опрокинув свой стул. Один или двое пирующих рассмеялись, думая, что он перебрал. Мирейн выбросил вверх кулак.
— Да, отец пометил меня. Он поставил клеймо, чтобы все могли его видеть. Смотрите!
Золотым пламенем зажглась его ладонь. Кто-то вскрикнул.
Вадин почувствовал, что позади него притаилась опасность. Он напрягся для прыжка, но было слишком поздно. Сильные руки схватили его и потащили назад.
Черное лезвие рассекло воздух около груди Мирейна. Девушка, прислуживавшая ему, кружилась, широко открыв застывшие глаза.
Моранден вскочил на ноги. Воины Умиджана сгрудились вокруг него. Двое держали сопротивлявшегося изо всех сил Вадина. Но Мирейн был свободен. Люди в зале отступили назад, убрав столы. Вокруг центрального очага образовалось свободное пространство, и люди по его краям стояли в строгом ритуальном порядке: мужчины — снаружи, женщины — внутри круга, а в самом его центре находились Мирейн и родственница барона. Она отбросила покрывало и оказалась еще более красивой, чем предполагал Вадин. И гораздо более опасной. В каждой руке она держала по кинжалу: один был черным и прямым, другой — бронзово-коричневым, с изогнутым лезвием. Она двигалась медленно, легко, словно в танце, постепенно приближаясь к своей цели.
Вадин укусил державшую его руку. Ее владелец почти бессознательно ударил его, но не выпустил. Пока Вадин собирался с силами, чтобы возобновить борьбу, Моранден выкрикнул яростно и грубо:
— Нет! Я запрещаю!
Ему ответил Мирейн, сбросивший свои парадные одежды и ни разу не сбившийся с такта в этом смертельном танце. Голос его был пугающе мягок:
— Оставь это, родственник. Либо я умру, и ты получишь все, о чем так страстно мечтал, либо я останусь жив, и тогда мы встретимся с тобой в честной битве. Как ты можешь проиграть? — Он ослепительно улыбнулся. — А я проигрывать не намерен.
Черной молнией блеснул кинжал. Мирейн увернулся в танце. Девушка улыбнулась.
— О великодушный, — почти пропела она. — О храбрый мальчик, ты пришел сюда, чтобы драться в войне, затеянной из-за тебя. Как жаль, что ты должен умереть. Ты так молод.
— Черное лезвие, — хрипло произнес Моранден, перекрывая затихающее эхо ее слов, — черное лезвие отравлено. Другое предназначено для твоего сердца. После того как ты расстанешься со своим мужеством.
— Нежный яд, — сказала она. — Он заставляет жертву мечтать о том, чтобы лечь и любить меня. Ты сделаешь это? Ты возлюбленный богини, и ты так прекрасен.
— И так любим ее врагами.
Мирейн поклонился Морандену, который не мог или не хотел помочь ему, но выполнил требования чести. Он двигался шаг в шаг с женщиной, повторяя ее движения и сохраняя дистанцию, которую она никак не могла сократить.
Сначала Вадин думал, что слух изменяет ему. В зале, где ярко горел огонь, было так тихо, как будто в него не набилось почти полтысячи человек, следящих за тем, как два безумных создания скользят друг за другом. Но вот в эту невообразимую тишину вплелась медленная нежная музыка. Темнота, пронизанная золотом. Голос, одновременно глубокий и ясный. Это Мирейн начал петь.
Женщина… нет, жрица, приверженка богини, никем другим она и не могла быть, — жрица прыгнула, словно когти выставив вперед бронзу и черную сталь. Пение оборвалось. Зазвучало вновь. Теперь оно слышалось отчетливо, но слова были странными. Казалось, в них нет никакого смысла или по крайней мере смысл этот выходил за рамки человеческого понимания.
Чья-то могучая фигура ворвалась в круг — Устарен с напряженным лицом, с застывшими глазами, во власти чар. Мирейн исчез как тень. Жрица обернулась, и кинжалы сверкнули в ее руках. Черный клинок ударил первым. Барон стремительно налетел прямо на отравленное лезвие. Медленно, издав звук не более громкий, чем вздох, он опустился на пол. Жрица звонко и дико расхохоталась.
— Кровь! Кровь во имя богини!
Мирейн набросился на нее, быстрый и ловкий как кошка. Черный кинжал глубоко вонзился в сердце Устарена. Бронзовый сверкнул так близко от щеки Мирейна, что коснулся ее подобно бритве. Принц резко и яростно рассмеялся. Его золотая рука сжалась вокруг запястья жрицы, и она взвыла от боли.
Нож упал, она тоже. Отпустив жрицу, Мирейн подхватил кинжал и обернулся. Пламя взметнулось к кровле и рассыпалось на тысячи тлеющих угольков. Он прошел прямо по ним. Через них. Стоявшие в круге расступились, в ужасе отпрянув под его взглядом, охватившим их посеревшие лица. Божественная сила наполняла его глаза, пламенела в них, поглощала их.
