Ор стругал клинышек, чтобы заткнуть щель. Тонкие стружки, завиваясь, падали на землю, мысли то возвращались к работе — проверить, что делают руки, то бродили вдалеке. Ору уже не верилось, что когда-то он не слушался велений краснолицых, а втыкал в них копье. Год назад до общины донеслась весть о каком-то неудачном походе атлантов на восток. Будто их заманили в ловушку и многих убили. Значит, не все покорились узкоглазым?
Все тоньше становились стружки, падающие из-под ножа… Нет, не выполнил Ор наставления Матери, ничего не узнал о тайнах узкоглазых. Вспомнился Чаз — как в Умизане он топтал полоски кожи со знаками. Чаз говорил — в них вся сила врагов.
Тогда почему Ор не видит их ни у Храда, ни у хозяйки? Вот их младшая дочь часто выходит из дома с целой связкой листов. Сидя под старым кленом, она подолгу смотрит в них, и лицо у нее становится то испуганным, то веселым… Но разве это делает ее могущественной? Вот уж нет! Мать кричит на нее, зовет вздорной девчонкой, братья добродушно поддразнивают. Старый Храд любит Иллу. Но и он, увидев ее с листами, кряхтит от досады.
Ни до чего не додумавшись, Ор заделал щель и поднялся — отнести ведерко и нож хозяйке. Проходя мимо клена, он увидел на вросшей в землю глыбе листы Иллы. Видно, кто-то позвал ее, и девушка оставила все под деревом, думая быстро вернуться. Ор метнул взгляд по сторонам — двор был пуст. Три прыжка, и сила атлантов, брошенная легкомысленной девчонкой, может оказаться в его руках. А если увидят? Соседскому рабу всего за кражу овцы отрезали нос! Но тайна ценнее овцы…
Сперва знаки заметались перед глазами.
Потом Ор стал различать отдельные рисунки.
Многие изображали знакомое, другие походили на несколько вещей сразу, третьи — вообще ни на что. Вот несколько знаков подряд как будто складываются в рассказ? Пытаясь схватить то поддающийся, то вновь ускользающий смысл, Ор позабыл об опасности.
Возвращаясь, Илла увидела гия, который, склонив светлую гриву над листами, что-то бормочет, словно читая. Это было так забавно, что девушка вместо того, чтобы сердиться, рассмеялась. Ор прыжком отлетел на несколько шагов, но тут же понял, что бегство бесполезно. А Иллу его скачок еще больше развеселил. Задыхаясь от смеха, она едва выговорила: «Пойди сюда!»
В черных глазах атлантки прыгали веселые искры. Но старый раб, негр М-Бату со знанием дела говорил, что веселье атланта всегда оборачивается бедой для раба.
— Что ты делал с листами?
— Хотел понять молчаливую речь, — потупясь буркнул Ор.
— Вот как! Ты знаешь, что письмена говорят? Что же они сказали тебе, гий?
Ор ткнул пальцем:
— Эти люди-воины сели на корабль и поплыли… А эти птицы, может быть, они показывали путь кораблю?
Илла была изумлена:
— Эту строчку ты угадал. А что тебе говорит следующая?
— Она не хочет говорить, — сознался Ор, глядя на две группы зазубренных палочек. Перед первой стояла фигурка воина, перед второй — может быть, знак Солнца?
— То-то, дикий! Эти знаки показывают число воинов, а эти — число дней пути. Вот, слушай: «Пять раз по двадцать и еще с половиной десяток было в ладье их. А путь продолжался дважды по двадцать и семь дней и ночей непрерывно». — Голос девушки звучал монотонным напевом, как в песнях Тейи, но у той получалось красивее.
— Это что здесь такое?! — широкая тень Храда легла на «Повесть о Юном Кормчем». Ни Ор, ни Илла не заметили, как он, неслышно ступая меховыми сапогами, подобрался к клену.
— Ой, отец! — девушка с обезоруживающей улыбкой глянула в перекошенное шрамом лицо. — Знаешь, наш гий понимает, что листы говорят, и даже угадывает некоторые знаки. Вот не думала, что дикие…
— Глиняная! — заворчал Храд, пытаясь сохранить суровость. — Сама изводишь время на сказки, и раб из-за тебя бездельничает.
— Но я совсем ненадолго… — съежившись в ожидании кары, гий с удивлением заметил: она не выдала его, не сказала, что он заглянул в листы без спросу.
— Иди, займись тканью. Я смотрю, ты уже пол-луны кончаешь один кусок. А ты, — хозяин, протянув длинную руку, ухватил Ора за волосы на затылке, — иди к хозяйке, пусть даст тебе работу.
Довольный, что легко отделался, Ор подхватил нож и ведерко…
— Нет, погоди!
«Все же решил побить», — подумал Ор, медленно возвращаясь. Но хозяин глядел мимо. Наморщив лоб, шевеля толстыми пальцами, он старался ухватить за жабры мелькнувшую мысль.
— Так говоришь, — обратился он к дочери, — этот козел угадывал знаки? — Илла кивнула. — Ну вот что, — Храд решил и теперь говорил тоном, не терпящим возражений. — Хватит твоему умению пропадать зря. Вдолбишь гию знания первого круга.
— Дикому? — удивилась Илла. — Но зачем?
— Грамотный раб дорого стоит. Если надо, помогу тебе плеткой.
Так любопытство опять толкнуло Ора на новую тропу. В глухом селении рукописи были мало в ходу. По-настоящему читала одна Илла.
Она научилась девочкой, когда Храду ценой немалой взятки удалось определить младшего сына в школу, готовящую чиновников. Перед испытаниями учеников отпускали по домам — зубрить очередную порцию знаний. И вот, пока Агдан со стонами и проклятиями десятки раз повторял значения знаков, любопытная Илла вертелась вокруг и запоминала их раньше, чем брат.
Наставления о счете, о том, как командовать рабами, какие применять наказания, не очень ее увлекали. Но юношей учили и начаткам истории Срединной с ее могучими героями, мудрыми творцами, славными деяниями. Были и наставления о правилах вежливости, тонкой беседы. Все это было так непохо-же на монотонную жизнь в горной общине! Илла пристрастилась к чтению. Поступив на сытную должность в Атле, Агдан купил сестре целую кипу рукописей и время от времени привозил еще.
И вот наконец у Храда возникла надежда извлечь выгоду из вздорного занятия дочери. Каждый вечер Илла раскладывала под кленом листы, полоски березовой коры, тростинки, чашечки с краской. Ор уже не надеялся добыть из знаков заветные секреты. Иначе Храд не подпустил бы к листам раба. Но учиться было интересно. Его память пожирала знаки, как голодная лиса мышей. Даже ночью они вдруг начинали бегать перед глазами.
Когда наступили холода, учебу перенесли в дом. В большой комнате по вечерам собирались семья и рабы Храда. Женщины пряли волокна, кроили кожи для одежды и обуви, мужчины плели веревки, делали утварь для хозяйства. Рабы теснились у двери, хозяева — ближе к большому открытому очагу. Ору с Иллой было отведено самое светлое место. Не всем это нравилось. Старая хозяйка считала затею бесполезной. Средний сын с женой шипели, что тошно видеть раба на хозяйском месте у огня. Но никто не решался открыто перечить Храду.
