— По кромке Круга Безумия, — предположил Птека. — Ты ничего не чувствуешь?
— Нет.
— А у меня аж горло перехватывает и сердце в пятки ухает при каждом шаге.
— Может, это не Круг, а просто ты боишься? — не поверил Марк.
— Я не трус! — обиделся Птека.
— Да? А мне вот не по себе. Думаю, вдруг крыски нашли лазейку, щёлку в Круге Безумия?
— А это было бы здорово! — обрадовался Птека. — Мы бы тоже могли ею воспользоваться, ежели что…
Перекусили и двинулись дальше.
— Вот он, Круг Безумия, — махнул лапкой Птека.
Неровная полоса шиповника тянулась по лесу. Шиповник, да и шиповник — Марк не стал особо приглядываться, крыски уходили всё дальше, а Круг стоял себе на месте, его можно было рассмотреть на обратном пути.
Почва становилась всё каменистей, старые кроссовки Марка проскальзывали на усеянных градинками плоских камнях, выступающих из земли.
При очередном шаге он сильно раскатился на каменной плашке, градины великолепно сыграли роль шарикоподшипников. Споткнулся, ушиб колено о край валуна и в довершение бед угодил рукой в куст шиповника. И чуть не прикусил язык в яростном желании выругаться на всю округу, так было больно.
Птека, идущий позади, сдавленно вскрикнул: он, в отличие от Марка, заметил, как отделилась от ветки тёмная мягкая тень, прянула вниз, на спину человеку. И промазала совсем немного, приземлившись на то место, где прошёл бы Марк, если бы не упал.
Выгнувшись дугой, красавица рысь замерла на тропе. И снова прыгнула.
Два звеРрюги сшиблись в воздухе: росомаха успел обернуться и кинуться на защиту. Мохнатый клубок рухнул на камни.
Пока Марк выпутывался из колючих объятий шиповника, совсем рядом кипела схватка. Ни о какой тишине теперь речи не было — треск, хриплое рычание и вой заглушали даже шум реки.
Ужаснувшийся Птека отчаянно соображал, где бы спрятаться, но не успел придумать. Росомаха убил рысь раньше, пушистый холмик замер меж камней. У росомахи был располосован бок, липкая от крови шерсть склеивалась в жёсткие лохмотья. Он, кособочась, подковылял к Марку.
— Я её укрою? Хорошая рысь, много еды. Потом съем.
Марк кивнул. Его начало трясти, не то от холода, не то от запоздалых переживаний.
— Ннадо к реке спуститься, — сказал, заикаясь, он. — Ппить хочу.
Птека стряхнул с себя оцепенение и решительно пошёл напролом через кусты к берегу. Если отвернуться и не видеть, что это испуганный маленький звеРрик, вполне можно было подумать, что по лесу ломится бешеный медведь.
ЗвеРрюга тем временем оттащил рысь к вывороченному дереву, вырыл ямку под переплетением коряг и спрятал добычу там.
Марк поднялся и, хромая, пошёл за Птекой.
Луна подсвечивала струи ЗвеРры-реки, они отливали тусклым оловом. Город остался выше по течению, а здесь только чёрный лес зубчатой стеной стоял по берегам. Мрачно, безлюдно и холодно.
Где-то там, дальше, рокотал водопад.
Марк с наслаждением напился. Студёная вода ломила зубы.
Росомаха жадно припал к реке.
— Давай бок промоем! — предложил Марк.
— Не-а, — помотав головой, так что брызги полетели с морды, отказался звеРрюга. — К утру само затянет.
— Ну, как знаешь, дело твоё.
Марк набрал воды в птекову фляжку, заткнул пробкой.
— Мне вот интересно, почему крыски не сбежались на наш шум-гам.
— Они далеко, — предположил Птека.
— Или чем-то заняты. Совсем далеко они быть не могут: возвращались же к рассвету в город, — добавил Марк.
Они поднялись к тропе и продолжили путь, гадая, куда же подевались крыски. Горы сдвинули бока совсем тесно, тропа сделала несколько петель, ушла на склон, зазмеилась по нему, приноравливаясь. Вышли на старую, заброшенную дорогу, уводившую куда-то в отроги. Прямо поперек дороги стеной возвышался шиповник, родной брат того, в который угодил Марк. В свете луны необычайно крупные цветы его казались серебряными.
— Альбинос… — буркнул Марк.
Росомаха что-то учуял, тревожно завертел носом.
— Горит впереди, — сообщил он.
Марк принюхался, но ничего не почувствовал.
Птека устало плюхнулся на камень, благо мохнатая шуба позволяла сидеть и на промороженном булыжнике.
— Давайте отдохнём! — предложил он жалобно. — Я совсем вымотался…
— Давай.
Марк нашёл корягу, тоже присел. Думы были грустными. Поход затягивался, он рассчитывал догнать крысок максимум к полуночи, но давно перевалило за полночь, а они всё шагают неизвестно куда. Болит колено, болит рука. Приложился о камень он той же ногой, по которой бороздил его клыками кабан, и нога отнюдь не обрадовалась новой травме. Пока боль терпима, но не стало бы хуже…
Двужильный росомаха, уже оправившийся от схватки с рысью и, похоже, не нуждающийся в отдыхе, пошёл вперёд и вскоре вернулся с новостью:
— Крыски сошли с тропы. И там свет.
— Какой свет? — не понял Марк.
— Красный, — подумав, объяснил росомаха. — С искрами.
— Костёр?
Росомаха снова задумался.
— Костёр, — согласился он.
"Наконец-то дошли…" — обрадовался про себя Марк. И даже боль в колене затихла.
Пошли вслед за росомахой. Миновали осыпь, скатились в глубокую падь и полезли наверх по крутому, усеянному скалами склону.
Пока Марк дивился, с чего это крыски такие кренделя закладывают, — росомаха вывел их на каменистый пятачок, с которого открылся вид на реку.
— Вот! — гордо сообщил он, указывая вниз.
Костром, конечно, это тоже можно было назвать.
Только очень большим.
Полыхала мельница. Та самая, облюбованная выдрами, самыми миролюбивыми звеРрюгами из Круга Безумия.
Внизу же вершилось небывалое для ЗвеРры: звеРрики напали на звеРрюг. Численный перевес, спланированность нападения и внезапная атака были на их стороне. И — ярость, знаменитая ярость загнанных в угол крыс.
Скалистый уступ, на котором затаились Марк, Птека и росомаха, нависал над порогом, на котором была поставлена мельница, а в отдалении бушевал громадный водопад, сбрасывающий воды ЗвеРры-реки в бездонную ночную пропасть. Вода там бурлила, пенилась и грохотала так, что слышно было далеко-далеко. Это был настоящий край мира.
Луна мертвила лес и горы вокруг.
Пылающая мельница отражалась в чёрной воде.
Крыски выкидывали тела убитых в ЗвеРру и река уносила их к водопаду, в бурлящую тьму.
Вслед за выдрами пришёл черед мельницы, её раскатывали по бревнышку, отправляя горящие обломки туда же, в водопад.
На берегу часть крысиной стаи деловито обустраивала постоянный лагерь.
— Ничего не понимаю, — выдохнул Птека. — Что они делают? Зачем?
